- Наверное, - произносит тихо, а затем морщит нос и кивает на букет. – Возьмешь цветы?
- Они прекрасны.
- Но нет, - отвечает за меня. – Понял. Что ж…
- Может, тебя подкинуть в город? – спрашиваю в затянувшемся молчании.
Но мы оба быстро понимаем, что идея плохая. Отворачиваемся, ищем что-то на асфальтной плитке. Впервые за много лет я чувствую себя рядом с ним неловко. Мне не нравится, хочется сбежать.
- Я пойду. На автобусе доберусь.
Движения Льва смазаны. Он тоже не знает, как быть.
- Я надеюсь, у тебя все будет хорошо. Ты, кстати, общаешься с Дианой?
Хватаюсь за соломинку, о которой вспоминаю, но озвученный вопрос кажется до жути неуместным. Лев пожимает плечами.
- Не особо. Она из тех, кто долго не переживает. Думаю, ей будет лучше без меня.
Прощание затягивается, никто не хочет говорить последнее слово. Не сдерживаюсь и обнимаю его, потому что Лев – это все мое детство и юность. Даже пахнет, как дом.
Лишь на секунду он крепко сжимает меня, а затем резко отшатывается и уходит. Отводит взгляд, его глаза слезятся. Как и мои. Я смотрю ему вслед: как он удаляется все дальше, как наклоняется, поднимает на ходу паспорт и догоняет девушку, что обронила его. Стесняется, я вижу, но вручает ей цветы. Та улыбается в ответ, и вместе с ним идет на автобусную остановку.
Отворачиваюсь, потому что мне по-прежнему неприятно видеть его с кем-то. Плачу, потому что понимаю, как больно ему.
Легко отыскиваю зеленую «панамеру» на парковке, заполненной черно-белыми авто. Молча сажусь, закрываю дверь. Молча едем, а я ухожу в себя.
И только когда замечаю, что мы подъезжаем к нашему дому, напрягаюсь. Марат же случайно проболтался, что отец помог Кириллу взять квартиру. Он просто думал, я знаю. А перед вылетом Кир сказал, что меня ждет сюрприз. Пазл сложился, и я поняла, что правда хочу этого. Я действительно и совершенно точно готова сделать следующий шаг. Была готова.
- А как же сюрприз? – спрашиваю с легкой паникой в голосе.
- Позже, - отвечает резко. – Возникли неотложные дела.
Мне не нравится то, что происходит. Он не собирается выходить из машины.
- Могу узнать, куда ты собрался?
- Нужно решить один вопрос.
Кирилл говорит загадками. Это нехорошо. И все же киваю. Подхватываю рюкзак с заднего сидения, выхожу. Не успеваю открыть дверь в подъезд, как машина срывается с места и уносится прочь.
Почему так тревожно?
Дома меня встречают с распростертыми объятиями, целым столом вкусняшек и кучей вопросов. Родители, кажется, до сих пор в шоке из-за моего внезапного отъезда.
Настроения нет, поэтому я ссылаюсь на усталость, прячусь в комнате и запираю дверь. На душе беспокойно. Я хожу по кругу в десятый раз. Мне плохо. Я за эти дни настолько отвыкла быть одна! У меня ломка по Кириллу. Черт, черт!
Нехорошее предчувствие все растет и растет. Срываюсь и набираю его номер. Тишина, никто не берет. Пробую еще и еще – бесполезно. Звоню Марату – там тоже глухо. Алю не хочу тревожить, но она сама звонит с вопросом, куда мальчишки сорвались так внезапно.
Тошнота подступает к горлу.
До Марата дозваниваюсь, когда уже теряю надежду.
- Где вы, черт возьми? – кричу в трубку.
Не слышу, что говорит. Грохот в динамике. Что происходит?
- Где Кирилл?
Не понимаю! Что он бормочет? Я не понимаю.
- Идет первым, - прерывается, - все отлично. Уроды… по заслугам.
- Ты о чем, Марат?
Куда идет? Какие уроды? Я хочу задать миллион вопросов. Но слышу его резкий крик и посторонний шум.
Я не могу дозваться Олейника. У меня трясутся губы и руки.
Звонок обрывается. И тишина сжирает изнутри.
Глава 33
Кир
Пока я со злостью барабаню по рулю под «хеви-металл», мой телефон разрывается от звонков. Не слышу ни черта, лишь случайно замечаю, что экран светится. Не хочу брать, думаю о Гайке и кучерявом, с которым она сейчас ведет задушевные беседы. И хватило же у него наглости припереться в аэропорт! Цветы, интересно, в поле нарвал? Чистой воды придурок.
Телефон снова загорается. Да что всем надо? Беру трубку и слышу Алекса на панике. И в следующий миг уже знаю, где выпущу пар.
Ни одна тварь не посмеет угрожать ни мне, ни парням на нашей же территории. Ни одна сука больше никого и пальцем не тронет! Ноги их здесь не будет! Кто-то явно зарвался и сильно поверил в себя. Хотят реванша – они его получат.
Они – это те самые уроды, с кем я гонял, с кого поимел кучу денег и, да, которые угрожали стволом. Пока меня не было, они чуть ли не силой отобрали трек. Мы в девяностых живем, что ли? Что за рейдеры нарисовались, а? Почему и по сей день такая хрень творится?
Алекс, поломанный, отлеживается дома, другие – кто где. И все в шоке. Парни пытались подключить связи, но ничего не вышло. Уродов крышует кто-то серьезный. Говорить они хотят только со мной.
Сука.
