– Ты же сказал, что о вашей поездке знали несколько человек. Выбери из них того, кто близок по возрасту, это уже что-то.
– Да нет там таких, – в досаде отмахнулся Герман. – Пара партнёров, секретарша, подруги Марины, мама и ваша искромётная компания. По возрасту подходит только мать, но её я в таком подозревать не могу, да и не нагадил ей ещё настолько.
– А насколько нагадил? – заинтересовалась Алиса. – Если твоих родных увёл знакомый человек, всё становится почти нормальным, на бред сумасшедшего уже не так похоже.
– Она к постели прикована, лес валить и в болото нырять – явно не её.
– Ты не ответил.
– Ответил.
– Да, но как-то уклончиво…
Он усмехнулся, отдавая должное её настойчивости, и неожиданно для себя признался:
– Я ведь говорил, что дома редко бываю. У Марины и детей всё-таки своя жизнь, они во мне больше как в кошельке нуждаются, а мама…
– Герман, это…
– Правда жизни. И убери с лица дурацкое выражение безграничной скорби, я сам во всём виноват. Хорошо хоть, решил начать исправляться, семейную вылазку вот организовал… Короче, маме требуется внимание. У неё первоклассный уход, сиделки, элитное оборудование, максимум возможных развлечений. Соседки навещают, родственники и подруги тоже заглядывают, а…
– Ты – нет.
– Потому что кто-то должен зарабатывать на её сиделок, – безрадостно буркнул мужчина, однако чувствовалось, что на самом деле оправдать себя он даже не пытается. – Я бываю у неё настолько часто, насколько могу, но ей этого мало. И честно говоря, ей было бы мало в любом случае: когда человек долго находится в таком состоянии, он перестаёт…
– Ладно, не мучайся. Давай по существу.
– Да я уже всё сказал. У матери, конечно, есть ко мне претензии, но не до такой степени.
– Уверен? – прищурилась Алиса. – Она считает, что потеряла сына, ты считаешь, что потерял своих детей… По-моему, вполне себе око за око.
– Ну разумеется. Парализованная пенсионерка встала с постели и начала кровавую вендетту. И отца тоже она укокошила, получается. Как это я сам не додумался…
– Вообще-то… Мотив у неё был, раз твой батюшка на чужую дочь засматривался, возможность, в принципе, тоже… Хватит испепелять меня этим жутким взглядом. Я понимаю, что моя версия тебе не нравится, но хоть на секунду отбрось свою пристрастность.
– Отброшу, если объяснишь мне медицинский феномен, который даст надежду инвалидам во всём мире.
– Может, она не так больна, как хочет казаться?
– Точно, просто развлекухи ради пятнадцать лет с постели не встаёт.
– Ну и что? – уныло буркнула девушка. – Зато моя блистательная теория привела тебя в чувство.
– Ещё скажи, что на это и был расчёт. – Герман возвёл к небу глаза, восхищаясь чужой наглостью.
– Попробуй опровергнуть.
– Мне нервы дороже. Поднимайся давай.
Алиса нехотя встала с поверженной ели, попробовала перенести вес тела на больную ногу и невольно вскрикнула.
– Так плохо? – с беспокойством спросил Герман. – Та ветка едва до тебя дотронулась.
– Едва не пришпилила меня к земле, ты хотел сказать. – Она несколько раз согнула и разогнула ногу, помассировала колено и удовлетворённо объявила: – Дойду.
– Конечно, дойдёшь, кто тебя нести-то будет…
Алиса смерила его недовольным взглядом, но понимая, что он действительно за неё волнуется, развивать тему не стала и, заметно прихрамывая, направилась к реке.
Плохо было то, что Герман умудрился спасти ей жизнь, а это с одной стороны обостряло чувство вины, с другой – уже не позволяло подозревать его во всех грехах. То есть пространство для сомнений ещё оставалось, но совесть поднимала голову каждый раз, как она мысленно рисовала его избивающим жену и детей, и вскоре девушка окончательно запретила себе подобные предположения. Чем больше она узнавала Германа, тем сильнее склонялась к мысли, что если они и выберутся из странноватого приключения живыми, то – только благодаря ему. Несмотря на искреннюю убеждённость мужчины в том, что он не представляет, как быть, Алиса считала иначе и отчего-то верила в его таланты, хотя до настоящего момента они почти не проявлялись. Нужно было придумать способ вытащить его из тягостного уныния, на которое неизвестный злодей, очевидно, и надеялся, когда бил по самому больному, однако из всех идей пока выделялась только одна – о попытке сохранить жизнь и здоровье, убравшись из тихого уголка природы, пока есть шанс.
Размышляя об этом, она чувствовала себя предательницей, но ничего не могла с собой поделать – умирать совершенно не хотелось. Да ещё некстати вспоминался маленький брат, о котором будет некому позаботиться. Конечно, и без неё он как-нибудь вырастет, не исключено, что так будет даже лучше. И всё же…
– Мне надо вернуться, – негромко сказала она, зная, что Герман находится на приличном расстоянии, но он услышал.
– Правильное решение, – серьёзно кивнул мужчина. – Это не твоя семья и не твои проблемы, рисковать ради неизвестно чего просто глупо.
– Я не то имела…
– То. И это абсолютно нормально. Вам всем здесь делать нечего, завтра же начнём поиски катера. Он довольно большой, вряд ли затеряется среди камышей.
