Борис уселся рядом с водителем и предложил мне занять место по соседству, но я отказался — из-за установленных поверх лобового стекла бронированных пластин обзор никакой. Так я и очутился в пулеметном гнезде, прижатый к его краю плечом широкоплечего крепыша Виктора. Оставшиеся внутри кузова члены отряда сейчас могли в подробностях разглядеть нижние половины наших туловищ. Правда, меня это не волновало — я больше интересовался происходящим вокруг, как-то незаметно для самого себя приступив к обязанностям проводника.
В десяти метрах сзади пылила еще одна машина — капитально переделанный умельцами Бессадулина школьный американский автобус с остатками облезшей белой краски. Как мне пояснил мастер Палыч, автобус появился в городе еще до войны, в двухтысячных годах. Купленный по дешевке, он использовался для перевозки рабочих на завод.
Недавно над машиной хорошенько поработали, полностью сменив ходовую часть, поставив толстые колеса от неизвестной мне техники и наварив защитные бронепластины. Автобус выглядел солидно, но я глубоко сомневался в его проходимости через пески. Одно дело — по накатанной дороге в теплицы и обратно людей возить, и совсем другое — переть через пустыню.
В салоне сидели двадцать вооруженных рыл — бойцы хозяина ТЦ, сопровождающие нас в пути. Там же ехал второй проводник, Косой Ильяс, не последовавший моему примеру и оставшийся внутри автобуса.
По левую сторону от нас остался город, отделенный от дороги двухкилометровой полосой пустыни. Но я смотрю не туда. Мое внимание обращено в прямо противоположном направлении — рядом с нами, буквально в двадцати метрах, тянулись полузасыпанные песком дома. Дачный комплекс. Место, населенное изгоями — больными, калеками и уродами. Впрочем, проще назвать местных жителей одним коротким, но очень емким словом — мутанты. Муты…
— Это и есть «дачи», правильно? — не отрывая глаз от карты, поинтересовался Виктор, когда дома остались позади.
— Ага, — отозвался я, поглядывая на последний ряд домов, где несколько мужчин размеренно махали лопатами, отбрасывая подступивший вплотную к редким огородным грядкам пустынный песок. — Они самые.
— Небольшой населенный пункт, — пробормотал парень, ставя очередную пометку. — Количество населения известно?
— Про Дачи никому и ничего не известно, кроме тех, кто там живет, — буркнул я, устремляя взгляд на уходящую под колеса грузовика дорогу. — И отметку про «населенный пункт» ты зря поставил.
— Это почему?
— Скоро его не станет. Вот почему. С каждым годом песка становится все больше. Вскоре лопаты не смогут помочь — и вот тогда мутанты оттуда уйдут навсегда.
— В город? — предположил Виктор, и я кивнул, подтверждая предположение.
— Точно. В город. Под прикрытие больших домов. Если их пустят.
— А если не пустят?
Я молча пожал плечами и черканул пальцем поперек горла, одним движением поясняя, что именно произойдет, если городские обитатели не пожелают принять оставшихся бездомными уродов. Впрочем, гадать не приходится — не примут.
— Больше рабочих рук — больше шансов выжить, разве не так? А уродов сейчас везде полно. Я слышал, что у вас в городе есть община мутантов.
— Есть, — машинально ответил я, провожая глазами уходящую назад вершину горы, увенчанную памятником геологам. Уверен, что сейчас все дозорные провожают нас внимательными взорами.
— Ну и о чем тогда разговор? Мутом больше, мутом меньше.
— Те, кто живет в городе, они просто уроды и калеки, — пояснил я, вспоминая виденных мною мутов-мусорщиков. — У кого пальцы на руке вместе слиплись, у кого лицо набок сползло, у кого глаз нет, у кого еще чего недостает. Местные их не любят, но мирятся с их присутствием, так как вреда от них нет, да и угрозы не представляют — бойцы из них никакие. А вот пользы, кстати, хватает — разгребают завалы, собирают мусор, вычерпывают выгребные ямы. Ничего не прося взамен: что вычерпали, то и будет платой. А на Дачах есть такие… их и людьми-то назвать нельзя. Ну и самое главное — там много больных странными и, похоже, заразными болезнями. У вас нет таких вот «населенных пунктов», где живут только мутанты?
— Может, где и есть, — пожал плечами Виктор. — Россия большая. Но там, где мы живем, мутанты редкость. Уроды встречаются, конечно, не без этого. Но долго они не живут, обычно до двадцати годков не дотягивают. А у вас как?
— Так же, наверное, — с безразличием ответил я, думая совсем о другом.
Неожиданная разговорчивость мрачного крепыша меня несколько насторожила — уж слишком не вязалось это с его обликом молчуна. Не иначе Борис велел поболтать со мной, составить мнение и доложить. Может, и так. В любом случае — мне глубоко плевать. Да и поздновато как-то — лежащий посреди равнины город остался далеко позади. Впрочем, я могу и ошибаться — если учесть многонедельный путь, что им пришлось проделать в чреве громыхающей машины в компании одних и тех же собеседников… тут будешь рад любому новому лицу и возможности поболтать на еще не изъезженные темы.
— Да… — вздохнул Виктор, стягивая со лба солнцезащитные очки и опуская их на переносицу. — Россия большая… и зелени там куда больше, не как здесь. Поверишь, видеть этот песок уже не могу, не укладывается в голове, как вы тут живете. Куда ни глянь — везде одни барханы.
