— Так что там? — напомнил я, выждав, когда Ильяс прожует второй шматок баранины, незаметно при этом сдвигая висящую на поясе флягу за спину. Ну его, этого любителя перца, — у него губы и рот горят так, что он разом выдует и свои, и мои запасы воды.
— Там трындец! — чавкая, поведал мне проводник, округлив глаза и всем выражением лица дав понять, что ничуть не преувеличивает. — Слушай! Это шайтан-гора, мать ее! Знал бы я о ней лет на сорок пораньше — ох! Слушай! Нет, ты слушай!
— Да слушаю я, ты рассказывай.
— Короче!..
«Короче» оказалось длинным, дерганым и перескакивающим с места на место рассказом. Но суть я уловил быстро и теперь жадно впитывал мелкие подробности и детали.
Русские не просто так пришли к этим нагромождениям скал и песка. Среди дикого природного месива они быстро отыскали ничем не отличающуюся от других неглубокую впадину у основания толстой, но невысокой скалы, напоминающей корявый пень. Причем как им удалось найти впадину — непонятно, ведь она была полностью скрыта песком, коего пустыня насыпала аж с горкой и сверху посадила десяток кустиков, поселила змей и ящериц, рассадила под камнями нескольких злющих скорпионов. В общем, обычные пески.
Однако русские безошибочно вышли к нужному месту. Разогнали живность покрупнее, лопатами порубили змей, потоптали скорпионов, раздавили паука-фалангу — сольпугу, как называл их кто-то из моих уже умерших знакомых стариков. Затем чужаки снесли верхушку горки, быстро углубились вниз, где и остановились у каменистого основания — большущей груды разнокалиберных каменных обломков, устилавших дно очищенной от песка впадины. С помощью мгновенно выстроенной орущим Борисом живой цепочки из людей Татарина около сотни поддающихся людской силе камней были вытащены и отнесены подальше. Вновь выгребли песок. И опять начали вытаскивать камни. И так вот два раза, причем дальнейшие события Ильяс наблюдал издалека, не желая больше попадаться на глаза Бориса или изнемогающих от натуги друзей. Они ведь таскают, а он на горке сидит и в небо плюет…
После расчистки всех отправили подальше, дали передохнуть. Прошло минут пятнадцать — и взрыв! Мощный, заставивший задрожать и землю, и скалы, разнесшийся на десятки километров вокруг.
На этом рассказ Ильяса закончился, но я и сам видел, как обстоят дела сейчас: едва улеглась пыль, перепачканный сухой глиной Борис вновь погнал мужиков к невидимой отсюда впадине. И вновь поплыли по рукам цепочки вытащенные камни и крупные куски плотной глины.
Сидя рядом с жующим Ильясом, то и дело постанывающим от жгучести мяса, я грыз тюльпанную луковицу, наблюдая за действиями чужаков. Таскающие камни люди Татарина меня мало интересовали. А вот русские выглядели как напружиненные перед броском волки, как хищники, собравшиеся вокруг туши заваленной ими добычи. Чуть что — любого порвут!
И поэтому я был наготове. Был собран, внешне спокоен, невозмутим и ленив. Но внутри моей груди имелась пружина, скрученная ничуть не слабее, чем у чужаков. В любой момент я был готов броситься прочь, начать петлять из стороны в сторону. Я уже присмотрел место, куда побегу что есть сил.
Отчего бы вдруг я решил бежать?
Не отчего, а от кого — от русских. Мы живем на Востоке. А Восток — дело тонкое. А еще Восток умеет рассказывать красочные истории про затерянные в песках сокровища. От могилы Чингисхана до сокровищ Бухарского эмира. Кто только не закапывал в этих местах свои богатства — куда там пиратам с их кладами! Они не больше чем дешевая шпана на фоне местных мифов. Сокровища и люди в каждой истории разные, причины и мотивы тоже разные. Но есть кое-что общее — в каждой такой истории ненужных людей убивают сразу же, как только их услуги становятся невостребованными.
Нужны ли землекопы после того, как сокровища закопаны или выкопаны? Нет, не нужны.
Нужны ли проводники для возвращения по однажды уже пройденной дороге? Вопрос сложный… но я предпочитал быть готовым к худшему варианту. Потому и сидел, как пугливая птичка, готовая в любой момент упорхнуть прочь…
Мне пока что умирать никак нельзя…
Однако худшие мои предположения не сбылись. И к счастью. Я не желал никому смерти. К чему мне это? Я их даже не знаю толком. Пусть живут. Все мы этого хотим — продолжать дышать и просыпаться каждое утро.
Бегущие по мокрым от пота грязным рукам камни закончились. Цепочка облегченно повалилась на землю, уставшие люди хватали ртами воздух, зажимали бока, как после долгого бега, сдирали с плеч халаты и куртки, утирали лица концами длинных поясов и полами рубах. Вымотались… Что ж, ради этого их сюда и привезли.