– Вот только до сих пор мы его не нашли, – очень равнодушно заметила Алиса, старательно избегая его взгляда.
– Мы и не искали особо. Разделимся на две группы, прочешем берег. Не могла же эта посудина раствориться в воздухе, отыщется рано или поздно. А если всё-таки нет, вам придётся идти пешком. – Он с сомнением покосился на её колено и с напускной убеждённостью заверил: – Заживёт через пару дней, боли уж точно не будет.
– Боль может закончиться и гораздо раньше, – буркнула девушка. – Вместе со мной.
Он собирался что-то ответить, но внезапно сбился с шага и возмущённо вытаращил глаза.
– Какого чёрта они там творят?
Алиса посмотрела в сторону преспокойно ковырявшихся в мумии друзей и с трудом сдержала рвотный позыв. Поверить собственным глазам было непросто, какое-то время она ещё надеялась на резкое ухудшение зрения, но поскольку по мере приближения к лагерю чудесное видение так и не трансформировалось во что-то более-менее терпимое, начала готовиться к худшему.
– У Нинки был лак для ногтей, – простонала девушка. – Она с детства обожает делать педикюр.
– Педик… Это мой отец!
– Ещё не доказано, – виновато пожала плечами Алиса, словно креативное хобби принадлежало ей. – Может, чья-то мать.
Герман скрипнул зубами, напугав величаво прогуливавшуюся по берегу чайку, и ускорил шаг, а девушка, наоборот, замедлила, не желая оказываться в самой гуще фееричных разборок. Впрочем, к её удивлению, кровавой рукопашной не последовало: отпрыск Вольдемара произнёс несколько резких фраз, потом нахмурился и тоже склонился над ногами предполагаемого родителя, очевидно восхищаясь Нинкиной работой. Окончательно перестав что-либо понимать, Алиса тоже подошла к друзьям и уставилась на них, даже не считая нужным озвучивать вопрос.
– Пальцы, – коротко сообщил Игорь, для верности указав на левую стопу Вольдемара.
– На месте, – после долгой паузы проинформировала Алиса, всё ещё ничего не понимая.
– Даже чересчур.
Она прищурилась, внимательно вглядываясь в желтоватые останки, которые одним своим видом напоминали о скоропостижной и почти неминуемой кончине, недавно просвистевшей мимо. Присутствие мумии жизнерадостного настроя определённо не прибавляло, и Алиса уже собиралась махнуть рукой на все загадки, лишь бы сохранить трезвый рассудок, но тут заметила то, что привело друзей в такой восторг.
– Перекомплект? – округлила глаза она, в третий раз сбиваясь со счёта.
– Ну, так сразу и не скажешь, всё-таки состояние… кхм… – Игорь украдкой покосился на Германа и попытался подобрать нейтральные слова: – Состояние усопшего…
– Чересчур усохшее.
Все воззрились на Нинку с нескрываемым осуждением, но та продолжала болтать как ни в чём не бывало.
– Что я сделаю, когда так оно и есть? Действительно ведь не поймёшь, сколько их там, но если посчитать вон те костяные отросточки, можно прикинуть… Обратите внимание, на второй ноге ничего подобного нет, всё как у людей.
Алиса согласно кивнула и осторожно тронула Германа за плечо.
– Сколько пальцев было у твоего отца?
– Я что, помню? По-твоему, целыми днями их пересчитывал? Да я ещё в детский сад не ходил!
– Что правда, то правда, на вундеркинда он не тянет…
– Игорь!
– А что сразу «Игорь»? Я-то знаю, сколько пальцев у моих родителей… И нет, мне тоже не приходило в голову пересчитывать, но это и так понятно. Если бы природа прикольнулась над ними столь изощрённым способом, они бы мне рассказали.
– Уверен? Потому что над тобой-то она вдоволь поглумилась, но ты что-то не торопишься кричать об этом на всех углах.
– Герман, он прав. Если бы у твоего папы было шесть пальцев, ты бы знал. Просто в разговорах с родственниками всплыло бы рано или поздно. Какая-нибудь троюродная тётушка с радостью открыла бы тебе все фамильные тайны, такие люди есть в каждой семье.
– Вообще-то необязательно, – задумчиво сказала Нинка. – Это же не третий глаз или ослиное ухо. Так сразу изъян незаметен, надо Вольдемара без обуви увидеть, а мы не на юге живём: без веской необходимости разуваться при посторонних никто не будет. Стало быть, удовольствие созерцать лишнюю деталь выпадало родителям и жене, ну, и ещё нескольким близким людям. Которые, учитывая трагичную гибель Вольдемара в столь молодом возрасте, про особенность могли и не упоминать – это элементарное уважение.
– Все высказались? – сурово поинтересовался Герман, и девушки резко замолчали. – В моей семье такие вещи не обсуждались в принципе, а со всякими там троюродными тётушками я даже не знаком. И почему, позвольте спросить, на ноге нашего трупа болтается верёвка с авоськой на другом конце? Я пытался сообразить, но, пожалуй, позорно сдамся. Что вы с ним делали, изверги?
– Заарканили и таскали за собой по берегу, – честно ответил Игорь. – А по поводу пальца – есть ещё один способ узнать. Оно же, наверное, наследственное.