Он постучал по виску:
— Я имел в виду кортикальный, ну ты знаешь.
— Беспроводная связь может мне клитор пососать с ней кто угодно подсмотреть может.
Плоды ее трудов раскинулись по добрым двадцати процентам купола световым штормом из цифр, картинок и — чуть дальше, с левой стороны — кучи чего-то, похожего на сонограммы. Это даже отдаленно не походило на астронавигационные дисплеи, которые когда-либо видел Брюкс.
Она раскапывала кэш.
— Я могу подсмотреть, — сказал Дэн. — Прямо сейчас подглядываю.
— А с чего мне о тебе беспокоиться? — фыркнула Сенгупта.
«Кошки и собаки», — подумал он и придержал язык.
Попытался снова:
— Полагаю, мне тебя надо поблагодарить за все это?
— За что?
Он обвел жестом эхо недельной давности, размазанное по небу.
— За то, что ты сделала снимок, когда мы убегали. А то в следующие двенадцать дней я бы со скуки умер без доступа в Быстронет.
— Разумеется почему нет. Жрешь нашу еду догоняешься нашим кислородом так чего бы еще к инфе не присосаться пока ты здесь.
«Все, сдаюсь».
Дэн развернулся и направился к выходу, но почувствовал, как Сенгупта зашевелилась в кресле.
— Ненавижу эту вампиршу она двигается неправильно.
Похоже, базовые подпрограммы отвращения к хищникам пережили все имплантаты. Брюкс даже обрадовался от такой новости.
— И на твоем месте полковнику Мяснику я бы тоже не доверяла, — добавила Сенгупта. — Пусть он к тебе и подлизывается.
Дэн оглянулся. Пилот парила в свободных ремнях кресла, не двигаясь и уставившись прямо перед собой.
— Это почему? — спросил Брюкс.
— Тогда верь ему делай что хочешь. Мне наплевать.
Он подождал еще пару секунд. Ракши сидела совершенно неподвижно, больше напоминая палочника.
— Спасибо, — сказал, наконец, Дэн и спрыгнул вниз.
«Значит, вот кто я теперь — паразит».
Он спустился в лабораторию.
«Полумертвое ископаемое, склеенное лишь для того, чтобы запустить парочку зеркальных нейронов. Меня мимоходом подхватили с поля боя из-за рудиментарной чесотки, что люди некогда звали жалостью».
Оборудование было не его, но рабочий стол давал хоть какой-то пластиковый комфорт: хоть что-то известное в мире, забитом длинными костями и странными существами.
«Хуже, чем балласт: я дышу их кислородом, ем их припасы и занимаю драгоценную атмосферу, когда до земной миллионы километров. Даже не домашний зверек: они не хотят со мной общаться, не желают чесать за ушком, им неважны мои трюки, собачка должна выполнять лишь два номера: притворяться мертвой и быть невидимой».
Секвенсор/сплайсер, универсальный инкубатор и оптоэлектронный наноскоп с приличным разрешением в тридцать пикометров. Все ободряюще знакомое в мире, где даже от пыли ждешь, что она построена из чудес и магических кристаллов. Может, это сделано намеренно: покрывало безопасности для безнадежно отставших от сингулярности.
«Ладно, я — паразит. Сильные паразитов не уничтожают. Паразиты ими кормятся, используют сильных для собственных целей».
Нижний уровень оказался пустым, если не считать небольшой горки сложенных стульев и шести грузовых кубов (запас материи для фабрикаторов, согласно декларации). Брюкс скинул с плеча палатку и развернул ее на палубе напротив изгиба переборки.
«Глист, может, и не такой умный, как его хозяин, но укрытие, еду и место для размножения он находит превосходно. Хорошие паразиты невидимы, а лучшие — незаменимы. Кишечные бактерии, хлоропласты, митохондрии — все они когда-то были паразитами, невидимыми в тени огромных существ. А теперь хозяева не могут без них жить».
Конструкция надулась, превратившись в подобие лукообразного ромба. Она распухла, как иглу, слилась со стенами и полом позади себя. Палатка не слишком отличалась от той, что Дэн оставил в пустыне; пьезоэлектричество, поддерживающее ее структуру, питало графический интерфейс внутренней оболочки. Брюкс провел указательным пальцем по центру двери, и мембранные половинки аккуратно раскрылись, как мышечная перегородка, разрезанная пополам.
«А некоторые идут дальше и берут власть, закапываются и меняют проводку носителей прямо на уровне синапсов. Двуустки, саккулины, токсоплазмы. Безмозглые твари — все. Неразумные создания, которые превращают непостижимо больший интеллект в марионетку».
Он опустился на колени и заполз внутрь. Встроенный гамак прицепился к внутренней поверхности палатки, готовый по любому прикосновению отклеиться от стены и развернуться. Стандартная конфигурация предусматривала пространство, в котором можно было, максимум, ходить на карачках, но Брюксу не хотелось ничего увеличивать. К тому же теснота казалась странно уютной здесь, на самом дне оси, когда лишь несколько слоев сплавов и изоляции отделяли человека от звездного барабана небес, крутившегося прямо под ногами.
«Значит, я — паразит? Прекрасно. Это почетный титул».
Здесь внизу, укрывшись в теплой и саморегулируемой крохотной палатке, Дэн был настолько тяжел, насколько ему позволял «Венец». Он даже чувствовал стабильность и причастность. Правда, не безопасность, но Брюкс даже умудрился не сильно заострять внимание на том, как сильно его жилище напоминало нору: насколько глубоко сидело в земле и насколько далеко находилось от других обитателей этой карманной экосистемы. Прижавшись к палубе, Брюкс изо всех сил старался не замечать, что похож на мышь, забившуюся в самый дальний угол огромного стеклянного террариума с кобрами, где лампы светят так ярко, как могут.
Если вам предоставят выбор, вы будете верить, что действуете свободно.
Каждый отсек начинался одинаково. Одна и та же отдельно стоящая система жизнеобеспечения; защелкивающаяся и растягивающаяся рамка, чтобы разделить жилое пространство по личным вкусам. Одна и та же базовая кухонная панель на переборке с туалетом на другой стороне. В любом помещении можно было найти аварийные блоки, совместимые с наиболее популярными моделями скафандров и саркофагов для дальних перелетов (последние в комплект не входили). Похоже, монахи оптом закупили популярные многоцелевые персонариумы «Боинга» в стандартной комплектации и в последний момент прикрепили их к концам осей. Если бы случилось невероятное, и одна из осей сломалась, а отсек полетел бы в космос сам по себе, корпорация гарантировала, что люди смогут жить внутри такого отсека год (при условии полной инертности).
Конечно, индивидуальные особенности жильцов учитывались. Например, фабрикатор на камбузе готовил еду со вкусом. Когда Брюкс спустился позавтракать, единственным теплым телом поблизости оказался Мур. Поначалу полковник в ответ не улыбнулся — Дэн сразу признал устремленный вдаль взгляд человека, странствовавшего по КонСенсусу, — но звук шагов вернул Мура в скудный мир реальности.
— Дэниэл.
— Не хотел тебя беспокоить, — солгал Брюкс. Он очень этого хотел и, прежде чем выдвинуться на поиски провианта, ждал, пока разреженные созвездия в интеркоме «Венца» не выстроятся особым образом: Лианна и Мур — на камбузе, Валери где-то еще.
Полковник отмахнулся:
— Мне все равно нужно сделать перерыв.
Брюкс приказал фабу распечатать тарелку с французским тостом и беконом:
— Перерыв от чего?
— Пришли данные телеметрии с «Тезея», — объяснил Мур. — Того, что от нее осталось. Привожу все в порядок перед главным событием.
— А что, мы будем участвовать в главном событии?
— Ты о чем?
Брюкс одной рукой перенес тарелку на стол (к ароматам сиропа и масла, поднимавшимся от тарелки, примешивались слабые бензиновые оттенки) и сел.
— Карлики среди гигантов, так? У меня возникло ощущение, что для исходников в операции активная роль не предусмотрена.
Он попробовал полоску бекона. Неплохо.
— У них свои причины быть здесь, — холодно ответил Мур. — У меня свои.
В его тоне явственно слышалось: «И это не твое дело».
— Ты много общаешься с этими парнями, — предположил Дэн.
— С кем?
— Двухпалатниками. Постлюдьми.
— Они — не постлюди. Пока нет.
— А как ты различаешь? — Это была лишь наполовину шутка.
— Иначе мы в принципе не могли бы с ними говорить.
Брюкс проглотил шарик фальшивого французского тоста:
— Они могли бы говорить с нами. По крайней мере некоторые.
— А зачем? Мы их практически не понимаем даже в нынешнем состоянии. И... у тебя есть дети, Дэниэл?
Брюкс покачал головой:
— А у тебя?
— Сын, Сири. Он — не совсем исходник. Правда, близко не подошел к дальнему берегу, но даже с ним иногда трудно... связаться. Может, такое сравнение для тебя мало значит, но... все они — наши дети, дети человечества. Но даже сейчас они практически не обращают на нас внимания. А как только перевалят через край... — Он пожал плечами. — Как быстро ты решишь, что у тебя есть занятия поинтереснее, чем болтать со стаей капуцинов?
— Они — не боги, — мягко напомнил Брюкс.
— Пока нет.
— И никогда ими не станут.
— Это простое отрицание.
— Всяко лучше, чем коленопреклонение.
Мур печально улыбнулся:
— Да ладно тебе, Дэниэл. Ты сам знаешь, какой могущественной может быть наука. Тысяча лет на то, чтобы вскарабкаться от призраков и магии до технологии. И полтора дня, чтобы спуститься от технологии обратно, к призракам и магии.
— Я думал, они не пользуются наукой. И в этом смысл.
Мур еле заметно кивнул:
— В любом случае, если поставить исходников против Двухпалатников, последние каждый раз будут на сто шагов впереди.
— И ты спокойно к этому относишься.
— Мое отношение не имеет значения. Таков порядок вещей.
— Это... фатализм какой-то. — Брюкс оттолкнул пустую тарелку. — Дальний берег, пропасть между гигантами и капуцинами...
— Это не фатализм, — поправил его Мур. — А вера.
Дэн пристально посмотрел через стол, пытаясь решить, не дразнит ли его Джим. Тот бесстрастно взглянул на него в ответ.