Я прикусила губу.
– Почему бы и нет? На похоронах будут только родные или пригласим всех?
Джейми не успел ответить – снаружи донесся голос Йена, а через миг в палатку сунулась его взъерошенная голова. Один глаз Йена потемнел и припух, на голове виднелась шишка, но он широко улыбался.
– Дядя Джейми? Тут кое-кто хочет с тобой повидаться.
– Как ты оказался здесь, a charaid? – спросил Джейми где-то после третьей бутылки вина. Ужин давно закончился, костер прогорел.
Хэмиш утер рот рукой и поставил бутылку на место.
– Здесь? – повторил он. – Здесь, в этой глухомани, ты хотел сказать? Или здесь, сражаясь против короля? – Голубые глаза в упор посмотрели на Джейми. Взгляд был так похож на его собственный, что Джейми улыбнулся.
– Может, второй вопрос является ответом на первый?
Хэмиш слабо улыбнулся ему в ответ.
– Так и есть. Ты всегда был быстр, как колибри, Шеймус. И телом, и умом.
Поняв по выражению моего лица, что я соображаю хуже, он повернулся ко мне.
– Это войска короля убили моего дядю, это солдаты короля сражались с людьми клана, опустошали земли, заставили женщин и детей голодать. Это они разрушили мой дом и превратили меня в изгнанника, это из-за них половина оставшихся у меня людей умерла от холода, голода и болезней.
Его глаза яростно сверкали.
– Мне было одиннадцать, когда они пришли в замок и выгнали нас. А в двенадцать лет меня заставили принесли клятву королю – мол, я уже достаточно взрослый. – Он повернулся к Джейми. – Тебя тоже заставили поклясться, Шеймус?
– Да. Но данная под принуждением клятва не может связать человека или не позволить ему узнать о своих правах, – негромко сказал Джейми.
Хэмиш протянул руку, и Джейми ее пожал, хотя друг на друга они не смотрели.
– Нет, не может, – убежденно заявил Хэмиш.
Я знала, что оба думают о фразе из этой клятвы: «Пусть упокоюсь я в неосвященной могиле, навек разлученный с друзьями и близкими». А еще они – как и я – думают о том, что, скорее всего, им этого не миновать.
Мне тоже.
Я откашлялась.
– А остальные? Горцы-лоялисты? – спросила я, припомнив многих из тех, с кем познакомилась в Северной Каролине.
Хэмиш смотрел в огонь, и сполохи костра бросали тени на его лицо.
– Хотя они сражались храбро, их сердце умерло. Теперь они хотят лишь мира, чтобы их оставили в покое. Но война никого не оставляет в покое, правда? – Он внезапно поднял голову, и из его глаз на меня глянул Дугал Маккензи, нетерпеливый, неистовый и жаждавший войны. – Война снова пришла. Все видят, какое жалкое зрелище представляет из себя Континентальная армия – или представляла. – Он поднял голову, кивнул своим мыслям и посмотрел на костры, палатки и подсвеченную звездами муть над нашими головами, состоявшую из дыма, пыли, запаха оружия и вони экскрементов. – Они думали, что сокрушат повстанцев, причем быстро. Если бы не клятва, кто, кроме дурака, ввязался бы в это рискованное предприятие?
«Мужчина, у которого до того не было возможности сражаться», – подумала я.
Хэмиш криво усмехнулся Джейми.
– Я удивлен, что нас не разбили, – сказал он, и в голосе его и впрямь звучало недоумение. – А ты не удивлен, Шеймус?
– Меня это потрясло, – слабо улыбнулся Джейми. – Хотя и обрадовало тоже. И тебе я тоже рад… Шеймус.
Они проговорили чуть ли не всю ночь. Когда они перешли на гэльский, я встала, положила руку на плечо Джейми в безмолвном пожелании доброй ночи и легла под одеяло. Я так устала за день, что почти сразу провалилась в сон, сквозь дрему слушая их умиротворяющий, словно жужжание пчел в вереске, разговор. Перед тем как окончательно заснуть, я увидела лицо Йена-младшего, зачарованно внимавшего рассказам о Шотландии, которая исчезла как раз тогда, когда он родился.
Глава 64. Визит джентльмена
– Миссис Фрэзер? – окликнул меня приятный мужской голос.
У входа в палатку стоял коренастый широкоплечий офицер в рубашке с короткими рукавами и жилете. В руке он держал ящик.
– Да, чем могу вам помочь?
Он не выглядел больным; собственно, он казался самым здоровым в армии. Он обаятельно улыбнулся, и его обветренное лицо с большим носом и широкими бровями преобразилось.
– Хочу заключить с вами кое-какую сделку, миссис Фрэзер.
Он вопросительно поднял кустистую бровь и после моего приглашающего жеста вошел в палатку, нагнувшись лишь чуть-чуть.
– Смотря что вам нужно, – сказала я, с любопытством глядя на ящик. – Если виски, то, боюсь, ничем не смогу вам помочь.
На самом деле у меня под столом как раз стоял маленький бочонок этой ценной жидкости, рядом с большим бочонком неочищенного медицинского спирта, – им-то сейчас и пахло: я замачивала в нем травы. Офицер был не первым, кто явился на его запах, – военных всех рангов влекло сюда, словно мух.
