– Конечно, осмотрел, – ответил Георгий Арсеньевич, – но он не виноват, что пропустил бритву. Она была спрятана в потайном кармане.
Амалия уже изучила содержимое чемодана Колозина и обратила внимание на то, что кисточка для бритья имеется, а бритвы нет. И вот, не угодно ли, не проходит и часа, как появляется совершенно постороннее лицо, земский доктор, и говорит, что он нашел бритву в кармане шинели убитого студента.
– Но это очень странно… – в замешательстве пробормотала Амалия. – Почему Колозин взял бритву с собой?
– Может быть, потому, что у него была назначена встреча с кем-то, кому он не слишком доверял?
Волин рассказал Амалии о своей гипотезе.
– Я думаю, Колозин через пролом забрался в сад… В руке у него был фонарь, в ночи Дмитрия Ивановича хорошо было видно, и человек, который хотел его убить, просто подошел к студенту сзади и выстрелил. Колозин упал, фонарь разбился, немного крови попало на лист, висящий на кусте… – Георгий Арсеньевич показал на пятно на листе. – А потом убийца, должно быть, перевез тело к Одинцовым, чтобы направить следствие по ложному пути.
– Я все-таки не понимаю, – произнесла баронесса Корф, с любопытством глядя на своего собеседника, – почему вы решили искать место преступления в саду Анны Тимофеевны. Бритва, шантаж, ночная встреча, убийство… Ну допустим. Но почему именно здесь?
Волин смутился. Ему было неловко признаваться, что его вело наитие, а больше всего – желание снова увидеть баронессу Корф, и он сказал:
– Я стал думать, куда Колозин мог дойти ночью пешком. Ольга Ивановна упоминала, что следователь и его помощники осмотрели чуть ли не каждый дюйм в поместье Снегирева, и точно так же изучили дом и сад Одинцовых. Поэтому я вспомнил об усадьбе генеральши…
– Ольга Ивановна – это мадемуазель Попова? – спросила Амалия.
– Ее фамилия Квят, – отозвался Волин. – Она моя фельдшерица. – В то время слово «фельдшерица» употреблялось чаще, чем «медсестра».
– Нет, – покачала головой его собеседница, – Квят – это фамилия ее матери, а сама Ольга Ивановна – дочь Попова, миллионщика. Вы слышали ее историю? Года два назад о ней только и говорили. Она была влюблена, хотела выйти замуж за молодого человека, который считался в свете выгодной партией, родители Ольге не препятствовали… Все было уже сговорено, но за две недели до свадьбы она застала жениха в постели со своей горничной. Одно неприятное открытие потянуло за собой другие, у жениха оказалось множество любовниц, к тому же он успел наделать множество долгов. В конце концов, он вышел из себя и сказал Ольге, что никогда ее не любил и собирался жениться на ней только из-за денег… Что, Георгий Арсеньевич?
– Ничего, сударыня, – однако доктор хмурился, какая-то мысль явно не давала ему покоя. – Я несколько лет безуспешно добивался того, чтобы больницу расширили… и тут неизвестные благотворите-ли согласились оплатить постройку еще одного корпуса…
– Разумеется, это сделала Ольга Ивановна, – усмехнулась Амалия. – У нее был сложный период в жизни, она порывалась то наложить на себя руки, то пойти в монахини, и ее родные были просто счастливы, когда она решила, что станет просто спасать людей… – Ветер закружил вокруг собеседников, клубком гоняя снежную пыль. Амалия поморщилась и поудобнее перехватила тяжелую муфту. – Вот что, Георгий Арсеньевич: в саду ветрено, и я предлагаю продолжить нашу беседу в доме. Кучер вас ждет? – Волин кивнул. – Скажите ему, чтобы он ехал обратно в больницу, и идите в дом. Я буду в гостиной.
Не прошло и четверти часа, как Георгий Арсеньевич устроился напротив полыхающего камина и с наслаждением чувствовал, как по его телу разливается тепло. Амалия сидела в соседнем кресле, хмуро разглядывая бритву Колозина, которую ей отдал доктор.
– Осторожно, она острая, – сказал Волин.
– Не понимаю, – пробормотала Амалия, складывая бритву. – Что ему здесь было нужно?
– Может быть, он просто заблудился и пришел не туда? – предположил Георгий Арсеньевич, с любопытством глядя на нее.
– А куда же он шел – к Селиванову, который живет по соседству? Ну уж нет, милостивый государь… Куприян Степанович, возможно, был не ангел, но семьи он не резал и детей не убивал.
– Что вас беспокоит, сударыня? – прямо спросил доктор. Так же прямо, как он привык говорить с пациентами об их недомоганиях.
– Все, – отрезала Амалия, кладя сложенную бритву на стол. – Кто ему сказал, что в ограде есть дыра и через нее можно попасть в сад? Почему он взял с собой эту адски острую бритву и зачем явился сюда ночью? Вы говорите о шантаже… Допустим, но кого он мог тут шантажировать? Федора Меркулова, который только что вернулся с Сахалина? Анну Тимофеевну? Вздор какой-то!
– Может быть, кто-то назначил ему встречу в вашем саду, но этот кто-то не является членом семьи Меркуловых? – сказал Волин. – Хотя что толку гадать… Пусть петербургский следователь разбирается, он же для этого сюда и приехал.
– У следователя сейчас второе убийство, еще хуже первого, – вздохнула Амалия. – Прежде чем он найдет, кто и за что убил Колозина, мое имя вываляют в грязи, и не раз, – добавила она задумчиво.
– Ну, нет! – вырвалось у доктора.
– Как только станет известно, что Колозина убили в моем саду… Ну хорошо, в саду Меркуловых, начнется бог весть что, – жалобно промолвила Амалия и посмотрела Волину прямо в душу своими поразительными золотыми глазами.
– Я думал, – осторожно заметил доктор, – что такая женщина, как вы, не станет дорожить мнением глупцов, которые зовутся обществом.
Тут у баронессы Корф, которая, если говорить начистоту, ничуть не обманывалась относительно своих достоинств, возникло скверное ощущение, что молодой земский доктор ее раскусил. И вообще, хотя он производил впечатление человека, которого не интересует ничего, кроме его работы, именно он, основываясь на довольно-таки шатких предположениях, нашел место гибели Колозина, в то время как сама она почти каждый день ходила неподалеку и ничего не заметила.
Но тут Амалия увидела, как Волин смотрит на нее, и мысли ее приняли совершенно иной оборот.
«Господи, ну почему мне поручили завлечь этого зануду Бэрли, а не кого-нибудь поинтереснее, посимпатичнее… и поумнее, если уж на то пошло!»
– Если вы опасаетесь нескромности с моей стороны, – добавил Георгий Арсеньевич, – то я могу пообещать, что никому не скажу ни слова о том, что я узнал.
– Ну как это, никому не сказать ни слова, – протянула Амалия и как бы невзначай коснулась руки доктора, – уж господину Ломову определенно придется все рассказать…
– К черту господина Ломова! – пылко объявил Волин и, притянув к себе Амалию, поцеловал ее.
Так мистер Бэрли получил отставку еще до того, как добился благосклонности баронессы Корф, а Георгий Арсеньевич задержался в доме до самого утра, причем общество Амалии заставило его настолько забыться, что он почти не обратил внимания на пожар у Селивановых.
Глава 27Разговоры
Сергей Васильевич Ломов провел беспокойную ночь.
Предположим, ночь баронессы Корф тоже нельзя назвать спокойной, но по совершенно иной причине, и вряд ли кто-то отважился бы назвать ее неприятной. В случае с Ломовым ни о каком приятном времяпровождении речи не шло.
Он расспрашивал людей, которые хорошо знали Селиванова, которые имели зуб против Селиванова, которые могли бы что-то знать о том, почему фабрикант был убит, но все нити обрывались, никто ничем не мог помочь, а потом стало известно о пожаре, и пришлось бросать все и ехать туда, где от трехэтажного дома остались лишь обгорелые стены, покрытые зловещей черной копотью.
Сам собой напрашивался вывод о поджоге, о том, что пожар был как-то связан с убийством, и Сергей Васильевич стал ловить на себе полные недоумения взгляды Порошина и Ленгле. И в самом деле, есть два убийства и странный пожар, а следствие топчется на месте, и никаких подвижек что-то незаметно.
Итак, ночь не удалась совершенно, а утром Ломов получил записку от баронессы Корф с просьбой незамедлительно приехать к ней. Но так как особый агент находился в прескверном расположении духа, тон письма произвел на него самое неблагоприятное впечатление.
«Бобик я ей, что ли, на побегушках? И почему бы открытым текстом не написать, если она сумела узнать что-то? Ах, госпожа баронесса, любите же вы напускать туману…»
Порошину Сергей Васильевич поручил продолжить расследование убийства фабриканта, а сам, проигнорировав настойчивое приглашение Амалии, сначала решил навестить Снегиревых.
Поговорив с Лидочкой и записав ее показания, Ломов решил для очистки совести еще раз опросить прислугу. Сказать по правде, он не ожидал ничего особенного, но одна из горничных вспомнила, что после того, как разъехались гости, студент расспрашивал ее о том, кто живет по соседству, причем больше всего его заинтересовала усадьба Меркуловых, и он захотел в подробностях узнать, как туда добраться пешком.
– И вы ему рассказали?
– Да, сударь… Если идти по большой дороге, то далековато будет, ну, а если повернуть и срезать через лесок… Там в одном месте ограда сада обвалилась, и можно сразу же попасть в сад, а если идти до ворот, то они гораздо дальше…
– Скажите, Дмитрий Иванович как-то обосновал, почему его интересует именно усадьба Меркуловых?
– Ничего он не говорил, – покачала головой девушка.
Ломов внимательно посмотрел на горничную.
– Почему, когда я приезжал в прошлый раз, вы не упомянули о вашей беседе с Колозиным?
– Так я думала, это ж не важно… Его ведь в саду Одинцовых нашли. А теперь говорят, что его убили в другом месте…
Тут Сергей Васильевич учуял, что в коридоре кто-то бесшумно подошел к закрытым дверям комнаты, в которой он разговаривал с горничной, и напряженно подслушивает, весь аж закоченев от любопытства. Не было никаких настораживающих признаков, посторонних шумов и прочего, но выучка – великая вещь, и Ломов не сомневался, что с той стороны двери, затаив дыхание, стоит женщина.