Во время турне по Европе в 1892 году партнер Буффало Билла, Нейт Салсбери, создал «Конгресс грубых гонщиков мира». Конные военные труппы из многих стран тренировались на арене вместе с американскими ковбоями и индейцами. Общественный интерес к американским военным приключениям за рубежом привел к появлению гавайских, кубинских, филиппинских ковбоев и японских кавалерийских подразделений.
Логистика шоу была потрясающей. Самый большой из них, «Дикий Запад Буффало Билла», в конце 1890-х годов насчитывал до пятисот актеров и сотрудников, в том числе двадцать пять ковбоев, дюжину девушек-ковбоев и сто индийских мужчин, женщин и детей. Всех их кормили трижды в день горячей едой, приготовленной на шестиметровых плитах. Шоу вырабатывало собственное электричество и укомплектовывало собственную пожарную службу. Исполнители жили в настенных палатках во время длительных стоянок или спали в железнодорожных спальных вагонах, когда шоу двигалось ежедневно. Дела на заднем дворе велись так, что один репортер назвал это «вавилонским столпотворением языков». Расходы достигали 4000 долларов в день.
Великий цирковой Джеймс А. Бейли из Barnum & Bailey[50] присоединился к Коди и Солсбери в 1895 году и произвел революцию в их организации поездок. Шоу было загружено в два поезда общей численностью пятьдесят или более вагонов. Вереницы платформ были соединены вместе пандусами для погрузки вагонов сзади вперед. Помимо исполнителей и персонала, поезда перевозили сотни выставочных и тягловых лошадей и до тридцати буйволов. На шоу были трибуны, рассчитанные на двадцать тысяч зрителей, а также акры холста, необходимого для их покрытия. Сама арена оставалась открытой для стихии. Передовой персонал выехал в преддверии выставки, чтобы получить лицензии и организовать участок площадью от десяти до пятнадцати акров, необходимый для выставки, предпочтительно недалеко от железной дороги; купить тонны муки, мяса, кофе и других предметов первой необходимости; а также все для рекламы.
В 1899 году «Дикий Запад» Буффало Билла преодолел более 18 000 километров за 200 дней, дав 341 представление в 132 городах и поселках по всей территории Соединенных Штатов. В большинстве мест должен был состояться парад и два двухчасовых представления. Затем все шоу будет снято, загружено и перенесено на ночь в следующий город. Европейцы (и их армии) часто были так же очарованы изобретательностью и эффективностью за кулисами, как и самим шоу. Не многие шоу могли сравниться по масштабу с шоу Буффало Билла, но все они подписывались на аналогичные режимы.
В 1890-х годах шоу «Дикий Запад» начало добавлять более экзотические номера. Если Запад казался слишком знакомым, то «дальневосточные» арабские акробаты или танцующие слоны, экстремальные номера на велосипедах могли бы придать новизны, чтобы привлечь новых зрителей.
До того, как Гюстав Эйфель был охвачен панамским скандалом, он сам предложил превзойти Эйфелеву башню, связавшись с директорами Чикагской ярмарки в августе 1891 года, чтобы узнать, будет ли им интересно возвести более высокую версию его парижского памятника. По мере того как ходили слухи о расследовании, американские инженеры выражали возмущение тому, что француз осмелился претендовать на столь высокие лавры в Америке, и предложение Эйфеля было вежливо отклонено.
Всемирная американская выставка была задумана как способ достойного празднования важного юбилея – 400-летия первого путешествия Христофора Колумба и открытия Америки (1492). Правительство США провело конкурс среди множества городов на право стать хозяином выставки. Этот конкурс выиграл Чикаго.
В итоге для чикагской выставки Джордж Вашингтон Феррис предложил возвести не башню, а гигантское колесо обозрения, задуманное как американский ответ на Эйфелеву башню в Париже. Архитектором был назначен Джордж Феррис. Колесо приводилось в движение двумя паровыми двигателями по 1000 л. с. каждая, а каждая кабина была размером с автобус.
Когда колесо обозрения было готово и запущено, оно, по правде говоря, не превосходило Эйфелеву башню. Оно никогда и близко не могло соперничать с элегантностью башни, не говоря уже о ее почти мгновенной славе и культовом статусе. Тем не менее возвышающееся устройство обладало присущим гиганту очарованием, а его новизна и оригинальность создавали свои собственные чары. Ночью оно сверкало в небе, медленно вращающаяся конструкция и блестящие пульмановские кабины были очерчены тремя тысячами мерцающих огней. Более миллиона посетителей ярмарки (в 2 раза меньше, чем посетителей башни Эйфеля за парижскую ярмарку) заплатили пятьдесят центов за место, которое поднимало высоко в воздух, открывая прекрасный вид на окутанный смогом Чикаго и сказочную территорию ярмарки у себя под ногами.
Управление Чикагской ярмарки отклонило не только более крупную Эйфелеву башню, но и заявку Буффало Билла на место внутри выставочного комплекса. В ответ Солсбери занял четырнадцать стратегических акров напротив главного входа на ярмарку, и к концу марта 1893 года Коди прибыл, чтобы разбить лагерь и построить арену. Тем летом он сообщил своей сестре: «Я занимаюсь делом всей своей жизни», – и действительно, Всемирная выставка в Чикаго станет одним из самых успешных сезонов в карьере Коди.