Если верить рыжему, наше излюбленное место сбора превратилось в дешевый притон. Злюсь на все и на всех. Но больше всего на Гайку. Вроде бы головой и понимаю, что говорила о любви серьезно, но сердце ноет. Оно трусливое у меня. Кажется, до сих пор думает, что Ярослава поймет, с кем связалась, и бросит. Я ведь на фоне ее суперскучного тигра выгляжу настоящим психом. Ну да, и в доказательство вместе с Маратом срываюсь по первому зову. Ха.
Разум заполоняют мысли о том, что сейчас я мог заниматься с Ясей сексом на новом диване в квартире, где собирался запереться с ней. А вместо этого я, разрывая пространство, мчу по треку навстречу огням, сливающимся в тонкую линию. Пытаюсь сосредоточиться на дороге и не думать о том, что на кону – территория, машина, честь. Все, чего желаю, - это месть. Я жажду крови.
Опасно проезжаю бэнкинг*, дыхание спирает. Подрезаю сраную «Белоснежку» и ухожу вперед. Руки точно отмеряют движения руля, ноги вовремя переключают педали. Я заметно отрываюсь, выжимаю максимум из малышки и ее лошадей. Им не догнать меня.
Уверенно выхожу на финишную прямую. Белая «ламба» мотыляется далеко в хвосте. Уже предвкушаю победу. Вижу последний поворот, после которого навсегда избавлюсь от этих…
Блть.
Хлопок, и машину бросает вправо. Больно бьюсь головой. Не понимаю, что происходит. Я на ровном месте теряю управление. Меня заносит. Шины вопят. Дрифтую так, что искры летят из-под колес. Воняет паленой резиной.
Пытаюсь вернуться на трек, но тачку уносит только дальше. Не выходит, ничего не выходит. Все кружится. А потом – стена и мгновенная темнота.
Когда открываю глаза в следующий раз, мне кажется, что я сдох. Во всяком случае по ощущениям я не жилец. Тело болит просто адски. Особенно нога. Моргаю медленно – веки будто свинцом налились, в глазах песок. Чтобы приподнять голову и пошевелиться, прикладываю неимоверные силы.
Сквозь боль с тихим стоном сажусь чуть выше. Смотрю на распухшую ногу, зафиксированную в лангете. Перевожу взгляд левее – на Марата, что дрыхнет в кресле.
- Эй, - зову, но не реагирует. - Эй!
И вот хрен разбудишь. Осматриваюсь вокруг, беру с подноса на тумбочке яблоко и кидаю в брата. Рычу от резкого движения, что отдается острой болью, пока тот вздрагивает, возмущается.
- Фак! Что за…
Трет лицо, фокусирует на мне взгляд. Хмурится, но уже скоро улыбается во весь рот.
- Чувак, ну и напугал же ты нас!
Марат садится ближе и облокачивается на колени.
- Как жаль, что я этого не помню, - отвечаю сквозь зубы.
Наверное, на лице отражается все, о чем думаю.
- Слушай, - будто издалека начинает Марат.
- Давай руби с плеча. Чем закончилось?
- Ну-у, - тянет все равно, - тачка всмятку, зло ликует. Отбросили по всем фронтам назад и поставили нас на счетчик.
- Не путай, - резко перебиваю, - они поставили на счетчик меня. Я подвязался на это, не ты.
- Не начинай. Я там тоже был. Я, как и ты, не доглядел.
Хочу уже заткнуть его, когда притормаживаю.
- Что не доглядел?
- Да непонятно, блин. Они намутили что-то – это факт. Ты же с ровной трассы сошел. Отец Яськи сказал, резина в шикарном состоянии у тебя, сама лопнуть не могла. Простой дефект к такому исходу не привел бы. Тебе помогли. Ублюдки! А если бы насмерть? В них вообще ничего человеческого не осталось.
Я слушаю Марата, но не слышу – застопорился на первых фразах.
- Отец Яси тут при чем?
- Да мы оттащили к нему твою тачку, попробуют что-нибудь придумать. Там еще Алин отчим новоиспеченный подключился.
И я знаю, что Марат говорит правду: я чувствовал этот толчок в бок. У меня лопались колеса на скорости, я наезжал на бутылки и попадал в открытые люки, я помню, каково это, и в этот раз все было иначе. Что-то однозначно столкнуло машину с трассы.
Но слова пролетают мимо, в ушах шум стоит. Потому что после упоминания Гайки я не могу думать ни о чем другом.
- Яся, как она?
Вот вроде бы и не стараюсь, а голос все равно меняется, когда о ней говорю.
- Отправил ее домой, - брат подмигивает, - всю ночь здесь дежурила.
Киваю. И радуюсь, и злюсь одновременно, что ее нет. Проверяю телефон, который рядом на тумбе валяется, но он разбит в хлам. Сенсор практически не реагирует – ни звонки, ни сообщения не могу посмотреть.
- Тебе, может, телефон привезти? – ржет Марат.
- Обойдусь, - отвечаю, а сам цепляюсь глазами за фигуру отца в дверном проеме.
Тот входит в палату с серьезным лицом, как всегда, при параде. За окном еще не стемнело, а, если Марат говорит, что я долго спал, значит… уже понедельник? Глеб Борисович вырвался ко мне в разгар рабочего дня – удивлен. С трудом верится. Разве что отчитать меня приехал.
- Привет, пап, - здоровается брат, встает с места и обнимает того одной рукой. – Я пойду. Кир, я заеду завтра, договорим. Притащу тебе семерку свою.
А когда мы остаемся вдвоем с отцом, по обыкновению возникает неловкость. Но я слишком обессилен, чтобы сейчас противостоять ему, поэтому начинаю первым.