Острая боль заставила Ариану поморщиться. Она и не заметила, что так крепко сжала дневник. Медленно разжав руку, она наблюдала, как тонкая струйка крови окрасила ее большой палец там, где его порезала бумага. Она инстинктивно поднесла пораненный палец к губам и кончиком языка провела по нему, но капля крови успела упасть на открытый дневник.
С тревогой Ариана смотрела, как красное пятно медленно расплывалось по следующей странице, исписанной рукой Ванессы, ощущая, как дурное предчувствие охватывает ее. Она вернулась к чтению.
«17 июня 1869.
Я принадлежу тебе, Трентон, как мы оба предчувствовали. Невозможно изменить того, что произошло между нами. И все же ты беспокоен, сердит. Когда тебе следует ощущать уверенность, ты чувствуешь только сомнение.
Демоны, обитающие у тебя в душе, пугают меня. Неужели ты не веришь, что ты — это все, чего я хочу. Ты сказал, что веришь, и все же наносишь удары один за другим. Все боятся тебя. И я боюсь тебя. Твоя энергия сжигает меня. Ты такой изменчивый и такой властный, способный на сильные первобытные чувства. Кажется, ты хочешь больше, чем я способна дать. О Трентон, я не могу потерять тебя. Но не могу и удержать. Ты волнуешь меня. Ты пугаешь меня. И я знаю — спасения нет».
Ариана подняла голову, пытаясь обрести самообладание. В словах Ванессы была правда — достаточно правды, чтобы привести ее в ужас. Трентон именно такой — изменчивый, властный, способный на сильные чувства. Пугающий.
Боже, что он сделал?
Испытывая головокружение, Ариана обратилась к последним записям дневника.
«2 июля 1869.
Почему ты отказываешься верить мне, Трентон? Я никогда не предавала тебя. Но ты продолжаешь ругать меня, причиняя мне боль снова и снова. Я не соответствую твоей силе, твоему физическому превосходству, когда мы любим, кажется, что ты хочешь наказать меня, уничтожить меня и поглотить — все это в одно и то же время. В твоих глазах безумие. Я вижу его и хочу бежать. Но мне негде укрыться, ты везде найдешь меня. Ты дал мне это ясно понять. Я должна вынести любую боль, которую ты причинишь мне».
Боль? Ариана с трудом подавила приступ охватившей ее тошноты и стала читать последнюю страницу дневника.
«25 июля 1869.
Все кончено. Мы, жизнь — я чувствую конец, тщетность, готовясь к встрече с тобой. За окном дует буйный, безжалостный ветер, но он бледнеет по сравнению со штормом, бушующим в твоей душе, штормом, который невозможно заставить утихнуть. Во мне только пустота. Ничего не осталось, Трентон, даже боли. Ты все убил, осталась только пустая скорлупа. Делай со мной, что захочешь. Теперь это не имеет значения. Ничто не имеет значения. Я приду туда, где ты ждешь меня. И у края воды мы скажем наше — «прости»«.
С плачем Ариана захлопнула дневник. Слова, которые она только что прочла, навсегда запечатлелись в ее памяти. Прижав кулак ко рту, она отчаянно пыталась подавить приглушенные рыдания, которые никак не удавалось остановить! В это мгновение в памяти всплыл разговор, состоявшийся вчера с Трентоном на этом самом месте.
— Скажем так, мне неприятна эта комната, она ассоциируется у меня с потерей и болью.
— Понимаю.
— Интересно, действительно ли ты понимаешь.
Тогда Ариана решила, что Трентон имеет в виду боль от потери отца. Боже, значит он говорил о Ванессе? На потерю ее он намекал?
Слезы струились по лицу Арианы, она не замечала их. Значит, здесь было святилище, где Трентон мечтал о Ванессе, писал ей, думал о том, как удержать ее.
Ариана зажмурилась, она была не способна выбросить из головы отвратительные навязчивые мысли.
Может, Трентон заставлял Ванессу заниматься с ним любовью в этой самой гостиной? Видимо, поэтому ему неприятно проводить время в этих стенах. Похоронил ли он память о Ванессе здесь же, рядом с ее дневником? И что мучило его — потеря Ванессы или та роль, которую он в ней сыграл?
— Итак… ты нашла то, что искала?
Дневник с глухим стуком упал на пол, и Ариана вскочила, желудок ее свело при виде возникшего в дверях Трентона.
— Судя по выражению ужаса на твоем лице, могу предположить, что ответ на мой вопрос «да». — Трентон закрыл дверь и прислонился к ней спиной. — Много ли ты прочитала?
Она едва могла вымолвить слово.
— Все, — наконец, прошептала она. Зловещая тень опустилась на лицо Трентона, в его глазах можно было прочесть приговор.
— Надеюсь, ты понимаешь, что сделала.
Ариана внезапно ощутила непреодолимое желание бежать из Броддингтона, от мужа и от того ужасного прошлого, которое раскрывалось перед нею, словно страшный кошмар, от которого невозможно укрыться.
— Даже не думай об этом.
— Не думать… о чем?
Ариана боролась с охватившим ее головокружением.
— Убежать. Ты не убежишь далеко. А если даже тебе это удастся, я все равно найду тебя.
Ариана, моргнув, уставилась на Трентона, словно он был незнакомцем, и действительно, в этот момент он казался именно таким.
