Пошел слух, что Грей – друг Франклина; люди стали к нему подходить и приветствовать, и вскоре он оказался лицом к лицу с Бенджамином Рашем.
Грею не впервые приходилось сталкиваться с преступниками, так что он и бровью не повел. Сейчас было не время рассказывать о племяннике, и Грей довольствовался тем, что пожал доктору руку и упомянул о знакомстве с Франклином. Раш проявил больше радушия, прокричав, чтобы Грей обязательно навестил его на досуге, можно даже утром.
Грей охотно заверил доктора, что придет, и выбрался из толпы, надеясь, что Раша не повесят прежде, чем он осмотрит Генри.
Грохот на улице положил конец празднованию. Раздались громкие крики, что-то глухо ударило по стене здания. Огромный грязный булыжник разбил оконное стекло, и крики «Изменники! Предатели!» стали слышны лучше.
– Заткнитесь, лизоблюды! – закричали из таверны.
В ответ вместе с патриотическими выкриками «Боже, храни короля!» полетели комья грязи и камни, некоторые попадали внутрь сквозь открытую дверь и разбитое окно.
– Выхолостить короля-Брута! – закричал знакомый Грею юноша, и половина людей выбежали на улицу. Некоторые задержались, чтобы отломить ножки стульев и применить их в качестве аргумента в развязавшейся политической дискуссии.
Грей опасался, как бы на Раша, еще не осмотревшего Генри, на улице не напали лоялисты. Но Раш и несколько других повстанцев – по-видимому, главарей – уклонились от стычки и после короткого обсуждения предпочли уйти через кухню. Грей же остался в компании с мужчиной из Норфолка по фамилии Пэйн – носатым оборванцем и яркой личностью. Он имел твердое мнение по вопросам свободы и демократии, а также обладал выдающимся запасом эпитетов в отношении короля. Говорить им было не о чем: Грей вряд ли смог бы откровенно высказать противоположное мнение по этим вопросам, так что он извинился, намереваясь последовать за Рашем и его друзьями через заднюю дверь.
Уличная схватка достигла пика и завершилась бегством лоялистов; люди хлынули в таверну, кипя праведным негодованием и поздравляя друг друга. Среди них был высокий, худощавый брюнет; отвлекшись от разговора, он обернулся, увидел Грея и замер.
Грей подошел к нему, надеясь, что биение его сердца не слышно за затухающим шумом с улицы.
– Мистер Бошан, – сказал он и взял Персеверанса Уэйнрайта под руку, сжав запястье. Со стороны это выглядело сердечным приветствием, но на самом деле было удерживающей хваткой. – Не уделите мне минутку?
Он решил не вести Перси в дом, который снимал для себя и Дотти. Не потому, что Дотти могла узнать его, – она еще даже не родилась, когда Перси исчез из жизни Грея, а лишь повинуясь инстинктивному нежеланию позволить ребенку играть с ядовитой змеей. Перси тоже не стал приглашать Грея в свое жилище. Возможно, не хотел, чтобы Грей знал, где он живет, в случае если понадобится тихо исчезнуть. В конце концов договорились прогуляться до Юго-восточного сквера.
– Это кладбище для бедняков и бродяг. Там хоронят тех, кто не был горожанином, – пояснил Перси, показывая дорогу.
– До чего же кстати, – сказал Грей, но Перси либо не расслышал, либо притворился, что не слышит. Они почти не говорили – на улицах было полно людей. Всюду виднелись полосатые флаги, на каждом красовалось поле со звездами, хотя расположение звезд ни разу не повторялось. Полосы тоже разнились по цвету и размеру: либо красные, белые и синие, либо только красные и белые. Однако, невзирая на символы праздника и царившее на улицах буйное веселье, в воздухе висело острое ощущение опасности. Может, Филадельфия и считалась столицей повстанцев, но до крепости ей было далеко.
В парке оказалось спокойно – как и должно быть на кладбище – и на удивление мило. Тут и там виднелись несколько деревянных надгробий с именами, – никто не стал тратиться на каменные изваяния, хотя какая-то благочестивая душа установила в центре кладбища огромный каменный крест на постаменте. Не сговариваясь, Грей и Бошан пошли к нему, следуя поворотам ручейка.
Перси, должно быть, специально выбрал парк, чтобы все обдумать по пути. Что ж, Грей тоже всю дорогу думал. Так что, когда Перси сел на постамент и вопросительно обернулся, Грею не пришлось тянуть время, рассуждая о погоде.
– Расскажи мне о второй сестре барона Амандина, – потребовал он.
Перси моргнул и улыбнулся.
– Джон, ты меня удивил. Клод вряд ли рассказывал тебе об Амели.
Грей ничего не ответил, лишь сложил руки за спиной и ждал. Перси пожал плечами.
– Ладно. Она была старшей сестрой Клода. Моя жена, Сесиль, – младшая.
– Была, – повторил Грей. – Значит, она мертва.
– Уже сорок лет. Почему ты ею заинтересовался? – Перси вынул из рукава платок и промокнул виски – было жарко, да и шли они долго: у Грея промокла от пота рубашка.
– Где она умерла?
– В парижском борделе.
Это заявление сбило Грея с толку. Перси криво улыбнулся.
– Если хочешь знать, Джон, я ищу ее сына.
Грей посмотрел на него и медленно сел рядом. Серый камень постамента оказался теплым.
– Хорошо. Расскажи мне о нем, будь добр.
Перси с настороженным удивлением покосился на него.
– Ты должен понимать, Джон, что есть вещи, о которых я не могу рассказать. Кроме того, я слышал, что между английскими министрами ведутся ожесточенные споры о том, кто будет вести переговоры по моему прошлому предложению – и с кем. Полагаю, именно этим ты и занимаешься? Если так, то спасибо.
– Не переводи разговор на другую тему. Я спрашивал тебя не о прошлом предложении. – «По крайней мере, пока», – подумал Грей. – Я спросил об Амели Бошан и ее сыне. Разумеется, ты не можешь рассказать мне все о более важном деле, а потому таинственность в отношении сестры барона кажется делом куда более личным.
– Так и есть. – Перси что-то обдумывал, Грей видел это по его глазам – прищуренным, слегка затуманившимся карим глазам, имеющим глубокий, теплый оттенок хереса. Перси коротко побарабанил пальцами по постаменту и с решительным видом повернулся к Грею.
– Что ж, зная твою бульдожью хватку, полагаю, что, если я не расскажу тебе о причине своего пребывания здесь, ты станешь преследовать меня по всей Филадельфии.
– Так зачем ты здесь?
– Я ищу печатника по имени Фергус Фрэзер.
Грей удивленно моргнул – он не ожидал столь недвусмысленного ответа.
– Кто это?
Перси соединил руки в замок, переплел пальцы и ответил:
– Прежде всего, он сын некоего Джеймса Фрэзера, бывшего якобита и действующего повстанца. А во-вторых, как я уже сказал, он печатник и, подозреваю, такой же мятежник, как его отец. А в-третьих, я имею веские причины подозревать, что он сын Амели Бошан.
– Ты хочешь сказать, что у Джеймса Фрэзера есть незаконнорожденный сын от французской шлюхи? Которая к тому же происходила из древнего знатного рода? – Грей был потрясен, однако говорил нарочито несерьезно, и Перси рассмеялся.
– Нет, печатник – приемный сын Фрэзера. Тот забрал мальчика из борделя больше тридцати лет назад. – По шее Перси стекала капля пота, и он отер ее. Из-за жары его одеколон благоухал сильнее, в нем ощущались запахи специй и мускуса – Грей узнал амбру и гвоздику.
– Как я уже сказал, Амели была старшей сестрой Клода. В юности ее соблазнил престарелый женатый граф, и она забеременела. Ее следовало бы выдать замуж за какого-нибудь сговорчивого мужчину, но жена графа внезапно умерла, и Амели закатила скандал, заявив, что раз уж он теперь свободен, то должен жениться на ней.
– А он не хотел.
– Именно. Зато этого брака хотел отец Клода. Полагаю, он думал, что союз пойдет на пользу семье, – граф был весьма богат и, хотя не имел веса в политике, все же обладал некоторым положением в обществе. Старый барон Амандин поначалу хотел сохранить все в тайне, но, узрев открывающиеся перед ним возможности, осмелел и принялся угрожать графу. Он обещал пожаловаться королю – не в пример своему сыну, старый барон часто появлялся при дворе, – грозил вчинить иск за нанесенный ущерб и даже подать прошение Церкви об отлучении.
– И что-то реально сделал? – спросил Грей, впечатленный откровенностью Перси. Тот мимолетно улыбнулся.
– Может, пожаловался королю… Как бы там ни было, он упустил возможность что-либо сделать – Амели пропала.
Девушка исчезла из дома посреди ночи вместе с драгоценностями. Думали, что она сбежала к своему любовнику, надеясь, что он сдастся и женится на ней. Однако граф заявил, что ничего не знает о ней, к тому же никто не видел, чтобы она покидала «Три стрелы» или входила в парижский особняк графа Сен-Жермена.
– Ты полагаешь, что она окончила свои дни в борделе? Как это могло случиться? И откуда ты узнал? – скептически спросил Грей.
– Я нашел записи о ее замужестве.
– Что?
– Брачный контракт, заключенный между Амели-Элиз ле Вин-Бошан и Робертом-Франсуа-Кене де Сен-Жерменом, подписанный ими обоими. И священником. Я нашел его в библиотеке «Трех стрел», в семейной Библии. Боюсь, Клод и Сесиль не слишком религиозны, – покачав головой, сказал Перси.
– А ты?
Перси рассмеялся.
– Мне было скучно, – признался он.
– Должно быть, в «Трех стрелах» тогда и правда было весьма скучно, раз ты взялся за чтение Библии. А что, младший садовник уволился?
– Младший… а, Эмиль! – Перси усмехнулся. – У него в тот месяц был чудовищный la grippe. Бедняга не мог дышать носом.
Грею вновь захотелось засмеяться, но он удержался, а Перси продолжил:
– На самом деле меня заинтересовала обложка.
– Она была разукрашена драгоценными камнями? – сухо поинтересовался Грей, и Перси посмотрел на него с легким укором.
– Деньги не всегда на первом месте даже для тех, кто не столь богат, как ты, Джон.
– Прошу прощения. Тогда почему ты выбрал именно Библию?
– Видишь ли, я переплетчик, и не самый худший, – не без гордости заявил Перси. – Я обучился этому в Италии, чтобы заработать на жизнь. После того как ты столь благородно спас меня. Кстати, спасибо. – Он посмотрел на Грея, и взгляд его был столь серьезен, что Грей опустил глаза.