Не успеваю понять, что происходит, как со спины к нему подваливает целая гвардия дружков. Проблемс, проблемс,- голосят. Продавливают нас в конец стойки. Очень хочется объяснить им по-русски, что такое «проблемс». Останавливает только ладошка на груди и тихое «не надо, Кирилл».
Выдыхаю.
Уже и Марат рядом, и бармен свистнул охране. Нас просят выйти. Ладно, пусть живут, главное Ясю отсюда увести.
Вываливаемся из бара вместе. Мы с братом девчонок страхуем, идем позади. Но этот пес все равно лезет, кричит вслед, что может дать Гайке гораздо больше за ее красивый зад. Если она выберет его, а не такого слабака, как я. Сука.
Ярослава вдруг меняет траекторию, идет обратно, обходит меня.
- Секунду, - просит она, когда пытаюсь ее остановить.
Я оголенный нерв. Марат тоже напряжен. А эта зараза как ни в чем не бывало подходит к довольному уроду и манит пальчиком. Он наклоняется. Ярослава тянется к нему. У меня сдают нервы, как раз когда она со всей силы бьет его коленом в пах.
Я аж подвисаю.
- Бежим! – орет, пока этот стонет, а дружки скачут вокруг.
Мне повторять не нужно, стартую за ней. Мы мчим по лестнице наверх, разбегаемся с Олейниками в разные стороны. Тормозим спустя три пролета в темном углу и набрасываемся друг на друга.
Дьявол! Адреналин бурлит в крови. Целую ее, не сдерживая себя. Целую и пытаюсь уместить в голове, как, просто как можно быть такой хрупкой и сильной, такой сумасшедшей и разумной одновременно! Не понимаю и не хочу разбираться в этом.
Мои пальцы впиваются в тонкую шею и спину, губы атакуют сладкий рот. Я задыхаюсь в ней. И ей дышу. Гребаный парадокс.
- Люблю тебя, Гайка, - рычащим шепотом выдаю я.
Она застывает. Глаза широко распахиваются, ресницы дрожат.
- Т-ты… ты уверен?
Смеюсь в голос, запрокинув голову назад.
- Это самый дурацкий ответ, который можно услышать. Да, я уверен. У меня зашкаливает пульс, долбит давление по вискам, сердце выпрыгивает, кружится голова.
- Напоминает паническую атаку.
- Именно, - киваю я. – Ты моя личная ПэАшка*. Я. Тебя. Люблю.
Губы у малышки открываются и закрывается, но она не издает ни звука.
- Гайка? – спрашивает наконец.
Улыбаюсь.
- Долгая история. Ты против?
- Нет. Боже, нет!
Ярослава приходит в себя, сплетает руки у меня на шее и целует так, как ни одна другая. Так, как целует только она.
*************
* ПэАшка – ПА – сокращенное название панической атаки.
ПРЕД. ЧАСТЬ
123
ВПЕРЕД
Глава 32
Яся
Теперь Кирилл спит гораздо лучше. Еще недавно дергался во сне, бормотал что-то, просыпался от каждого шороха, а сейчас крепко-крепко спит. И дышит ровно, даже улыбается во сне. Или мне кажется? Ладно, буду верить в это. В лучшее, как не устает повторять Кир. Верить и надеяться, что я положительно влияю на него. Ну или наш кроватный марафон не оставляет сил.
Любуюсь красивым парнем, пока он не кривит саркастично губы, не отпускает пошлые шуточки. Аккуратно убираю со лба влажные из-за жары волосы, пальцами повторяю в воздухе профиль. Теряюсь в безудержной любви к нему. Таю в его чувствах ко мне, которые он больше не скрывает – ни в действиях, ни в эмоциях, ни даже в словах. И да, он не выставляет их напоказ, но так они ощущаются реальнее. Когда он шепчет «люблю» в тишине между вздохами или в свете луны на балконе, я совершенно точно осязаю любовь.
Не нужно театральных шоу, в которые многие превращают личную жизнь. Незачем каждому прохожему становиться случайным зрителем. Я привыкла сокровенное оберегать, а Кирилл – мое сокровенное. Во всем, что касается Скоморохина, я эгоистична до жути, и тоже не собираюсь никогда и ни с кем его делить.
Встаю осторожно, включаю кондиционер. Накидываю майку, что пахнет парфюмом Кирилла, и выхожу на балкон. Небо хмурое, море беспокоится. Тоже переживают из-за нашего отъезда? Потому что я – очень.
Как бы ни убеждала себя, как бы ни уговаривал меня не думать ни о чем Кирилл, я все равно медленно схожу с ума. В груди будто образовался ком и не дает нормально ни вдохнуть, ни выдохнуть. Все будет хорошо, даже лучше, - повторяю я про себя. А в ответ недружелюбно завывает ветер.
На следующее утро погода становится только хуже, разыгрывается ураган. Наш рейс задерживают на десять часов. Я начинаю нервничать, накручивать себя. По дороге в аэропорт мне кажется, что вижу знаки. И даже когда сквозь серость проглядывает солнце, не могу успокоиться.
Кирилл не комментирует мое состояние. Молча обнимает, сжимает дрожащие ладошки. Аля с Маратом сопят на плечах друг у друга – везет им. А я и сама не могу расслабиться, и Кириллу не даю. То вскакиваю на ноги и хожу рядом с панорамными окнами – там виднеется наш самолетик, который с силой хлещет дождь. То бесцельно ковыряюсь в рюкзаке, то нервно отстукиваю чечетку пятками о плитку и бешу окружающих. А что творится со мной в самолете!
