Блондинка прерывает поток мыслей, возникает передо мной снова. Толкает в грудь. Я бросаю бычок на землю и тушу ногой. Девчонка громко возмущается. Вижу ее сквозь кумар в голове. Слава богу, с приглушенным звуком.
- Зачем ты так поступаешь? Тебе все нужно разрушать?
Эта дура еще и заступается за кучерявого? О-о, да там совсем запущенный случай.
«Волюме» растет. Глушилки сдаются под напором ее криков, что я трахаю всех подряд. Пытаюсь обойти, но она дергает меня за рукав.
- Липучка, от тебя хер отделаешься!
Продолжаю идти.
- Я с тобой разговариваю! – орет мне вслед.
Да пошла она! И все ее семейство туда же! И пришибленный с антеннами на голове! Все пошли!
Устремляюсь вперед, но эта больная с разгона запрыгивает мне на спину.
- Идиотка! – рычу и пытаюсь сбросить, только она впивается пальцами в плечи и шею.
Разворачиваюсь к бассейну, собираюсь освежить ее. И мне почти удается скинуть ненормальную в воду. Только она в последний момент цепляется за футболку и утягивает меня за собой.
Всплеск.
Оказавшись под водой, я на мгновение будто бы отключаюсь от реальности. Не спешу выныривать. Тут хорошо. Тихо. Нет голосов. Открываю глаза и смотрю на плавные, перетекающие движения Ярославы. Думаю о том, что здесь все… проще. Нет проблем, кроме необходимого воздуха.
Кстати, о нем.
Всплываю на поверхность и жадно вдыхаю, успокаивая раздраженное горло. Даже трезвею. Все возвращается в прежний ритм. Гайка кричит на меня снова, усердно брызгается. А я искаженным сознанием отмечаю, что на ее лице нет ни грамма косметики. Белая майка насквозь промокла, и под ней проступают твердые соски. А еще она не визжит, что прическа испорчена. Дикая в своем гневе. И охеренная.
Хватаю ее за шкирку и тащу к краю бассейна. Выбираюсь и подаю руку, но она подтягивается и самостоятельно усаживается на высокий бортик. Сидим, оба смотрим куда-то в пустоту. Молчим, словно мы и правда на одной волне.
Прямо по курсу возникает шатающаяся Диана, что сверкает ярко, но разбазаривает свет задешево.
- Чем я хуже? – спрашивает Гайка несдержанно, порывисто, не сводя глаз с Ди.
Я не ошибся. Она такая же разбитая, как я. Сейчас ясно вижу это. Что-то внутри толкает меня заговорить, как бы ни сдерживался.
- Мы давно знакомы с Ди. Я хорошо ее знаю. У них точно ничего серьезного, если ты паришься о своем друге.
Язык не поворачивается сказать всю правду. Я понятия не имею, какие цели преследует кучерявый. И не хочу давать девчонке ложных надежд. Какой дурак так долго продержится рядом с ней без действий? Пусть сами разбираются, я умываю руки.
Гайка смотрит на меня странно и, кажется, хочет еще что-то сказать. Но внезапно тишина бьет по ушам. Музыка смолкает. Мы с девчонкой одновременно оборачиваемся на голос.
- Вечеринка окончена.
Ну привет, пап.
Глава 10
Яся
Народ, как по волшебству, растворяется в воздухе. Хохот и громкая музыка сменяются скрипящей тишиной. И только с шоссе доносится приглушенный расстоянием шум автомобилей.
Кирилл резко встает, я за ним. Прячусь у него за спиной и наблюдаю, как ладони Скоморохина сжимаются в кулаки, а руки полосуют веревки вен. Трясу головой, чтобы избавиться от наваждения. Встаю на носочки и осторожно – читай трусливо – выглядываю из-за его плеча.
Глеб Борисович подходит не сразу. Он, будто хищник, что дает жертве осознать незавидную участь и смириться с концом. Двигается испытующе медленно, я зажмуриваюсь. Хорошо знаю старшего из Олейников. Помню, что он был довольно жестким с Маратом. С замиранием сердца жду чего-то страшного, голову в плечи вжимаю.
Жду. Но ничего не происходит.
- Соседи вызвали полицию, - спокойно, даже как-то устало поясняет отец Кирилла. – Такими темпами с помощью тебя и Марата я им скоро новое отделение отстрою.
Удивлена, что слышу сарказм в голосе мужчины.
- Надеются, мы решим этот вопрос без них. Так ведь?
Спина Скоморохина напрягается сильнее. Вижу, как под тонкой, облепившей тело футболкой проступают рельефы мышц. Кир походит на оголенный провод. Только притронься, разом убьет. А я будто околдована, даже не замечаю, что дрожу. Все-таки поздним вечером стоять на ветру в мокрой одежде не лучшая затея.
- Кирилл, я знаю, что происходит.
Тон Глеба Борисовича резко меняется на серьезный.
- Каждый год… - он не договаривает. – Я уже пытался объяснить тебе, что могу помочь. Если ты позволишь. Мне ведь тоже…
- Не начинай. Я не поверю.
Кирилл чеканит слова таким ледяным тоном, что трава на газоне должна бы покрыться инеем.
- Сын, эти вечеринки ничего не изменят.
Я все еще не могу видеть, что происходит. Наверное, Глеб Борисович решает подойти ближе, потому как Кирилл отшатывается назад и случайно толкает меня, вынуждая выйти из тени.
Взгляды мужчин – надо переставать льстить Скоморохину – в один миг сходятся на мне.
- Здравствуйте, - выдаю я, отвлекая на себя внимание.
