Екаб Петерс — страница 29 из 36

Он пользовался особым авторитетом за свою принципиальность, отзывчивость, бесстрашие. И это не просто слова. 19 апреля 1918 года, после переезда ВЧК в Москву, фракция большевиков — служащих ВЧК (56 человек) собралась на свое заседание, и Петерса единогласно избрали председателем бюро большевиков, то есть он стал первым секретарем партийной организации центрального аппарата ВЧК (факт совсем малоизвестный). Он настойчиво проводил ленинскую политику, помогал председателю подбирать толковых парней для ВЧК, с партийных позиций выступал против нападок на деятельность чекистских органов, революционных судов.

Партийный секретарь и мудрый чекист Петерс в день второй годовщины ВЧК и почти двухлетнего своего секретарства имел право сказать: «Аппарат работает с каждым днем лучше… правда попадались среди сотрудников не оправдавшие высокого доверия, но никогда ВЧК их не покрывала. Она расправлялась с ними беспощадно.

Много было нападок на ВЧК, как со стороны наших классовых врагов, так и со стороны тех, которые думают, что революцию, даже социалистическую, можно делать деликатно. Это время прошло. ВЧК показала себя на деле. Она стала острым оружием в руках рабочего класса, ибо она им создана».

И вот теперь Екаб умирал от тифа, был на грани жизни и смерти. Болезнь пыталась выключить его из жизни, как будто в ней Петерсу уже и нечего было делать…

ДВА КОМИССАРА И ЛУИЗА БРАЙАНТ

Здравая мысль чудес не приемлет, но как назвать то, что человек, уже стоявший у врат небытия, вернулся к жизни? Да, это факт! Петерс встал-таки на ноги! Был сначала очень слаб, обострилось ранение, полученное под Киевом. Но мысли все более уносили его в вихрь живой жизни, в невзгоды войны, в надежды революции.

А еще до появления Петерса «с того света» к Ленину стали поступать просьбы: пришлите Петерса в Сибирь «для организации Чрезвычайной комиссии и борьбы с контрреволюцией». Дзержинский предложил послать туда Павлуновского, и Ленин на вопрос, не возражает ли он, ответил: нет. Просили — верните Петерса на Северный Кавказ. Политбюро ЦК РКП (б) обсуждает 30 июня 1920 года, не назначить ли Петерса членом Северо-Кавказского ревкома и представителем ВЧК на Кавказе? Найдена ленинская запись на листке календаря от 30 июня: «…Петерс 3 ч….» (обычные заметки Ленина о предстоящих встречах). Возможно, Ленин принял тогда Петерса.

А тем временем Совнарком утвердил состав коллегии ВЧК. Председатель — Дзержинский, члены коллегии: Ксенофонтов, Петерс, Аванесов, Кедров, Манцев, Медведь, Лацис, Менжинский, Ягода, Зимин, Мессинг. 31 июля Ленин подписал членам коллегии и Дзержинскому соответствующие удостоверения. В Москве, однако, без особой надобности никого не держали. Даже Дзержинский с конца мая по сентябрь 1920 года работал начальником тыла Юго-Западного фронта.

…На фронт уходили эшелоны, увешанные красными полотнищами-лозунгами о социалистической революции и пролетариях всех стран… Везли лошадей, овес, амуницию; на станциях красноармейцы выскакивали из вагонов в поисках воды: напоить лошадей, приготовить себе подобие чая. Под далеким Верным (ныне Алма-Ата) кавалерийский полк ВЧК выгрузился. Бросился в бой. Тогда Верный и вырвали у врага, возвратили город Советской власти.

С кавалерийским полком прибыл сюда и член коллегии ВЧК Петерс. Ему бы больше подошел в то время березовый лес под Москвой — долечивать недуги, а он уехал в край, где холера и трахома, малярия и дифтерит, тот же сыпняк, и возвратный тиф обильно собирали свои жертвы, особенно среди ослабленных. Но все дело в том, что Советской России была нужна его работа именно здесь.

В пути на Ташкент Петерсу запомнилось высокое, чистое небо да степные коршуны на песчаных буграх, что проплывали мимо вагонов…Открывался край незнакомый и огромный…

Потом, 26 августа 1920 года, была первая встреча с коммунистами Ташкента. Собрались в Государственном театре, где и говорили вновь прибывшие члены Турк-комиссии — Сокольников, Сафаров и Петерс — о внутреннем и международном положении Республики и задачах партии.

…Туркестан! В немеренных пространствах земли, под белым, неправдоподобно раскаленным солнцем на каждом шагу — парадоксы, просто, казалось, нелепости. Советская власть укреплялась, искала поддержки народа, а в кишлаках сидели баи, которые, как и при эмире, держали батраков, собирали налоги с бедняков за аренду земли и за воду. Нищие декхане, сплошь неграмотные, слушали самоуверенных и брюзжащих баев, недовольных новой властью и твердивших о святых законах Корана. Всюду шныряли их люди, внушали, что басмачи-де истинные защитники веры.

В Бостанлыкском районе близ селения Бурчмулла организовалась сельскохозяйственная коммуна. Председатель радовался первым успехам. Но однажды на него напала толпа на базаре, подстрекаемая баями и духовенством: его стянули с лошади, затоптали ногами, закидали камнями, труп бросили в ров. И сколько ни искали виноватых, очевидцы твердили одно и то же: не знаем, не видели, все виноваты.

