– Я вам сказала, это больше не обсуждается. – Екатерина снова почувствовала, как в ней вскипает кровь.
– Мадам, если вы не поедете по доброй воле, мне придется вас заставить. Таковы распоряжения его милости.
– Я сказала «нет»! Вы разве не слышали меня, милорд?
– У меня есть приказ, мадам!
Этого допускать было нельзя! Она не поедет. Она останется здесь, и пусть они попробуют заставить ее силой. Екатерина была в таком бешенстве, что ее трясло. Не говоря больше ни слова, она встала, несколькими быстрыми шагами прошла в свою комнату, захлопнула за собой дверь и задвинула толстый дубовый засов в металлическую скобу.
– Если хотите увезти меня, вам придется сломать дверь! – в сердцах крикнула она.
Герцог стукнул в дверь:
– Мадам, выходите! Бесполезно противиться приказам короля. Вы только навредите себе.
– Я наврежу себе, если поеду в Сомерсхэм. Это меня убьет!
– Король может расценить ваше непослушание как измену.
– А я могу расценить его приказы как бесчеловечность! Он что же, хочет, чтобы моя смерть лежала на его совести?
Они спорили не меньше десяти минут, наконец герцог умолк. После короткой паузы Екатерина услышала в соседней комнате приглушенные мужские голоса. Она приложила ухо к замочной скважине.
– Я не смею выламывать дверь и брать ее силой, – говорил Саффолк. – Она тетка императора, могут быть последствия. Давайте займемся роспуском слуг. Лорд Маунтжой, созовите их всех сюда, будьте добры.
Екатерина стояла и напряженно вслушивалась в доносившиеся из-за двери голоса. Герцог зачитывал список ее домочадцев, которые должны были уйти. Такие знакомые имена, проверенные люди… И после долгих лет честной службы быть выкинутыми вон, как будто они совершили какой-то проступок. Она слышала всхлипы женщин и сама готова была расплакаться.
– Вам приказано от имени короля отныне называть свою госпожу вдовствующей принцессой, – говорил Саффолк.
– Милорд, выслушайте нас. – Это был голос капеллана отца Эйбелла. – Мы все принесли клятву верности королеве Екатерине и не можем нарушать ее, называя свою госпожу как-либо иначе.
– Мне говорили, что от вас следует ждать беды! – прорычал Саффолк. – Возьмите его и этого, второго священника тоже – да, и всех остальных, кто выкажет неповиновение, – и посадите под замок в домике привратника.
Послышалось шарканье ног, с грохотом захлопнулась наружная дверь.
– Я сегодня напишу королю и спрошу, что с ними делать, – донесся до Екатерины голос Саффолка. Потом, несколько громче, он продолжил: – Теперь те из вас, кто остаются, должны принести новую клятву верности вдовствующей принцессе.
Раздался хор протестующих голосов. Герцог корил и угрожал, а под конец прокричал, что сегодня же вечером доложит королю об их неповиновении. После этого некоторые сдались и поклялись. Екатерина с тяжелым сердцем слушала их, хотя была рада, что не лишится всех своих слуг. Они высказали возражения и уступили, принимая в соображение ее интересы.
Но потом зазвучали самые дорогие Екатерине голоса – Элизы и сестер Отвелл, а также других ее служанок-женщин. Нет, они не дадут такой клятвы!
– Тогда вы уволены, – сказал Саффолк.
Екатерина опустилась на пол и прижала ладонь ко рту, дабы заглушить протестующий крик и рыдания.
Послышались приглушенные звуки шагов, затем наступила тишина. Екатерина сидела, прислонившись спиной к двери и понуро опустив плечи. С ней остались только сестры Варгас – испанки, а потому их никто не мог заставить давать клятву. Бланш была довольно исполнительна, но ей уже пятьдесят, и суставы у нее скрипят, а вот Исабель хотя и остроумна в беседе, но ленива и почти бесполезна. Как будет скучать Екатерина по Элизе – Элизе, которая могла поддерживать связь с Шапуи! Но не только из-за этого. Ей будет не хватать веселого нрава этой девушки, ее доброты и силы. А Марджери Отвелл – она так поддерживала Екатерину в последние месяцы. А все остальные ее милые, добрые наперсницы, которых она так нежно любила…
Екатерина услышала за дверью шаги, потом голос Саффолка:
– Мадам, прошу вас, выходите!
Она не ответила. Сидя на полу, она опиралась спиной на тяжелую дубовую дверь и сжимала в руках четки.
– Мадам, вам же будет хуже, если вы продолжите упорствовать в этом безрассудстве! Умоляю вас, прислушайтесь к голосу разума.
– Ваша милость, герцог дело говорит! – Это был лорд Маунтжой.
– Ваше поведение противоречит всем разумным доводам, – снова вмешался Саффолк.
– Я не выйду и не поеду в Сомерсхэм, если только вы не свяжете меня веревками и силой не принудите к этому! – после долгой паузы ответила Екатерина. – И я не приму услуг ни одного из тех, кто присягнул мне как вдовствующей принцессе.
– Мадам, необходимые вам слуги будут заменены теми, кто более послушен его милости королю.
– Я не приму никаких других! Не имея достойных слуг, я буду спать в одежде и держать эту дверь запертой!
За дверью снова послышалось шушуканье.