Чувствую необходимость помочь Кириллу, потому что… да просто потому что. Я ему должна за ужин.
- Ярослава, - удивленно произносит мое имя Глеб Борисович.
Знал бы он, насколько сама поражена из-за того, что собираюсь сделать.
- Это я устроила вечеринку. Кирилл мне только помог. Он не при чем. Буду благодарна, если не скажете моим родителям. Все слегка, - оглядываю разгромленный двор, - вышло из-под контроля. Но я больше так не буду. Честно.
Олейник-старший, одетый в дорогой костюм и галстук-удавку, хмурит брови. Хмурит брови и вот ни фига ж не верит, но молчит.
Ненавижу врать, хоть и дается легко. Почему же с тех пор, как я попросила помощи у Скоморохина, ложь из меня льется без остановки? Кошмар.
Не знаю, что собирается ответить его отец, по выражению лица не понять. Слава богу, ему звонят и отвлекают от нас.
- Минуту, - произносит, пригвождая к месту.
Будто нашкодивших детей, чтобы они больше никуда не вляпались.
Я выдыхаю, лишь когда тот отворачивается и говорит про дом, наверное, с хозяином. Или с соседями. Или с той же полицией. В общем, по наши души диалог. То есть не по наши, а по мою душу и Кира. То есть… ну вы поняли.
Вздрагиваю, почувствовав, как оголенного плеча и шеи касается горячее дыхание. Кирилл наклоняется ближе, и мурашки разбегаются по телу.
- Я не прошу целовать меня и не зову на ужин, - шепчет, сохраняя «покерфейс». – Просто сделай так, чтобы я не уехал с отцом. Скажи, соври что угодно. И ничего не будешь мне должна.
Хочу возразить, что итак прикрыла его задницу, но лишь киваю. Кириллу плохо, он и не пытается скрыть. Что происходит?
- Пойдемте, развезу вас по домам. Еще заболеете, - вмешивается Глеб Борисович.
Действительно на минуту отвлекся. Человек слова прям.
Зуб на зуб не попадает, но я выхожу вперед с высоко задранным подбородком.
- Кирилл обещал остаться у меня, - заявляю бесстрашно, но это только на первый взгляд. – Мы вроде как встречаемся.
Лицо Олейника вытягивается.
- Ты же с родителями живешь?
Что-то он не очень рад новостям. Неужели я не подхожу на роль невестки?
- Большую часть времени – да, но у меня есть собственная квартира. Кстати, всего в паре кварталов от дома. Можете подкинуть нас туда. Если, конечно, ваш мерседес не смущает тот факт, что мы насквозь мокрые.
Продолжи я говорить, например, про корабли, которые лавировали, никто бы и не заметил – так быстро я тараторю от волнения.
- Случайно упали в бассейн. – Я пожимаю плечами.
- Поехали, - после недолгих раздумий говорит мужчина.
Без тени улыбки на лице – Кирилл вылитый. То есть наоборот. В общем, вы поняли.
Мы выходим за ограждение, как раз когда перед воротами десантируются работники клининговой компании – из микроавтобуса один за другим, точно муравьи, выбегают уборщики с современными пылесосами. Но едва я успеваю подумать об этом, как отвлекаюсь на помеху справа.
Скоморохин! Дерзким и быстрым движением стягивает через голову футболку, обгоняет и, не пытаясь открыть мне дверь – бескультурный нахал! – или хоть как-то поухаживать за «любимой» девушкой, забирается в машину и откидывается на спинку.
Семейка Адамс, не иначе.
Едем мы в полном молчании. Только ночная дорога, свет фонарей. И плечи, что упираются в кожаное сидение прямо передо мной. Усыпанные веснушками и мелкими родинками плечи. А когда Кир закидывает руку за голову, перед глазами возникает еще и узор длинной витиеватой татуировки, которую я никогда не разглядывала вблизи. Чернила и чернила. Лишь сейчас распознаю какие-то руны, обтекаемые образы, символы. Для меня они ничего не значат. Из знакомого – только римские цифры. Да и тех целый набор, не выходит быстро расшифровать.
Скоморохин потягивается, задевает мой любопытный длинный нос и резко оборачивается. А я не успеваю среагировать, по-прежнему сижу ближе, чем следовало бы при соблюдении социальной дистанции. Еще и с разинутым ртом.
Оставшийся путь я всячески пытаюсь игнорировать настойчивый взгляд Кирилла в боковом зеркале. Он открыл окно, куда задувает приятный прохладный ветер, и смотрит на меня. Практически не моргает и ни капли не скрывает, что наблюдает.
Когда автомобиль останавливается рядом с домом, на который я указала, Глеб Борисович вежливо прощается со мной. Я выскальзываю на улицу. Кирилл следом, но отец его окликает. Удерживает на несколько фраз.
Не слышу, о чем они говорят, смотрю под ноги на сбитую местами плитку. Только сейчас доходит, что мне придется делить небольшую студию с этим полуголым монстром. А в ней всего один диван. Надеюсь, Кир уйдет сразу. Мы ведь в расчете.
- Мне очень жаль, - улавливаю обрывки разговора, да и то лишь из-за того, что Глеб Борисович сказал это громче.
Кир сильно хлопает дверью дорогого автомобиля и в следующий миг оказывается перед подъездом. Сверлит чернющими глазами.
Ах да, ключи у меня.
Достаю из кармана брелок и открываю дверь. Поднимаемся вместе на второй этаж. Слава богу, в лифте с раздраженным Скоморохиным не придется ехать. Он смущает меня своим видом – закинул майку на плечо и шагает вразвалочку, мышцами играет.