– Да, я тоже удивился, – небрежно произнес Джейми, сжимая тонкий фарфор большими ладонями. – Когда он выдернул лезвие, кровь брызнула, словно фонтан, и залила нас обоих. Такого я никогда не видел.
– Вероятно, ты раньше никому не давал зацепить свою подключичную артерию, – сказала я, стараясь собрать все свое спокойствие, и искоса взглянула на рану.
Она запечаталась: края лоскута посинели, и прорезанная плоть под ним была почти черной от запекшейся крови. Рана даже не сочилась, не говоря уже об артериальном кровотечении. Лезвие, минуя вену, вошло снизу и лишь укололо артерию позади нее.
Я протяжно и глубоко вдохнула, безуспешно пытаясь не представлять, что могло бы случиться, пройди лезвие чуть глубже, или что было бы, не окажись у Джейми платка, или если бы он не знал, как зажать рану, или если бы у него не было возможности это сделать.
С опозданием до меня дошло, что он сказал: «Кровь брызнула, словно фонтан, и залила нас обоих». А когда я спрашивала Стеббингса, не его ли это кровь пропитала рубашку, он, ухмыляясь, ответил: «Вашего мужа». Я думала, что он просто гадко себя вел, но…
– Тебя пырнул капитан Стеббингс?
Джейми утвердительно фыркнул и откинулся назад, чтобы я могла добраться до раны. Он снова осушил чашку и со смиренным видом поставил на ящик. – Я этого не ожидал. Думал, что свалил его, но он упал на пол и поднялся с ножом в руке, маленький засранец.
– Ты стрелял в него?
Он моргнул от моей интонации.
– Ну, разумеется.
Я не могла придумать ни одного ругательства, которое бы точно охарактеризовало ситуацию, и, бормоча себе под нос: «Иисус твою Рузвельт Христос!» – принялась к промывать и зашивать рану.
– А теперь послушай меня, – проговорила я со всей строгостью военного хирурга. – Насколько я могу судить, это весьма незначительный порез, и тебе удалось остановить кровотечение достаточно надолго, чтобы сформировался сгусток. Но этот сгусток – единственное, что уберегает тебя от смертельной кровопотери. Ты меня понимаешь?
Не совсем правда, или, точнее, перестанет ею быть, как только я пришью на место поддерживающую плоть, но сейчас не время, чтобы давать ему лазейку.
Джейми долго и довольно невозмутимо смотрел на меня.
– Понимаю.
– Это означает, – подчеркнула я, втыкая иглу в его тело с такой силой, что он вскрикнул, – что ты не должен использовать свою правую руку, по крайней мере, ближайшие сорок восемь часов. Ты не должен тянуть канаты, не должен лазить по такелажу, не должен бить людей. Правой рукой ты можешь лишь почесать задницу, не более того, слышишь меня?
– Да тебя весь корабль слышит, – пробормотал он, но скосил взгляд ниже, пытаясь разглядеть ключицу. – Вообще-то, я чешу задницу левой рукой.
Капитан Стеббингс определенно слышал нас: из-за сундука с чаем донесся тихий смешок, за которым последовал рокочущий кашель и слабое довольное кряхтение.
– И, – продолжила я, протягивая нить через кожу, – тебе нельзя сердиться.
Джейми с присвистом вздохнул.
– Почему?
– Потому что тогда твой сердечный ритм усилится, и это приведет к повышению кровяного давления, которое…
– Взорвет меня, как бутылку пива, которое было закупорено слишком долго?
– Примерно так. Теперь…
Все, что я собиралась произнести дальше, тут же улетучилось из моей головы, потому что дыхание Стеббингса неожиданно резко изменилось. Я бросила иглу и, повернувшись, схватила блюдо. Отодвинув сундук с чаем, я поставила на крышку сундука блюдо и упала на колени возле тела Стеббингса.
Его губы и веки посинели, а кожа лица стала цвета замазки. Задыхаясь, он издавал жуткие звуки и широко разевал рот, хватая воздух, но безуспешно.
К счастью, для данной ситуации имелись общеизвестные нецензурные слова, и некоторые я употребила, торопливо откидывая одеяло и погружая свои пальцы в его пухлый бок в поисках ребер. Стеббингс скрючился и захихикал, тоненько и нелепо, отчего Джейми (игла все еще раскачивалась на нити, торчащей из его ключицы) нервно засмеялся в ответ.
– Сейчас не время бояться щекотки, – сказала я сердито. – Джейми! Возьми одно из тех перьев и вдень в него иголку.
Пока он это делал, я быстро обтерла кожу Стеббингса смоченным бренди куском ткани. Затем взяла перо-иглу в одну руку, бутылку бренди в другую и, словно забивая гвоздь, вогнала перо острым концом во второе межреберье. Когда перо прошло сквозь хрящ в плевральной полости, я почувствовала в глубине хлопок.
В ответ капитан издал высокий звук «и-и-и-и-и», но это был не смех. Я отрезала перо немного выше иглы, но от удара иглу засосало. Я запаниковала, пытаясь ногтями вытащить ее, и наконец мне это удалось. Затхло пахнущая кровь вместе с жидкостью брызнули через полое перо, затем напор уменьшился и послышалось слабое шипение воздуха.
– Дышите медленно, – проговорила я более спокойно. – Оба.
Я с тревогой смотрела на перо, ожидая дальнейшего оттока крови. Если у Стеббингса сильное легочное кровотечение, то я практически ничем не смогу помочь. Но пока я заметила только небольшое подтекание: красную слизь на наружном конце пера.