– Из своенравия она может сказаться больной и не встанет с постели, или откажется одеваться, или станет делать еще какие-нибудь глупости, – услышала Екатерина слова Саффолка. – Боже мой, это упрямейшая из женщин!
– Но ей должны прислуживать как положено, – пробормотал Маунтжой.
– Очень хорошо, – провозгласил Саффолк. – Две англичанки могут остаться. Кто?
Екатерина испустила вздох облегчения:
– Благодарю вас, милорд! Я хочу, чтобы со мной были Элизабет Даррелл и Марджери Отвелл.
– Отлично. Но они не будут называть вас королевой. И вы должны выйти.
– Нет.
Послышался вздох Саффолка.
– Неужели нет другого средства доставить ее в Сомерсхэм, как только силой? – спросил Маунтжой. – Должен признаться, я нахожу эту перспективу отвратительной.
– Я тоже. – Саффолк хмыкнул. – Моя теща больше никогда не заговорит со мной, хотя это было бы благом, поверьте мне! Но я не могу просто вынести вашу госпожу из дому. Я должен спросить, какое решение удовлетворит короля в данном случае. Уповаю на Господа, чтобы ответ пришел к двадцать первому, в противном случае времени перевезти ее до Рождества не останется. – Он понизил голос, но Екатерина все равно разобрала слова. – Милорд, – пробормотал Саффолк, – я нахожу, что дела здесь обстоят далеко не так, как думает король.
– Что имеет в виду ваша светлость?
– Его милость считает, что вдовствующая принцесса в добром здравии, настроена по-боевому и готовится к войне с ним. Но я был потрясен тем, как она сдала. Исхудала и выглядит нездоровой. Поверьте мне, я не получаю никакого удовольствия, принуждая больную женщину переезжать в полуразрушенный дом. Я уверен, если бы король был в курсе, то выбрал бы для нее какое-нибудь другое жилище.
«Если бы леди Анна ему это позволила!» – мрачно подумала Екатерина, с трудом поднимаясь на ноги и направляясь в спальню. Она больше не хотела ничего слышать. Ее встревожили слова Саффолка о том, какое впечатление она производит, ведь сама Екатерина не осознавала, что выглядит настолько нездоровой. Она сильно похудела, это правда, но это было следствием продолжительных постов и однообразия в пище. В последнее время ощущение болезни в ней усилилось, но Екатерина относила его на счет воздействия бакденского холода и сырости.
Она посмотрела на себя в зеркало. На нее взирало бледное, изможденное лицо. Бесцветное, осунувшееся… старое. Красота осталась в прошлом, да и чего ожидать в сорок восемь. Она выглядела измученной, а кто бы не стал таким в ее-то обстоятельствах?
Голоса стихли. Екатерина была одна в верхних комнатах башни, никто не мог оказать ей помощь. Она давно не ела, но это не имело значения, потому что голода она не ощущала. Попыталась молиться, но мысли были слишком растревожены, и страшило ожидаемое завтра. Не было камыша, чтобы зажечь свечи, комнаты оставались темными и холодными. Без горничных Екатерина не могла расшнуровать платье и раздеться, чтобы лечь в постель, хотя все равно снимать одежду было слишком холодно. Сняв чепец, туфли и подвеску, которую она носила всегда, – крест с тремя жемчужинами, подаренный ей Генрихом давным-давно, – она забралась в постель и свернулась клубком под покрывалом.
На следующий день ее разбудил стук в дверь. Это был Саффолк. Не обращая внимания, она села перед зеркалом и попыталась привести в порядок волосы, чтобы надеть чепец. Было так холодно, что Екатерина отыскала толстую шаль и завернулась в нее.
Теперь у дверей стоял лорд Маунтжой и кричал, что принес ей завтрак. У Екатерины слегка кружилась голова от голода, но она боялась открыть дверь, чтобы ее не схватили и не отправили насильно в Сомерсхэм.
– Унесите все! – крикнула она.
Камергер слезно просил, но она была неумолима.
Дрожа, Екатерина подошла к окну посмотреть на заиндевевший мир и тут заметила странную вещь. Там были люди, судя по одежде из грубой домотканой материи – местные батраки с ферм. Они молча собирались за крепостной стеной и распределялись группами вокруг замка. Руки у всех были в перчатках, а в руках – косы, вилы и прочие хозяйственные инструменты. Люди держали их на изготовку, будто оружие, но ничего не делали, просто стояли, смотрели и ждали.
Екатерина долго следила за ними. Чего они хотели? Зачем пришли? Потом она увидела среди наблюдавших за дворцом одного из своих уволенных слуг, и тут ее осенило. Ее люди, отосланные из замка, должно быть, рассказали местным жителям, что происходит в башне. И они пришли, эти добрые, верные люди, чтобы выразить молчаливый протест и защитить свою любимую королеву. Это зрелище невероятно ободрило Екатерину.
Позже в тот же день она преисполнилась радости, услышав за дверями голос Элизы.
– Мадам, я принесла вам поесть. Со мной плотник. Он выбьет одну из филёнок внизу двери, чтобы я могла передать еду.
– Благодарение Господу! – выдохнула Екатерина.
Она уже едва не падала в обморок от голода.
– Марджери еще здесь?
– Да, мадам, она тоже остается.