Синуэ вошла в комнату, сжимая в руках дымящуюся кружку.
– Вот, ваше вели… – Она запнулась и нахмурилась. – С вами все в порядке, ваше величество?
Ильдико встала, растянув губы в слабой улыбке.
– Просто усталость, Синуэ. Спасибо. – Она потянулась за чашкой. – Если этот напиток так чудесен, как ты говоришь, мне очень скоро станет лучше.
Горничная по-прежнему выглядела встревоженной.
– Вам нужно больше отдыхать. Вы почти не спите.
С этой истиной не поспоришь. Ильдико отхлебнула напиток, удивляясь сладости. Большинство настоек от похмелья имели отвратительный вкус.
– Я намерена проспать две недели подряд, когда все закончится, – заверила она Синуэ.
Быстро приняв ванну и позавтракав, она пошла справиться о здоровье Эльсод, а потом направилась в голубятню.
– Есть вести из Гаура? – спросила она птицелова.
– Нет, ваше величество. Я могу послать другую птицу, если хотите.
Она отклонила это предложение. Гаур еще не ответил ни на сообщение, посланное через гонца, ни на второе письмо, отправленное почтовым голубем. Сангуру Хромому уже должны были доставить хотя бы одно из них. Ильдико была согласна с Серовеком в том, что Родан Белават и пальцем не пошевелит, чтобы помочь, но надеялась, что Гаур проявит большую благосклонность. В конце концов, они торговые партнеры и союзники, даже если враг теперь не соседние королевства, а потусторонняя демоническая сила.
Самая отвратительная часть вечера еще не началась: время, проведенное в общении с новоиспеченными аристократами, которые открыто радовались новым титулам, пусть и полученным при столь ужасных обстоятельствах.
– Все еще не привыкли к укладу каи, ваше величество? – Весетшен Сенемсет бросила первую перчатку в момент, когда Ильдико переступила порог северного солярия. – Я видела его величество после заката и осведомилась о вас. Он сказал, что вы отдыхаете и будете позже.
Комната была переполнена женщинами, которые занимались различными делами. Из-за вопроса Весетшен и явной критики, которую та высказала, все разговоры стихли. Уставшая и не особенно терпимая к столь очевидным насмешкам, которые матриарх бросала множество раз с момента прибытия, Ильдико заняла свое место у освещенного ярким светом и теплом камина и принялась перебирать бумаги, оставленные для нее Месуменисом.
Она обмакнула перо в чернильницу и замерла, позволяя нарастать тишине в комнате и нетерпению Весетшен.
– Я привыкла ко многому, мадам. – Она встретилась с ядовитым, точно у гадюки, взглядом. – Но не всегда могу свыкнуться с пылом его величества, а это часто приводит к тому, что мы оба почти не спим.
Сдавленный смех и несколько покашливаний развеяли нарастающее напряжение. Лицо Весетшен потемнело до оттенка мокрого камня, губы сжались, обнажив острые клыки цвета слоновой кости. Ильдико пожала плечами и вернулась к бумагам. Амбиции Весетшен предвещали неприятности, но в прошлом Ильдико приходилось справляться с Сумеречной королевой Баст-Харадиса. По сравнению с Секмис эти выскочки не более чем надоедливые комары.
Она была на кухне, рассматривала поредевшие запасы, когда появился Месуменис.
– Прибыла еще одна повозка с урожаем, миледи. Ничтожная малость, может, пол-амбара, но это лучше, чем ничего.
Управляющий проводил Ильдико в переполненный людьми и скотом двор. У одной из стен стоял фургон, доверху заваленный пшеницей. Ильдико оглядела урожай, мысленно прикидывая, сколько из этого можно испечь хлеба или сварить каши.
– Как думаете, скольких мы прокормим с такими припасами, если станем строго нормировать выдачу и поощрять каи есть суп вместо мясных окороков?
Мрачное число, озвученное Месуменисом, заставило их обоих нахмуриться.
– Я хотел бы, чтобы все было по-другому, миледи, – сказал управляющий.
Ильдико прикусила нижнюю губу, не обращая внимания на пораженное ужасом лицо Месумениса.
– Мы могли бы прокормить столько народа несколько месяцев, если бы считали каждую ложку. С прибытием выживших из Харадиса нам повезет, если продержимся месяц, даже при строгом нормировании.
– Один прием пищи в день, – ответил Месуменис. – И, при необходимости, один через день. Только так, и никак иначе.
– Детям придется очень тяжело.
Его скромная улыбка подняла ей настроение.
– Наши дети не похожи на человеческих, миледи. Они перенесут лишения гораздо лучше, чем вы думаете.
Хоть какое-то облегчение.
– Узнайте, как обстоят дела с моллюсками на дне озера. Насколько их много.
Управляющий уставился на нее, разинув рот.
– Ваше величество…
Она понимала его потрясение. Лакомиться амарантиновым моллюском – все равно что есть золото. А еще недаром говорят, что они горькие.
– Это последнее средство, Месуменис, но, на всякий случай, я хочу быть готовой.
Остаток ночи они ходили по лагерям, выслушивая жалобы, страхи, надежды и планы приезжих. Все были напуганы и тосковали по дому. Иногда страх как у мужчин, так и у женщин переходил в агрессию. Каи добровольно хотели вступить на службу в гарнизон. Другие просили найти им работу, чтобы отвлечься от дум.