Взлет проходит просто ужасно. Нас трясет, кидает из стороны в сторону, а потом мы и вовсе проваливаемся несколько раз вниз. В животе неприятно ухает. В голове сотни мыслей о том, что пришел мой конец, что я не попрощалась с мамой и что не сказала Кириллу самые главные слова.
- Я люблю тебя, люблю, люблю, - бормочу судорожно и глубже зарываюсь в теплые объятия.
- Тише, девочка моя, - звучит в ответ нежно до мурашек.
Он целует макушку и прижимает крепче к себе. Держит до тех пор, пока самолет не набирает безопасную высоту полета. Но я и после не отпускаю его руку – до самого конца рейса сжимаю ладонь, потому что по-прежнему убеждена – что-то должно произойти.
Ненавижу самолеты еще больше распущенных волос.
Когда после двенадцатичасового перелета мы вслед за Олейниками выходим из аэропорта, я не верю, что иду по земле. Ноги все еще ватные, я как космонавт в невесомости. Вдыхаю родной воздух, и тревога постепенно отступает. Улыбаюсь, что жива. Собираюсь набрать папе, чтобы услышать его голос и сказать…
Взгляд цепляется за яркую кудрявую гриву. Не верю глазам, моргаю много-много раз, но видение не исчезает. На дорожке среди встречающих и таксистов, что нашептывают заклинания, стоит Лев. С огромным букетом ромашек в руках. Черт.
Мочалин смотрит прямо на нас с Кириллом, точнее на наши переплетенные пальцы. И я догадываюсь, куда смотрит Кир, судя по тому, как напрягается его рука.
Немая пауза. Олейники что-то спрашивают, я извиняюсь и обещаю, что спишемся позже. Марат с подозрением смотрит на нас, потом замечает в толпе Лёву, хмурится, но не влезает. Прощается и с трудом уводит любопытную Алю.
И вот куда деваются мысли, когда они так нужны? В голове пустота.
- Кирилл, - глядя вперед, начинаю.
Он одергивает меня за руку, разворачивает к себе и заставляет посмотреть на него.
- Брось кучерявого.
Что? Я это и вслух транслирую.
- Что слышала. Брось его прямо здесь и сейчас. Ты должна мне желание, помнишь? За базу. Так вот я желаю, чтобы ты бросила его.
В один миг свирепею. Не от заявлений, тона или внезапного порыва свести счеты. А из-за того, что он вообще смел думать, что я была с ним, признавалась ему в любви, будучи в отношениях с другим. Мы, конечно, обходили тему Лёвы стороной, но я полагала, все итак ясно.
Видимо, нет.
- Я говорил, что не собираюсь делить тебя с ним.
- Заткнись!
Кир застывает с открытым ртом, ведет бровью вверх.
- Просто заткнись! – продолжаю. – Я рассталась со Львом перед Доминиканой. Я бы никогда даже не посмотрела в твою сторону, если бы решила быть с ним. И меня оскорбляет, что ты мог так подумать.
Кирилл молчит. Вижу, что на лице проступает радость вперемешку с раскаянием.
- Но мне нужно поговорить со Львом. Мы много гадостей наговорили друг другу, когда виделись последний раз, и…
Скоморохин рычит. Предчувствие меня не обмануло – все идет наперекосяк. Мало того, что съехали из райского сада, так уже и Армагеддон на подходе.
Не сдерживаюсь и целую его. Зло, быстро, в губы. Не чтобы обидеть одного и усмирить другого, а чтобы расставить все по местам. И показать Киру, что по возвращении домой ничего не изменилось. Я бы и о любви напомнила, если бы он не вел себя как полный придурок.
- У вас пять минут, на парковке жду.
Кирилл указывает в сторону стоянки, я киваю. Он уходит, а я не смею двинуться с места до тех пор, пока он не превращается в маленькую точку.
Вдох-выдох, мелко перебираю ногами. Иду медленно, будто надеюсь никогда не дойти до Мочалина. Но дохожу. И довольно быстро. И теперь, когда я встречаю его понурый взгляд, замечаю опущенные плечи и приунывшие цветы, мне становится стыдно. За то, что разбередила это болото. Ведь спокойно жили, пока я не пошла в лобовую атаку и нас не затянула трясина.
- Ты всегда убеждала меня, что деньги для тебя не имеют значения, а теперь ты с этим, - вместо «привет» говорит он.
- Я люблю его, - не желая тянуть резину, начинаю диалог с главного.
Кирилл ждет меня, и я не хочу подрывать его доверие. То, что он позволил поговорить с Лёвой, уже много значит. Это ведь не в духе Кирилла – уступать. И еще я на секунду представила, что здесь – пусть даже с благими намерениями – появилась бы Диана. Бр-р.
- А как быть с нами? – растерянно спрашивает Лев, и я убеждаюсь в том, что он явно надеялся на другой исход моих приключений.
Любой, кто знает Кирилла, надеялся бы.
- Прости меня, некрасиво вышло, - оправдываюсь, а мыслями уже тянусь к Скоморохину.
- Несвоевременность – вечная драма, где есть он и она, - напевает Лев.
Я усмехаюсь горько. Похоже на нас. Вот только…
- Мы не любили друг друга, - произношу истину, которую поняла лишь недавно.
- Не говори за меня.
- Лёв, это правда. Нам только показалось. Заигрались мы, я тебя запутала. Не такая она эта любовь. И ты знаешь, что я права.
Он долго и пристально смотрит мне через плечо.