– Сядь, – сказала я Джейми, который сел, скрестив ноги, на полу рядом со мной.
Стеббингс стал выглядеть лучше: легкое, по крайней мере, частично расправилось, и теперь он был просто белым, а губы его, хоть и бледные, уже слегка порозовели. Шипение из пера замерло на вздохе, и я положила палец на открытый конец трубочки.
– В идеале, – произнесла я светским тоном, – я бы провела длинную трубку от вашей груди в банку с водой. Таким образом, воздух, скапливающийся вокруг легких, выходил бы, но не смог бы вернуться. Но пока у меня не будет чего-нибудь вроде трубки длиной в несколько дюймов, ничего не получится.
Привстав на коленях, я жестом подала знак Джейми.
– Иди сюда и положи палец на кончик пера. Если он снова начнет задыхаться, убери палец на секунду, пока оттуда не перестанет с шипением выходить воздух.
Джейми было неудобно тянуться к Стеббингсу левой рукой, и, косясь на меня, он осторожно вытянул правую и заткнул перо большим пальцем.
Кряхтя, я поднялась на ноги и опять отправилась обшаривать груз. Там должен быть деготь. Я прилепила промасленный лоскут к груди капитана теплым дегтем, и осталось еще довольно много. Не самый подходящий вариант, и сейчас слишком мало времени, чтобы возиться с дегтем. Может, лучше использовать клочок мокрой ткани?
В одном из сундуков Ханны Арнольд я нашла сокровище: небольшую коллекцию сушеных растений в стеклянных банках, в одной из которых был порошкообразный гуммиарабик. Сами растения тоже меня заинтересовали, поскольку их явно импортировали: хинная кора (надо попробовать отправить ее в Северную Каролину для Лиззи, если мы когда-нибудь выберемся с этой жуткой посудины), мандрагора и имбирь, – то, что никогда не произрастало в колониях. Я ощутила себя внезапно разбогатевшей. Стеббингс застонал позади меня, и послышалось шуршание ткани и тихое шипение, когда Джейми ненадолго убрал свой палец.
Но даже все богатства сказочного Востока не помогут Стеббингсу. Я открыла баночку гуммиарабика и, зачерпнув немного в ладонь и смочив водой, стала мять, придавая липкому шарику форму неровной цилиндрической затычки, которую я завернула в обрывок желтого ситца с рисунком в виде пчелок и завязала наверху аккуратный узелок. К счастью, все получилось. Я вернулась, без лишних слов вытащила из отверстия полое перо – на нем уже появились трещинки из-за сокращений реберных мышц Стеббингса, – и вкрутила на его место более крупную по размеру полую куриную кость.
В этот раз он уже не смеялся. Я аккуратно заткнула конец кости и, опустившись на колени перед Джейми, продолжила зашивать рану у его ключицы.
Голова у меня была ясная, но все постепенно теряло реальность, и это было признаком полного изнеможения. Я сделала все, что должна была, но знала, что долго на ногах не продержусь.
– Что сказал капитан Хикмен? – спросила я, скорее, чтобы отвлечь нас обоих, нежели потому, что действительно хотела знать.
– Много всего, как ты можешь догадаться. – Джейми сделал глубокий вдох и уставился на огромный черепаший панцирь, втиснутый между ящиками. – Тем не менее, отбросив сугубо личные мнения и определенное количество ненормативной лексики… мы направляемся вверх по Гудзону. К форту Тикондерога.
– Мы… что? – Я нахмурилась, глядя на иглу, наполовину воткнутую в кожу. – Зачем?
Руки Джейми, прижатые к палубе, напряглись: пальцы так сильно вжались в доски, что ногти побелели.
– Он направлялся туда, когда возникли сложности, и намеревается продолжить путь. Я нахожу, что он – джентльмен с весьма принципиальными воззрениями.
Из-за сундука с чаем донеслось короткое фырканье.
– Я тоже заметила нечто подобное. – Завязав последний шов, я аккуратно обрезала нить своим ножом. – Вы что-то сказали, капитан Стеббингс?
Фырканье повторилось, погромче, но с той же интонацией.
– А нельзя его убедить, чтобы он высадил нас на берег?
Пятерня Джейми зависла над свежими швами, явно желая почесать зашитое место, но я отпихнула ее.
– Да, но… Есть и другие сложности, саксоночка.
– Рассказывай, – пробормотала я, вставая и потягиваясь. – О боже, моя спина. Что за сложности? Хочешь чаю?
– Только если в нем будет достаточно виски.
Прислонившись к переборке, Джейми откинул голову и закрыл глаза. Его щеки слегка порозовели, хотя лоб блестел от пота.
– Бренди сойдет?
Я сама очень хотела чаю – без алкоголя! – и, не дожидаясь кивка Джейми, направилась к трапу. Поставив ногу на первую ступеньку, я увидела, как Джейми потянулся за бутылкой вина.
Наверху дул сильный ветер, который, едва я показалась из недр корабля, закрутил длинный плащ вокруг меня и взметнул вверх мои юбки весьма игривым образом. Это оживило мистера Смита – или, точнее, мистера Марсдена. Он моргнул и поспешно отвернулся.
– Добрый вечер, мэм, – произнес он вежливо, когда мне удалось разобраться со своей спутанной одеждой. – Полковник чувствует себя лучше, я надеюсь?