Когда менеджеры ярмарки, изо всех сил пытаясь окупить затраты на строительство, отклонили просьбу мэра Чикаго Картера Харрисона разрешить детям из бедных семей города бесплатный вход на ярмарку в течение одного дня, на помощь снова пришел Буффало Билл. Он провозгласил День беспризорника на Диком Западе. Коди предложил любому ребенку из Чикаго бесплатный билет на поезд, бесплатный вход на шоу и бесплатный доступ ко всему лагерю на Диком Западе, плюс все конфеты и мороженое, которые могли съесть дети.
«Пришло пятнадцать тысяч детей».
Вероятная Чикагская выставка стала для Коди очень прибыльной – по сообщениям, он заработал 1 миллион долларов прибыли, – Всемирная выставка в Париже все еще оставалась кульминацией его профессиональной жизни. Мало того, что он был любимцем аристократических французских хозяек и самым знаменитым американцем в Париже (по крайней мере, до появления Эдисона), он также служил на протяжении всей ярмарки в качестве подлинного посла культуры, представляя американскую сторону восхищенным зрителям со всего мира. В Чикаго роль Коди была больше похожа на роль знакомого и привлекательного шоумена, приехавшего туда, чтобы зарабатывать деньги.
Еще в безмятежные дни Всемирной Парижской выставки 1889 года Томас Эдисон часто хвастался, что американцы наверняка превзойдут Эйфеля, построив башню вдвое выше, и это хвастовство он повторил, потчевав нью-йоркских репортеров своим триумфальным визитом в Париж. Но, вернувшись в лабораторию в Вест-Оранже, Эдисон обнаружил, что его одолевают неприятности. Дж. П. Морган, его крупнейший сторонник с Уолл-стрит, был занят махинациями с целью продажи электрической компании Эдисона из-под его контроля, и к 1892 году, не сказав ни слова великому изобретателю, Морган объединил Edison Electric в более прибыльное предприятие, которое он переименовал в General Electric.
Эдисон искал спасения от этих деловых трудностей в дебрях Огдена, штат Нью-Джерси, где он с радостью совершенствовал гигантскую установку для дробления руды, которая превращала породу в порошок, позволяя сверхмощному магниту извлекать ценную железную руду. Одетый в грязное старое пальто-пыльник, потрепанную шляпу и маску с пылевым фильтром, которую он время от времени поднимал, чтобы выплюнуть жевательный табак, Эдисон был убежден, что находится на пороге огромного успеха. Время от времени он отрывался от своих унылых девятнадцати тысяч акров, чтобы вернуться в Вест-Оранж для работы над другими изобретениями.
Там он и его помощники постоянно совершенствовали фонограф, чтобы сделать его по-настоящему коммерческим предприятием. Он также разрабатывал кинетоскоп, примитивный киноаппарат, который воспроизводил короткую сцену за пять центов. В 1893 году Эдисон написал, что он «очень сомневается, есть ли в этом какая-либо коммерческая функция, и опасается, что они даже не оправдают своих затрат». 14 апреля 1894 года он оказался совершенно неправ, когда на нижнем Бродвее открылся первый небольшой кинетоскопический салон с пятью машинами, где посетители вставляли никель, чтобы посмотреть девяностосекундный отрыв от призового боя. По мере распространения слухов о движущихся картинках посетители толпились на улице, становясь настолько неуправляемыми, что полиции приходилось контролировать очереди тех, кто ждал входа.
Эдисон быстро построил киностудию в Вест-Ориндж, ветхое сооружение под названием «Черная Мария», которое было обтянуто черной толиновой бумагой для управления освещением. В этом душном пространстве его люди принялись выпускать безумные короткометражные фильмы для внезапно бурно развивающегося рынка кинетоскопов. Постоянный поток светил – боксеров, танцоров, сильных мужчин, всех, у кого есть визуальное представление или глупая пародия, – совершили паломничество в Уэст-Ориндж на пароме и троллейбусе, чтобы быть записанными для последней сенсации Волшебника. И вот так случилось, что два самых любимых американца в Париже 1889 года – Буффало Билл и Томас Эдисон – снова ненадолго воссоединились в Нью-Джерси.
Гастрольная труппа Буффало Билла заканчивала пробежку в Эмброуз-парке, Бруклин, и он повел пятнадцать индейцев Дикого Запада в полной боевой раскраске в Вест-Оранж, чтобы воспроизвести знаменитые сцены из шоу на камеру. Несколько недель спустя настала очередь Энни Оукли. Эдисон была в восторге, увидев, как камера запечатлела, как ее оружие дымилось, а стеклянные шарики разбились во время ее меткой стрельбы. Коди и представить себе не мог в тот день в душной студии «Черная Мария», что кинофильмы будут постепенно заманивать зрителей на живые феерии, которые принесли ему столько денег.
К 1904 году Эдисон продавал 113 000 фонографов и семь миллионов цилиндрических пленок для записей. Кинобизнес также процветал. К 1909 году в 8000 кинотеатрах показывали «фильмы», обычно не более четырнадцати минут, о разбитых поездах, женщинах, спасенных от злодеев, и ужасных бедствиях и трагедиях. Эдисон радостно сообщил другу: