Вот меня уговорили остаться, вот была текила, много текилы. Танцы, объятия. Скоморохин. Боже, везде Скоморохин. Я ведь уснула на баре? Значит, это он меня сюда принес?
Очень неожиданно и внезапно панику душит волна радости, которая прорывает плотину моих доводов и возражений и накрывает с головой. Я невольно улыбаюсь и забываю, как дышать. Я это не контролирую, не выходит, просто радуюсь. Как дурочка. Возношусь вверх. Но также стремительно несусь вниз. Когда оглядываю подсобку, в которой мы лежим на матрасе. В которой не я одна была гостьей. В которой Кирилл поимел, скорее всего, многих. И не раз.
Злюсь на себя за глупые мысли. Конечно, рассудительной меня тяжело назвать, но и безрассудной вряд ли можно. Злюсь, в два прыжка вскакиваю на ноги и вырываюсь из душной комнаты. Проношусь мимо сонного Малика, который не успевает ничего сообразить.
А на улице настоящий июльский зной. Солнце беспощадно слепит и жарит. Так мне и надо. За то, что не думала головой. Вообще непонятно, чем думала.
Ноги резво несут меня вперед. Я сворачиваю на главную улицу и решаю пройти мимо отцовской мастерской. Здесь всего минут пятнадцать пешком. И сейчас это кажется жизненно необходимым. Потому что там сегодня должен работать Лёва. Мне нужно увидеть его. Чтобы вспомнить, ради кого все. Чтобы вернуться к свету, потому что меня окутала темнота.
Мчу наперегонки с обжигающим ветром. Добираюсь к месту в два раза быстрее и с воодушевлением выбегаю из-за угла. Но поспешно торможу и делаю несколько шагов обратно. Потому что вижу Льва. В окружении подозрительных парней. Двое стоят чуть позади него, а один возвышается спереди и что-то рассказывает на повышенных тонах.
Все это странно. Я не узнаю неунывающего Мочалина: плечи опущены, взгляд вниз, и он молчит.
Когда самый здоровый из троих хватает его за майку, а другие не дают отступить, я пугаюсь. Хочу выйти вперед, но все заканчивается так же быстро, как и началось. Его отпускают, что-то повторяют с угрозой, а затем садятся в тонированный джип и уезжают. Лев смотрит им вслед и со всей злостью пинает бутылку под ногами.
Я достаю айфон, который вот-вот сядет, набираю его номер. Вижу, как он долго смотрит на экран, а потом просто убирает телефон обратно в карман и возвращается в мастерскую.
Бог мой, что вообще происходит?
Глава 15
Яся
Папа дуется на меня. Я никак не могу понять причину, но дуется он с самого ужина. Если я и не хотела признавать, то сейчас, когда в завершении обеда он делает только один кофе для себя, это становится очевидным. Так было всегда – два жутко черных американо нам и зеленый чай с лимоном маме. Где… нет, неправильно, почему произошел сбой в системе? Могу я взять звонок другу или помощь зала?
Ладно, руки у меня есть, чтобы нажать кнопку на панели кофемашины, варить в турке уже времени не хватит. Еще душ нужно принять, у Лёвы смена должна вот-вот закончиться. Потом уснет, фиг разбудишь.
Ловлю папин изучающий взгляд. Он сдвигает на переносице брови, так и хочется складку пальцем разгладить. Я же открыто смотрю в ответ, мол «говори, если есть что сказать».
Молчит. У нас с ним так не принято, поэтому удивлена.
Зато мама, наоборот, идет на контакт все легче. И самое удивительное, мне становится проще откровенничать с ней. Раньше я чувствовала скованность в общении, казалось, что мы далеки так же, как Южный и Северный полюсы: вечно она все темы склоняла к шмоткам и мальчикам. Но с тех пор, как я увлеклась бегом и активным спортом, мы заметно – и неожиданно – сблизились. А на этой суматошной неделе я вдруг нашла поддержку именно в ее лице, хотя всегда считала себя папиной дочкой. Когда у меня случился настоящий «бада-бум», мама молча подставила плечо и приготовила любимые вафли, а не обиды корчила, как некоторые.
Улыбаюсь ей, хвалю плоский живот, который та демонстрирует. Она и правда подтянулась за пару месяцев спорта с моими подсказками. Мама забирает тарелку с недоеденным джемом, гладит меня по щеке и смотрит почти влюбленно, а я странным образом жмурюсь от удовольствия. Контакт, контакт, контакт – я без него никуда.
Правда, через минуту идиллия рушится, когда мама в очередной раз спрашивает про Кирилла, в котором души не чает. Чем он заслужил? С трудом, но удается увести разговор в сторону Лёвы. Сейчас он меня сильнее заботит.
Перевожу взгляд на папу и спрашиваю, как у Мочалина дела. Действую осторожно, точно юная Нэнси Дрю, захожу с разных углов. И очень удивляюсь, когда отец с горем пополам выдавливает из себя два слова и те нелестные. Оказывается, папа недоволен его работой, хоть и старается выразиться помягче. Но я не слезаю, пока мне не рассказывают, что Лев уже несколько раз засыпал во время смены и напортачил с заказом. И это за неделю.
- Парни говорят, он на трех работах пашет. Сам он молчит. Но не дело, не дело, - добавляет в конце папа, все сильнее запутывая меня.
Что-то однозначно не так. По-настоящему страшно за Лёву. Быстрее допиваю кофе и лечу наверх в ванную. Что бы ни происходило, я должна выяснить.
- Только пришла, уже сбегаешь. Раньше всегда ночевала дома, - спустя двадцать минут причитает отец, застав меня в коридоре.
Бросаю телефон, сажусь на пол и натягиваю кеды, пока тот с укором смотрит сверху вниз.
- Пап, а кто купил мне квартиру? Кто говорил, что я уже большая девочка? – повторяю его слова, что звучали тостом на моем прошлом дне рождения.
Тот недовольно бормочет под нос и уходит, бросив напоследок «будь аккуратнее». А я, запихивая шнурки под язычок, уже отвлекаюсь на звук входящего сообщения.
- Кирюша пишет?
- Ма-ам! – вздрагиваю я. – Не подкрадывайся так!
- А ты не хмурь прекрасный носик, зачем тебе преждевременные морщины?
Щелкает меня по нему, наклонившись. Я быстро читаю сообщение от Скоморохина и с раздражением вскидываю голову.
- Вот скажи мне, - не выдерживаю, - почему Кирилл тебе так нравится? Не помню, чтобы ты хоть раз расспрашивала меня про Лёву.
Мама смотрит прямо, ничего не скрывает.
- Лев хороший мальчик. Но я не могу быть расположена к тому, кто мучает мою дочь.
Хочу возразить, но она продолжает, высказывается до конца.
- А Кирюша… настоящий. Он сложный, строптивый, но настоящий. И я же вижу, как он на тебя смотрит. Ты достойна быть счастливой, девочка моя.
Я могу прямо сейчас все ей рассказать. Рассказать и разбить в пух и прах ее представления о Кирюше и этой «лав стори». Но я глотаю все слова и доводы, когда мама сминает меня в объятиях. Зачем ее разубеждать? Пусть и дальше радуется.
Так как мотоцикл остался скучать на парковке бара, я вызываю такси. И когда сажусь в потрепанный жизнью автомобиль, перечитываю сообщение от Скоморохина. Тот пишет, что сегодня совместный прием у психотерапевта и через полтора часа мне нужно быть по указанному адресу. А я теряюсь. Жутко не по себе от всего, что творится. А еще больше от того, что я придаю приключениям слишком много значения. Уверена, для Кирилла это мелочь, о которой он уже позабыл.
Злюсь и убираю телефон без ответа. Я выполню свою часть уговора. Если успею. Сейчас Лёва важнее. Кир с его тараканами слегка подождет.
Первое испытание поджидает меня у подъезда старой пятиэтажки. Сколько ни звоню в домофон, никто не открывает. Лев, судя по выключенному телефону, спит уже, а если он спит, его из пушки не разбудишь. Приходится прорываться через соседей по коммуналке, которые не отлипают от экранов компьютеров.
Мне везет, и каким-то неведомым образом я пробиваюсь сквозь толстые наушники геймеров и попадаю в квартиру Мочалина. Игнорирую сальные приколы его товарищей, захожу в комнату и выдыхаю.
Лев сопит, отвернувшись к стенке и накрыв голову подушкой. Так и не купил шторы, через окно заливается яркий свет. Забавный он: голые пятки торчат из-под простыни и свисают с короткой кровати. Слава богу, он здесь – живой и здоровый. Тревога не отпускает с тех пор, как застала его в компании уголовников.
Наконец решаюсь отойти от двери. Ничего не изменилось здесь с тех пор, как я была в последний раз около года назад. Те же плакаты со знаменитостями из прошлого, тот же творческий беспорядок. На столе особенно, там целая пачка бумаг. Распускаю загребущие руки и собираюсь сложить листы ровно – это все маниакальный перфекционист во мне бунтует.
Быстро копошусь и, к огромному удивлению, нахожу жуткую валентинку с толстым рыжим котом, которую я дарила Лёве на четырнадцатое февраля. Он так возмущался, что она розовая! И обещал выбросить!
Сердце начинает биться чаще.
- Эй! – раздается сонное за спиной.
Оборачиваюсь с улыбкой, но, встретившись лицом к лицу, робею. Лев выглядит ужасно помятым.
- Скажи мне честно, что-то случилось? – спрашиваю прежде, чем он успеет запудрить мозги и уйти от разговора.
- Я разберусь, - чеканит.
Не отрицает даже. Все серьезнее, чем я думала.
- Лев, пожалуйста, только не ври мне. У тебя проблемы?
Он долго молчит. Смотрит по сторонам, лишь бы не на меня, запускает ладонь в кудряшки и тяжело вздыхает.
- Да, - наконец сознается он и сразу выкидывает вперед руку, не позволяя подойти ближе, будто отсекает помощь. – Что бы ты сейчас ни придумала, я запрещаю тебе, слышишь, запрещаю лезть в это дело! Хватит Дианы, которую я уже втянул.
Замираю, потому что он никогда не говорил со мной в таком тоне. Становится даже обидно. Особенно от одной противно скребущейся мысли.
- Диана. Она в курсе твоих дел, насколько понимаю?
Он молчит и поджимает губы. Да где они вообще могли познакомиться?
- Но я думала, вы притворяетесь…
- С чего вдруг? – и так уверенно выдает встречный вопрос, что я теряюсь.
А с чего я действительно поверила Кириллу?
- Значит, она в курсе, - злюсь на саму себя за то, что ухватилась за призрачную надежду, - а я нет. За что ты так со мной? Ты же знаешь, я готова на все…
- Хватит! – бьет словами наотмашь, прямо в сердце. – Тема закрыта. Итак сказал тебе больше, чем собирался.