Первых Ильдико отправляла к Мертоку. С учетом того, что население крепости росло столь быстрыми темпами, Саггаре необходимо было укрепить свои военные ряды большим количеством солдат. Мерток мог поручить им какую-нибудь черную, но необходимую работу. Так Ильдико могла помочь армии, но ей не хватало сил повлиять или изменить настрой войск.
Вторыми она занялась непосредственно сама, распределяя задачи вместе с управляющим: от рытья котлованов до работы на зерновых мельницах, в кузнице, прачечной и полевых кухнях, созданных для раздачи горячей пищи в палаточном городке. Дел хватало на всех, в отличие от еды.
– Они взбунтуются, когда ничего не останется, – тихо предрек Месуменис.
– Молись, чтобы к тому моменту с галлу было покончено, – ответила Ильдико.
Небо из черного окрасилось синевой, когда Бришен вернулся из патруля в Эскариэль. Он нашел Ильдико за подсчетом бутылок с эликсирами и коробочек со специями в большом шкафу, ключ от которого был только у нее и Месумениса.
Приветливая улыбка Ильдико погасла при виде сурового лица мужа.
– Что случилось? Снова наполовину обглоданный жеребец?
Бришен откинул волосы с лица.
– Нет, но галлу добрались до города. Не уверен в точном количестве, но это не основная часть орды. Мы слышали их за деревьями. Некоторые отваживаются мучить каи на безопасном берегу.
– На что они похожи?
Она выросла на историях о галлу. Мерзкие древние чудовища, они были героями кошмаров, которыми пугали непослушных детей няни и родители.
– Сплетенные воедино тень и болезнь. Словно чума приняла форму и бродит по земле, с покрасневшими глазами и опьяненная жестокостью. – Он нахмурился. – Дело не столько во внешнем виде, сколько в том, что они собой представляют. Противоестественность. Мерзость. Абсолютную злобу.
Он встряхнулся, будто пытаясь смахнуть с себя их грязь.
Ильдико погладила его предплечье, скользя ладонью по перчатке.
– Ты уже поел? На кухне все еще горит огонь…
Он поймал ее пальцы.
– Еще нет, – ответил он и потянул ее за собой к лестнице и верхним этажам. Оказавшись в их покоях, Бришен пинком захлопнул дверь и принялся развязывать шнурки на платье Ильдико.
– Я нуждаюсь в тебе, жена, – простонал он, охваченный страстью.
Ильдико обхватила себя руками, останавливая его. Момент, которого она так боялась, наступил гораздо раньше, чем ей хотелось.
– Нет, Бришен.
Когти скользнули по застежкам, расстегивая тунику спереди.
– Мы надолго не задержимся, и я не возражаю против холодной еды.
Первая застежка открылась под настойчивым натиском.
Ильдико сильно шлепнула мужа по руке.
– Прекрати. – Бришен отшатнулся, как будто она укусила его, и с удивлением уставился на нее. Ильдико смягчила тон. – Ты что, не понимаешь, что делаешь?
По его виду можно было подумать, ее вопрос еще сильней его ошеломил.
– Пытаюсь заняться любовью со своей женой.
Ильдико защелкнула застежку и глубоко вздохнула. Ее колени предательски задрожали, а слова на языке ощущались неприятно, как мокрая шерсть.
– Нет, Бришен, – заявила она так мягко, как только могла. – Ты пытаешься зачать ребенка.
Она почти отказалась от своих слов, увидев выражение его лица: потрясенное, смущенное, обиженное. Оно было таким, когда она встала на сторону Эльсод, требующей от короля отречься от жены.
– Я люблю тебя, – продолжила Ильдико. Слеза скатилась по щеке, когда он отступил от нее на шаг. – Мне нравится быть желанной. Надеюсь, это не изменится с течением времени. Я разделяю твои чувства. Но это не любовь. Это размножение, и мы делаем это не из любви, а из страха и ложного отчаяния. – Она потянулась к нему, умоляя о понимании. – Я разделяю твои чувства, но это неправильно.
– Что ты хочешь этим сказать? – едва слышно прохрипел он, побледнев.
Ильдико опустила руки и сжала юбку в кулаках.
– Я была под тобой, на тебе, перед тобой. Мне кажется, я забыла, каково это – не чувствовать тебя внутри себя. Я не могу пройти из одной комнаты в другую без того, чтобы ты не задрал мне подол. Но неважно, как часто ты проливаешь в меня свое семя, оно не прорастет. – Мысли сделали факт реальным. Слова болезненно ранили. – Я никогда не забеременею. Ты это знаешь.
Его золотистый глаз посветлел – верный признак волнения у каи. Бришен скрестил руки на груди, бицепсы непроизвольно напряглись, словно он едва сдерживался, чтобы не сломать мебель.
– Вот, значит, что ты думаешь? – сказал он тем же безжизненным, ледяным тоном, которым говорил с Эльсод ранее. – Что я использую тебя как племенную кобылу? Я никогда не догадывался, что ты обо мне такого плохого мнения.
У Ильдико перехватило дыхание:
– Нет! Ты искажаешь мои слова, их значение.
– Неужели? – Его глаз с каждой секундой становился все белее, губы плотно сжались, стиснув клыки. – Ты отказываешь мне, сравнивая нашу близость с животным сношением. Что из твоих слов я неправильно истолковал, Ильдико? Когда я стал недостойным и пал так низко, что заставил тебя думать о подобном?