Туркестан был единственной республикой, снабжавшей РСФСР хлопком, но площади под его посевы сокращались, а то, что собирали (счет все же шел на миллионы пудов), не удавалось вывезти на переработку. Газеты писали: «Поезда с хлопком задержались вблизи Оренбурга ввиду того, что их не позволили везти туркестанскими паровозами». Мешали разруха и неразбериха. Не было, как и раньше, топлива. Постоянно чего-то не хватало. В Чимкенте не было дубильного материала и кожу выделывали, используя камень. Не было соды для варки мыла, заменяли ее золой растений. Окна стеклили слюдой. Выдался прекрасный урожай, в кишлаках запели. Но песни радости сменились песнями горя и печали: шла война… «…Фергана, Наманган, Андижан и другие города стерты с лица земли, и население их бежало в Ташкент», — писали газеты.

Только к декабрю Петерс — полномочный представитель ВЧК в Туркестанской республике — реально представил истинное положение вещей. В своем письме ко всем чекистам края он напомнит, что в Туркестане Советская власть фактически только налаживается.

«…В Семиречьи у власти — русский кулак-живодер, который всякие государственные разверстки налагает в первую очередь на киргизского кочевника, не имеющего ни площади хлебных посевов, ни сбора хлеба». (Из Семиречья Красная Армия гнала белых генералов и полковников, окружала, уничтожала и рассеивала банды русских кулаков.)

«В Фергане Советская власть не вышла еще из новых городов, а о кишлаках и говорить нечего, — напоминал Петерс. — Там царствуют бандиты, басмачи и не одно преступное безобразие совершают авантюристы с советскими мандатами, в роли разных диктаторов, не считаясь нисколько с правами и бытом местного населения…» (Басмачи налетали на города, проносились по кишлакам, сея огонь и смерть.)

Петерс определил место каждого чекиста. «ЧК должна служить бедноте против богачей, угнетаемым против угнетателей…ЧК должна вести пример не только в смысле порядка, дисциплины, самоотверженного труда, но и выдержанности, такта, твердости и вежливости.

…ЧК и Особотделы должны понять, что комитеты коммунистической партии на местах есть высший орган пролетарской диктатуры и штаб революционного фронта. К нему каждый член партии должен относиться с уважением и вниманием».

Свою программу-письмо он объявил 2 декабря. Но еще когда на дворе дышал жаркий и пыльный август, Петерс тщательно и скрупулезно начал знакомство с делами в Ташкенте, с сотрудниками в ТашЧК.

В доме, где разместился Петерс со своей службой, был назначен сбор сотрудников. Свежие данные лежали перед ним на столе: арестован сотрудник ТуркЧК Муминбаев, обвиненный в вымогательстве; строго предупрежден за пьянство и запущенность в работе ответственный сотрудник Турк- и ТашЧК Барк. Шайка уголовных бандитов терроризирует Самарканд и весь уезд. На столе лежали свежие сводки с фронта, последние номера ташкентских газет. Над одной заметкой он задержался дольше: «За что карает Туркчека. Служащая Народного комиссариата земледелия Маргарита Карнатовская вместо дела и добросовестного исполнения служебных обязанностей в часы занятий занималась флиртом, танцами и пением романсов. Многочисленные предупреждения и призывы к порядку ни к чему не привели, и постановлением Туркчека саботажница отправлена в рабочий и исправительный дом с применением общественных принудительных работ сроком на один год… ходатаи по делу Карнатовской, объяснявшие явный ее саботаж «шалостями милой девушки» (см. протокол коллектива комзема), привлечены к ответственности, как за покрывательство и укрывательство саботажников».

Когда смысл написанного дошел до Екаба, он от души рассмеялся. А в это время к нему входили люди и, зная, как редко в этой комнате можно встретить улыбку, а тем более смех, со сдержанным недоумением реагировали на происходящее. Действительно, положение дел давало мало повода для веселья, больше — для озабоченности. Петерс снял кожаную фуражку со звездой, положил ее на край стола, приткнул к ней пиджак и почувствовал себя гораздо свободней и уверенней. Он преобразился, воодушевился и повел истинно партийный разговор о неотложных задачах чекистов. Люди впитывали каждое его слово. Петерс обратил их внимание на то, чтобы прежде всего «сконцентрировать все силы, все органы, ведущие на территории Туркреспублики борьбу с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности и дать им правильное направление…».

Возникла в Ташкенте история с базарами. Петерс позвал к себе Абдуллу Ярмухамедова, местного уроженца, начальника политотдела в ЧК. Послушал советы Абдуллы и, как это делал в Москве, отправился инкогнито на местные Сухаревки. Походил, посмотрел, потерся в говорливом, кричащем, многолюдном месиве — на Воскресенском базаре, на Куринном, вокруг лавок в Старом городе.

Наиболее ярые «революционеры» из местного Совета провели в жизнь свое требование: закрыть базары, как скопища грязных торговцев и бездельников, места встречи контрреволюции. Считалось, что это — подлинно революционная линия. Крутая мера, однако, продолжала будоражить людей. Совету пришлось еще раз к этому вернуться. Заседания заканчивались поздно ночью. Петерсу досталось от этих «революционеров»: они его клеймили консерватором, он называл их «левыми». А все потому, что внял истине: мусульмане не живут без базаров. Здесь и чайхана, и многолюдье — сосред