– Моя жена, – откровенно ответил он. – Она умерла две недели назад. Иначе бы я приехал раньше.
Ему удалось ошеломить меня.
– О… понимаю. А ваши родители, братья и сестры еще не знают об этом?
Он покачал головой и шагнул вперед, в пятно падающего из окошка над дверью света. Стали видны темные круги под глазами и выступающие скулы – следы изнеможения, что утишает горе.
– Я так вам сочувствую, – сказала я и, повинуясь внезапному порыву, обняла его. Он ответил тем же. Его тело на миг обмякло, и я ощутила в нем глубокое оцепенение, подспудную войну признания и отрицания. Он знал, что происходит, но не ощущал этого. До сего момента.
– Боже мой, – сказала я, отступив. Я коснулась его щеки, и он уставился на меня, моргая.
– Будь я проклят, но они правы, – тихо сказал он.
Наверху открылась и снова закрылась дверь, я услышала шаги на лестнице, и вскоре весь Лаллиброх узнал, что вернулось его последнее дитя.
Вихрь из женщин и детей увлек нас на кухню. Вскоре туда через заднюю дерь по одному или по двое стали входить мужчины, чтобы обнять Майкла или похлопать его по плечу. Все изливали на него свое сочувствие, звучали одни и те же вопросы и ответы. От чего Лилли, жена Майкла, умерла? От гриппа, как и ее бабушка. Нет, он не заболел гриппом. Ее отец шлет наилучшие пожелания отцу Майкла… Постепенно начались приготовления к умыванию и ужину, детей укладывали спать, и Майкл ускользнул из этого людского водоворота.
Выйдя из кухни, чтобы забрать из кабинета шаль, я увидела Майкла и Дженни у лестницы. Они тихо разговаривали, она коснулась его лица, как я некоторое время назад, и негромко о чем-то спросила. Он слабо улыбнулся, покачал головой и, расправив плечи, пошел наверх, повидаться с Йеном, который чувствовал себя слишком плохо и не спустился к ужину.
Из всех Мюрреев Майкл единственный унаследовал рыжие волосы и среди темноволосых родственников сиял, словно тлеющий уголь. Глаза у него был точь-в-точь как у отца – светло-карие.
– Хорошо, что так, – сказала мне Дженни, когда мы разговаривали наедине. – Иначе его отец решил бы, что я изменила ему, потому что, Господь свидетель, он не похож ни на кого из семьи.
Я рассказала об этом Джейми. Он удивился, а потом улыбнулся.
– Ну конечно, она не знает, потому что не видела Колума Маккензи.
– Колум? Уверен? – Я посмотрела на него через плечо.
– Да. Цвет волос у них разный, но за вычетом возраста и здоровья… В Леохе есть портрет Колума, там он подросток лет пятнадцати, еще не ломавший ноги. Помнишь его? В гостиной на третьем этаже.
Я закрыла глаза и сосредоточенно нахмурилась, пытаясь воскресить в памяти расположение комнат замка.
– Поводи меня, – попросила я Джейми. Он насмешливо хмыкнул, но взял меня за руку.
– Так, вот вход, большие двойные ворота. Пересекаем двор, входим…
Он вел меня, и в моем воображении я безошибочно шла куда нужно, и в самом деле обнаружила портрет юноши с тонким, умным лицом и проницательным взглядом.
– Ты прав, – открыв глаза, сказала я. – Если он так же умен, как Колум… я откроюсь ему.
Джейми задумчиво смотрел на меня.
– Мы не смогли ничего изменить, – сказал он. – И вряд ли сможем изменить то, что произойдет во Франции.
– Возможно. Пусть мои предупреждения не остановили Чарльза Стюарта, но тебя они спасли.
– Это произошло случайно, – холодно заметил он.
– Да. Однако твои люди тоже спаслись, и вот это уже не случайно. Так что, возможно, – только возможно! – мне удастся помочь. Если я не попытаюсь, я просто не смогу потом жить с этим.
Он кивнул.
– Что ж, тогда я позову их.
Пробка с тихим чпоканьем вышла из бутылки, и лицо Майкла просветлело. Он понюхал потемневшую пробку, потом осторожно поднес к носу бутыль и прикрыл глаза, оценивая запах.
– Ну, что скажешь? Отравимся мы или нет? – спросил его отец.
Майкл открыл глаза и посмотрел на него с легким неодобрением.
– Ты сам сказал, что это важно. Итак, у нас здесь негроамаро. Из Апулии, – удовлетворенно добавил он и повернулся ко мне: – Столько хватит, тетя?
– Э-э-э… разумеется, – слегка опешив, сказала я. – К чему спрашивать меня? Знаток вин у нас ты.
Майкл удивленно посмотрел на меня.
– Йен сказал… – Он осекся и улыбнулся мне. – Прошу прощения, тетя. Должно быть, я неправильно его понял.
Все повернулись и посмотрели на Йена-младшего, который покраснел от столь пристального внимания.
– Что именно ты сказал, Йен? – спросил Джейми-младший.
Йен, прищурившись, взглянул на брата, который, похоже, находил ситуацию забавной.
– Я сказал, – с вызовом произнес Йен, – тетя Клэр хочет поговорить с Майклом о важном, и он должен ее выслушать, потому что она… м-м-м…
– Банши – так он сказал, – услужливо закончил Майкл.
Он не усмехался, но его глаза искрились весельем, и я наконец поняла, что имел в виду Джейми, сравнивая его с Колумом Маккензи.
– Я не понял, всерьез ли он говорит или просто хочет сказать, что вы волшебница – или ведьма.
Дженни ахнула, и даже Йен-старший удивленно моргнул. Они оба посмотрели на Йена-младшего, который вжал голову в плечи и попытался оправдаться:
– Ну, я точно не знаю, что она такое, но наверняка кто-то из древних, правда, дядя Джейми?
По комнате словно пронесся порыв ветра, почти потухший огонь разгорелся с новой силой, рассыпая искры и угли. Дженни, вскрикнув, поднялась и замела их метлой обратно в камин.
Джейми сидел рядом со мной. Он взял меня за руку и вперился в Майкла немигающим взглядом.
– Для таких, как она, не придумано названия, но она знает будущее. Выслушайте Клэр.
Все обратились в слух, я откашлялась, взволнованная своей ролью оракула, но все же решила рассказать. Впервые я ощутила внезапное родство с некоторыми из ветхозаветных пророков поневоле. Пожалуй, теперь я в точности знала, что чувствовал Иеремия, вынужденный предсказать падение Ниневии. Я лишь надеялась, что встречу более теплый прием, – насколько я помнила, жители Ниневии бросили пророка в колодец.
– О французской политике вы знаете больше, чем я, – глядя на Майкла, сказала я. – Я не смогу рассказать в подробностях о ближайших десяти или пятнадцати годах. Но после этого все быстро придет в упадок. Под впечатлением от происходящего сейчас в Америке во Франции случится революция, но не совсем такая же. Короля и королеву посадят в тюрьму, а потом обезглавят.
Все ахнули, а Майкл прищурился.
– Начнется Террор, людей станут вытаскивать прямо из их домов и судить, всем аристократам грозит смерть либо изгнание, а богатым людям придется нелегко. Джаред не доживет до этого, но ты – да. И если ты хоть вполовину так талантлив, как я полагаю, то ты будешь богат.
Майкл фыркнул, остальные посмеялись над его реакцией, но недолго.
– Французы построят механизм под названием гильотина – быть может, он уже существует, не знаю. Изначально ее создали для гуманного способа казни, но ею начнут пользоваться так часто, что гильотина станет символом Террора и революции в целом. Вряд ли ты захочешь быть во Франции в такое время.
– Я… откуда вы это знаете? – спросил Майкл. Он был бледен, но глядел воинственно.
Вот он, камень преткновения. Я крепко сжала руку Джейми под столом и рассказала им все.
Воцарилась тишина. Только Йен-младший не выглядел ошарашенным, ведь он уже знал и более-менее поверил мне. Зато большинство присутствующих не верили. Однако сказать, что я лгу, они тоже не могли.
– Вот что мне известно, – сказала я, обращаясь к Майклу. – И вот откуда я все узнала. У тебя есть несколько лет, чтобы подготовиться. Перевести дело в Испанию или Португалию или продать его и уехать в Америку. Делай что хочешь, но не оставайся во Франции дольше чем на десять лет. Все, – резко сказала я, поднялась и при всеобщем молчании вышла.
Удивляться было нечему, но я все же удивилась. Я собирала яйца в курятнике, и вдруг снаружи раздалось заполошное кудахтанье и хлопанье крыльев. Я пристально посмотрела на последнюю курицу, и она клюнула меня. Я взяла яйцо и вышла посмотреть, кто пришел.
Это оказалась Дженни, а в переднике у нее было зерно. Странно – час назад птиц уже покормила одна из дочерей Мэгги. Дженни кивнула мне и принялась разбрасывать зерно. Я положила теплое яйцо в корзинку и принялась ждать. Дженни явно хотела поговорить со мной наедине и нашла подходящий предлог. У меня было дурное предчувствие.
Оно полностью оправдалось. Дженни бросила последнюю пригоршню зерна и вместе с ним отбросила притворство.
– Мне нужна твоя помощь, – не глядя мне в глаза, сказала она. На виске ее пульсировала жилка.
– Дженни, – промолвила я, не в силах ни остановить ее, ни ответить ей. – Я знаю…
– Ты вылечишь Йена? – подняв на меня глаза, прямо спросила она.
Так я и думала. Хотя насчет ее эмоций ошибалась. Волнение и страх – и ни грана робости или смущения. Она смотрела на меня, словно ястреб, и, если я ей откажу, она, подобно ястребу, склюет плоть с моих костей.
– Дженни, я не могу.
– Не можешь или не станешь? – резко спросила она.
– Не могу. Боже мой, ты что же, думаешь, я бы не излечила его, если б могла?
– Да. Из-за неприязни, что ты ко мне питаешь. Если это единственная причина – я искренне прошу у тебя прощения, хотя я сделала то, что сделала, из лучших побуждений.
– Что именно ты сделала? – Я и в самом деле ничего не понимала, а она почему-то разозлилась.
– Не делай вид, что не знаешь! Когда ты вернулась в тот раз, я послала за Лири!
– Вот оно что. – Я вспомнила, но в свете всего остального это казалось такой мелочью. – Ладно. Я не держу на тебя зла. Однако хотелось бы знать, зачем ты за ней послала? – спросила я – из любопытства и желая хоть немного успокоить ее. Я повидала немало людей, страдающих от нервного истощения, горя и страха, а ею владели все эти чувства.