Чужаки же, наоборот, пришли в движение — пятеро из них во главе с Борисом исчезли в проходе, ведущем к вскрытой и опустошенной дыре в земле. Сидевший рядом со мной Ильяс не выдержал, крепко выругался, торопливо дожевывая, подхватился с места и побежал за русскими. Как ему любопытно… Опять его пошлют туда, где мало кто бывал…
Ильяса не было долго. Вскоре поднялись несколько мужиков, пошли следом, тоже не выдержали. Потом и остальные потянулись за ними… Спустя полчаса я остался в одиночестве, не считая оставленных здесь приказом Бориса часовых, охраняющих машины и оглядывающих горизонт. Только русские. С автоматами наготове, стволы опущены до горизонтального положения, ходят из стороны в сторону, пальцы бойцов у курков. Секунда — и они откроют огонь. По любому врагу, кто захочет им помешать.
Спустя еще четверть часа послышался слитный гомон, шумящие голоса быстро приближались, затем из прохода вывалилась толпа перегруженных ношей людей. Выглядело все странно… толпа оказалась разделена на три группы. Каждая несла над самой землей по одному ящику, сильно напоминающему гроб: метра два длиной, шириной чуть больше метра. Ящики из тусклого металла.
Но удивительно не это — а то, КАК ИМЕННО достаточно сильные люди несли эти ящики. Шесть-семь человек на каждый ящик, и их буквально пригибало к земле, мотало из стороны в сторону, их ноги погружались в песок, некоторые падали на колени, вновь поднимались, упирались в ящики плечами, хрипели от натуги. Они будто легковую машину вшестером переносили… Видел я как-то такое зрелище, когда тащили почти полностью распотрошенный остов автомобиля.
Сколько же весят эти ящики? И чего в них такого?
Я понятия не имею. Интересно ли мне? Да, но совсем немного. Я больше радовался тому, что чужакам из далекой России удалось добраться до искомой точки. Но я радовался не за чужаков — я радовался за себя. Для меня поход оказался очень короток: всего-то три дня в один конец — это настоящий подарок.
Все три ящика загрузили в бронированный грузовик. Пока затаскивали, одному покалечило ногу, он крутился сейчас на песке, сжимая ногу чуть повыше размозженной углом сорвавшегося ящика ступни, даже и не пытаясь сдержать крика мучительнейшей боли. Бедолага… Если переломано слишком много костей — ступню просто отрежут без лишних разговоров. У нас тут нет костоправов, умеющих правильно собрать концы тонких косточек.
В общем и целом я был ошарашен.
Ошеломлен, обескуражен.
С самого начала этой поездки я не слишком-то сильно интересовался целью прибывших издалека чужаков. Но все равно в голове бродили разные предположения.
Однако я никак не мог подумать, что цель русских заключается в трех ящиках-гробах, каждый из которых весил очень много. Вот это — цель? Ради этих трех ящиков отряд прорывался через несколько стран, теряя по дороге машины, боевых товарищей, убивая десятки врагов и радиоактивных тварей, преодолевая невзгоды, терпя голод, холод, испытывая жажду, плавясь от жары и изнывая от прочих неприятностей. Ради трех ящиков?
Это все?
Но это точно все: стоило чужакам загрузить ящики в грузовик, как все они сгруппировались рядом с ним, напряженно сверля взглядом окрестности и людей Татарина. Тут не надо быть умудренным опытом стариком, дабы сразу понять по их лицам: стоит чересчур громко пукнуть — и тебя на одном рефлексе попросту пристрелят.
Они добрались до цели, погрузили ее в машину и теперь жаждут лишь одного — убраться отсюда поскорее. Как можно скорее. Но я понимал, что ничто не произойдет так быстро, потому как люди Бессадулина помогали не бесплатно, не за просто так. Настало время им получить свою награду. Или же еще рано?
И вновь я убедился, что время подошло не только для русских, но и для нас. Время награды. Вернее сказать — для всех, кроме меня. Я свою награду получу последним, если так соизволит хозяин ТЦ. А вот его люди уже хапнули подарки, от их радостных воплей вновь содрогался воздух.
Оружие… Много оружия. Автоматического оружия. Ящики деревянные, ящики из тонкой жести, ящики из будто бы насквозь прокрашенных, пропитанных краской толстых досок. Ящики, ящики, ящики, ящики… Не меньше двух десятков ящиков вытащили из развороченного прохода. Опустили на песок и с жадным криком набросились на них…
С треском вскрывались крышки, отлетали сбитые запоры, на свет божий извлекались автоматы, горсти патронов, пистолеты, увесистые гранаты, маслянисто поблескивающие ножи с воронеными лезвиями, вновь пистолеты и вновь автоматы. В воздух полетела кажущаяся промасленной бумага — много бумаги, целые клоки, мятые листы, смятые комки и мелкие обрывки.
Сколько же здесь огнестрельного оружия…
А это что? Базука? Гранатомет? Я видел такое в одном старом-старом фильме в вагончике видеосалона, как называл его безногий хозяин Гришка, пускающий туда посетителей в обмен на воду, еду, разные предметы. Потом вагончик сгорел вместе с Гришкой, пытавшимся спасти драгоценный видеомагнитофон и видеокассеты… А ноги Гришке отрубила его спятившая мать, жившая с сыном в далеком окраинном подвале как дикий зверек. Зачем отрубила? А чтобы сварить бульон для себя и него. Ну да — не губить же ребенка из-за тарелки супа. Зачем мальчику ножки? Все равно он еще маленький и не может ходить. Зато будет сытым…
Автоматы неумело заряжались — сначала трясущиеся от перевозбуждения мужики запихивали по п