— И что же ты тогда сделаешь? Притащишь меня в Броддингтон? Побьешь меня? Запугаешь?
— Убью тебя? — подсказал Трентон тихим, зловещим голосом.
Ариана смертельно побледнела.
— Что ты за человек? — недоверчиво спросила она.
— Мстительный и бессердечный.
Сказав это, Трентон быстро подошел к ней и протянул руку. Ариана невольно отступила, словно ожидая удара.
Его не последовало.
С усмешкой Трентон нагнулся и, подняв дневник, со злостью захлопнул его.
— Тебе следовало прислушаться к моему совету. Я тебя предостерегал не копаться в прошлом.
— Что ты намерен сделать со мной? — заставила себя спросить она.
— Сделать? — Трентон положил дневник обратно в ящик стола. — На время возьму тебя в Спрейстоун.
— В Спрейстоун? — Ариана вздрогнула. — Почему?
— Потому что собираюсь там пожить, и ты, моя жена, поедешь туда тоже.
— Нет, — вырвалось у нее, прежде чем она успела сдержаться.
— Нет? — повторил Трентон, будто ему не было знакомо это слово.
— Я… я не хочу покидать Броддингтон, — запинаясь, пробормотала Ариана, чувствуя, что она тонет. — Я только начала привыкать к нему.
— Ты также привыкнешь с Спрейстоуну. Мы уезжаем завтра рано утром. — Трентон указательным пальцем приподнял ее подбородок. — Что-нибудь еще?
Ариана, не поднимая глаз, рассматривала суровые морщинки, пролегавшие вокруг рта мужа.
— Дастин поедет с нами? — нерешительно спросила она.
— Нет. Завтра на заре Дастин возвращается в Тирехэм.
— Понятно. — Сердце Арианы упало, и она покорно сказала: — Хорошо. Я скажу Терезе. Мы будем готовы к отъезду после завтрака.
— Тереза останется в Броддингтоне.
Теперь в голове Арианы словно что-то взорвалось.
— Что?
— Ты меня прекрасно слышала. В Спрейстоуне нет помещений для слуг. Он чрезвычайно скромен по своим размерам и оформлению. Тереза останется здесь.
— Почему ты так поступаешь? — выдохнула Ариана, всматриваясь в его лицо в поисках ответа.
Какой-то проблеск промелькнул за железной маской Трентона и исчез.
— Броддингтон — моя собственность. Спрейстоун — мой дом. Я собираюсь вернуться домой и намерен взять тебя с собой. Мне кажется, все ясно.
— Ты наказываешь меня за то, что я прочла дневник?
Его губы с горечью скривились.
— Ариана, если бы я наказывал тебя, ты знала бы об этом.
— Но ты заставляешь меня ехать с тобой.
— Рассматривай это как свадебное путешествие. — Трентон повернулся и направился к выходу, бросив напоследок: — Советую тебе прямо сейчас начать упаковывать вещи. И, Ариана? — Он помедлил в дверях, и от его голоса повеяло ледяным холодом. — Не вторгайся больше в мои личные дела.
Вздрогнув при звуке захлопнувшейся двери, Ариана обхватила себя руками, стараясь унять дрожь. Боже, что она наделала? Извлекая из небытия дневник Ванессы, она, вместо того чтобы разобраться в прошлом, еще больше осложнила настоящее.
Ариана крепко сжала губы, ей хотелось побить себя за глупость и беспомощность. Интуиция подсказывала, что именно этот последний ее поступок вывел Трентона из себя. Бог знает, что он замышляет теперь. И на какую жестокость он способен. С ее стороны будет безумием сопровождать его в этот уединенный уголок. Но есть ли у нее выбор, если побег совершенно невозможен?
Но, нравится ей или нет, завтра утром она уезжает на пустынный остров Уайт. Одна… с Трентоном.
— Почему ты встречаешь эту новость так спокойно? — возмущенно спросила Ариана, бросая два своих платья на кровать.
Тереза задумчиво закусила губу:
— Я не советовала бы брать эти платья, милая. Они слишком теплые для такого времени.
— Что? — Ариана бросила нетерпеливый взгляд на одежду. — Мне наплевать, какие чертовы платья я беру, Тереза! Ты понимаешь, что я тебе говорю?
Тереза спокойно кивнула, ее не удивило столь резкое проявление раздражения хозяйки.
— Я слышала все, что вы сказали, ваша светлость. И вполне понимаю ваше огорчение.
Ариана бросила на Терезу недоверчивый взгляд:
— Мое огорчение? Человек, который, по всей вероятности, убил мою сестру, тащит меня в уединенное поместье, а ты называешь мое состояние огорчением?
— А, понимаю. — Тереза заправила похожую на проволоку прядь волос в поникший узел. — Вы снова сомневаетесь в своей интуиции. Она неосязаема. А дневник Ванессы уже нечто реальное.
— «Ничто не заставляет человека подозревать дольше, чем недостаточное знание», — процитировала Тереза Бэкона, продолжая в то же время упаковывать вещи. — Существование дневника — непреложный факт, но написанное в нем можно воспринимать по-разному…
— Но если бы ты прочла его…
— Он подтвердил бы то, что я уже знаю. Что ваш супруг лишил покоя леди Ванессу, что он сильно досаждал ей, что герцог изменчивый, властный и способный на сильные чувства человек.
Ариана сжала руку Терезы:
— Точно такими словами Ванесса описывает Трентона.