– Нет-нет, я не за этим, – заверил гость и с любопытством посмотрел на стол за моей спиной, где стояли несколько чаш с тем, что, я надеялась, будет пенициллином. – Говорят, у вас есть кора хинного дерева?
– Да. Садитесь, пожалуйста, – я указала на стул для пациентов и сама села рядом. – У вас малярия? – Вообще-то не похоже – белки его глаз были чистые, он не болел желтухой.
– Нет, Бог миловал. Серьезно болен малярией один из офицеров моего полка – кстати, мой друг, – а у нашего хирурга хинина нет. Быть может, вы согласитесь его на что-нибудь обменять?
Гость поставил ящик на стол и открыл его. Внутри он оказался разделен на маленькие ячейки, в которых лежали самые разнообразные вещи: кружева, атласные ленты, пара черепаховых гребней для волос, маленький мешочек соли, коробочка с перцем, эмалированная табакерка, оловянная брошь в форме лилии, несколько мотков шелковых нитей для вышивания, вязанка палочек корицы и несколько баночек с чем-то похожим на травы. А еще стеклянная бутылка, этикетка на которой гласила…
– Настойка опия! – невольно протянув к ней руку, воскликнула я.
И тут же замерла. Офицер жестом дал разрешение. Я аккуратно взяла бутылку, вынула пробку и настороженно поднесла к носу. Едкий, тошнотворно-приторный запах опиума выплыл из бутылки, слово джинн. Я кашлянула и вернула пробку на место.
– Я не знал, что вам может пригодиться, – сказал гость, указав на содержимое ящика. – Видите ли, когда-то у меня была лавка: разнообразные аптекарские товары и галантерейные изделия. За время торговли я усвоил, что лучше давать леди возможность выбора – они гораздо разборчивей джентльменов.
Я подозрительно глянула на него, однако на издевку это не походило. Он снова улыбнулся, и я подумала, что он из тех редких мужчин, кому, как и Джейми, женщины нравились не только по известной причине.
– Что ж, мы вполне можем помочь друг другу. – Я улыбнулась в ответ. – Я не стану ничего выведывать, я дам вам лекарство для друга, но мне хотелось бы и впредь торговать с вами… У вас есть еще опий?
Улыбка гостя чуть потускнела, во взгляде проявилась настороженность. Глаза у него были необычные: такой светло-серый оттенок часто называют бесцветным.
– Да, у меня его довольно много, – медленно произнес офицер. – Вам он нужен… постоянно?
Я поняла, что он принял меня за наркоманку, это иной раз случалось с теми, кто имел доступ к опию.
– Я его не употребляю, – спокойно ответила я. – И использую с большой осторожностью. Ко мне приходят люди, и иногда важнее всего дать им освобождение от боли, раз уж я не могу их вылечить.
Он удивленно поднял брови.
– Поразительно. Большинство людей вашей профессии обещают излечить почти каждого.
– Как там звучит пословица?.. «Кабы сивому коню черную гриву, был бы буланый»? – Я невесело улыбнулась. – Все хотят выздороветь, но нет такого врача, который может вылечить всех. Врачу многое неподвластно, и, хотя ты не говоришь об этом пациенту, ты знаешь свой предел.
– Вы так думаете? – Наклонив голову, он с любопытством разглядывал меня. – Вам не кажется, что a priori[37] допускать, будто подобные пределы существуют – не только в медицинской сфере, но и в остальных, – это означает устанавливать их? То есть может выйти так, что это знание не даст кому-либо приложить все имеющиеся у него силы для достижения цели. Мол, раз невозможно, зачем тогда стремиться к этому?
Прищурившись, я с удивлением взглянула на него.
– Пожалуй. Если смотреть с этой точки зрения, то я соглашусь с вами. – Я махнула рукой в сторону выхода из палатки, имея в виду располагающуюся вокруг армию. – В конце концов, если бы я… если бы мы не верили, что кто-то может чего-то достичь, невзирая ни на что, разве мой муж и я были бы здесь?
Гость рассмеялся.
– Браво, мадам! Да, непредвзятый наблюдатель назвал бы эту затею чистым безумием. И был бы прав. – Он печально кивнул. – Однако им придется победить нас. Мы не сдадимся.
Снаружи донеслись голоса, и в палатку вошел Джейми.
– Саксоночка, не могла бы ты… – Он замолчал, увидев моего посетителя, слега напрягся и с поклоном сказал: – Сэр.
Я удивленно посмотрела на сидящего рядом мужчину – судя по поведению Джейми, этот офицер превосходил его рангом, а я-то сочла его капитаном или майором.
Мужчина благосклонно кивнул.
– Полковник. Мы с вашей женой обсуждали философскую подоплеку стремлений. А что, на ваш взгляд, лучше – мудро сознавать свой предел или отважно отрицать его? К какому типу людей вы себя относите?
Джейми озадаченно посмотрел на меня, я слабо пожала плечом, и он опять перевел взгляд на гостя.
– Предел возможностей человека должен быть превзойден, иначе для чего нужны небеса?
Офицер уставился на Джейми, открыв рот, затем рассмеялся и хлопнул себя по колену.
– Вы и ваша жена – одного поля ягоды! Впрочем, и я с вашего поля. Прекрасное изречение, где вы его слышали?
Джейми не раз слышал его от меня, но он лишь улыбнулся и пожал плечами.
– Кажется, от какого-то поэта, не помню имени.