— Привыкли, наверное.
— Тоже верно. Ты же здесь родился? — Дождавшись моего кивка, парень подытожил: — Значит, и дерева настоящего не видел — например, дуб высокий с листьями зелеными. Не то что саксаул ваш кривой и непонятно на что похожий.
Не выдержав, я рассмеялся и покачал головой:
— Тут ты ошибся. Деревья и у нас в городе есть, просто в глаза не бросаются. Посреди улиц они не растут — их за стенами прячут. И просто деревьев нет — только те, что пользу приносят. Плодовые. На обычные деревья воды тратить не станут. В Саду несколько десятков разных плодовых, в коммуне стариков пять яблонь и несколько вишен растут, только не плодоносят пока — совсем маленькие. Еще виноград есть. А что во внутреннем дворе красного здания и в теплицах — я сам не видел, но рассказы слышал, что там вообще деревьев полно. А весной, вот как сейчас, и в пустыне зелени достаточно. Есть и цветы.
— Это для тебя зелень, — отмахнулся Виктор, с тоской оглядывая окружающую нас местность с редкими островками уже потускневшей растительности. Еще месяц — и пустыня вновь превратится в выжженную солнцем пустошь. А сейчас и пыли настоящей нет — песок еще хранит влагу последнего дождя.
Относительно свободный от песка участок дороги закончился, и машина резко замедлила ход. А я сосредоточился на обзоре, пристально глядя вперед и щурясь от бьющего в лицо ветра. Виктор дернулся, посмотрел вниз и, кивнув невидимому мне человеку, спустился внутрь кузова грузовика. А его место занял Борис, с превеликим трудом втиснувшись на сиденье пулеметчика.
— Здорово, проводник. Ну, как у нас дела?
— Нормально, — осторожно кивнул я. — Здесь местность хоженая, сюрпризов быть не должно.
— Мы здесь проезжали, — буркнул Борис, надевая солнцезащитные очки. — Уже без проводника ехали. Минут через двадцать отворот на основную трассу будет, но мы поедем прямо — к заводу и дальше.
— Дальше? — дернулся я. — Куда дальше?
— На карте что-то вроде поселка указано небольшого, — отозвался русский. — Там небольшую остановку сделаем и с дальнейшим маршрутом определимся.
— К поселку подъезжать не стоит, — встрепенулся я.
— Что так?
— Там люди не особо приветливые живут. Чужаков не жалуют и чуть что — сразу за оружие хватаются.
— Даже так? Из оружия серьезное что есть?
— Сам я тут ни разу не был, — признался я. — Но пару лет назад Пахан людей на завод посылал — за золотом, и когда они за забор сунулись…
— Погоди-ка, малой. За золотом? Да на хрена оно ему? Бесполезный металл.
— Пахан помешан на золоте, — поведал я русскому известный всему городу факт. — Ни одной золотой безделушки мимо себя не пропустит. Кольца, сережки, браслеты, цепочки — ему все годится. Зубы золотые собирает…
— Шутишь?
— Не-а, — ухмыльнулся я и пожал плечами. — Любит золото просто до безумия. Что он с ним делает, можешь не спрашивать — понятия не имею.
— Ладно… — задумчиво пробормотал Борис, слово я скорее прочел по губам, чем услышал: ветер усилился, и вкупе с рокотом двигателя слышимость заметно упала. — Так что там насчет завода?
— Похоже, там кто-то живет. Во всяком случае, когда бойцы Пахана прошли через проходную, их ждал очень теплый прием. Половина полегла сразу, остальные едва унесли ноги. В город вернулись от силы человек пять. Те, кто не побежал обратно к машине, а кинулся куда глаза глядят. Им пришлось топать сорок километров, чтобы добраться до города и рассказать о случившемся. По пути потеряли еще пару человек — одного укусила змея, другого сожрал варан. Такие вот дела…
— Кто напал? Что за оружие использовали? Причина нападения? — цепко взглянул на меня Борис. — Знаешь?
— Напали люди, — пожал я плечами. — Вроде как и несколько мутов среди них затесалось. Огнестрелов не было. Топоры, копья, цепи и прочий подручный материал. У людей Пахана имелись огнестрелы, но нападавших было слишком много. Человек сто, не меньше, если верить рассказам уцелевших. Зачем напали, тоже ясно — ради мяса. Тех, кто полег первыми, начали рвать на куски в первые секунды боя. Оголодали, видать, сильно, вот и лопухнулись. Дождись они, пока весь отряд пройдет внутрь, и не кинься сразу жрать — не упустили бы ни единого человека.
— Каннибалы?
— Ага, — кивнул я. — Людоеды. Жрут все подряд. Потому и говорю — опасно туда соваться. Тем более что дорога там одна и идет аккурат вдоль стены завода.
— Выбора нет, — бесстрастно произнес Борис. — Сам же говоришь, дорога одна. Или есть путь в объезд?
— Не знаю, — качнул я головой и едва не прикусил язык, когда грузовик подпрыгнул на ухабе. — Но сомнительно.
— Значит, придется прорываться. Но за рассказ спасибо, Битум… черт, ну и имечко же у тебя! Сам выбирал?