мотрит на него, и нацепил свою обычную вежливую улыбку. Обмануть Екатерину ему не удалось. Судя по тому, как она себя чувствовала, с постели ей больше не встать. «Мое время истекает, – думала она. – А что же станет с Марией?»
Однако через несколько дней Екатерина чудесным образом начала поправляться, и весь двор суетился вокруг, празднуя ее пятидесятый день рождения. Девушки хотели приготовить что-нибудь особенно вкусное, но Екатерина не могла смотреть на еду.
– Чего я хотела бы, так это бульона, – сказала она, чтобы их порадовать.
– Я приготовлю его для вашей милости, – сказала Марджери.
Она принялась возиться у очага, пока Элиза перебирала струны лютни, а остальные девушки пели, чтобы приободрить Екатерину. Бульон получился не слишком вкусным. «Марджери перестаралась с травами», – подумала Екатерина, но проглотила несколько ложек, чтобы доставить удовольствие поварихе.
После обеда у больной случился сильный приступ удушья и желудочных колик, но они прошли, так что вечером Екатерина была в состоянии сидеть у огня и вышивать. Однако продолжала беспокоиться о Марии, страшась того, что Анна Болейн уговорит-таки Генриха привести в исполнение его угрозы.
Через неделю, когда пришло Рождество, Екатерина все еще держалась, делала вид, что неплохо себя чувствует. Сэр Эдвард и сэр Эдмунд прислали слугу с бутылью вина, но она отказалась пить его, боясь, что оно может быть отравлено, а потому все они пили эль с кухни. Родители Элизы по случаю праздника отправили дочери гуся, и его зажарили на вертеле, потом пели веселые песни и желали друг другу счастливого Йоля. Екатерина сидела, откинувшись в кресле, улыбалась, но мысли ее были далеко, с Марией. Она молила Бога, чтобы тот не оставил дочь своим милостивым покровительством, и размышляла, как та проводит праздники. О Генрихе Екатерина тоже размышляла. Если бы только ей посчастливилось увидеть их обоих – обожаемого мужа и возлюбленное дитя – всего только раз в этой жизни. Это было все, чего она сейчас желала.
Назавтра, это был день святого Стефана, Екатерина поднялась утром и сидела в кресле, завернувшись в шаль, как вдруг обнаружила, что не может вдохнуть. В панике она отчаянно пыталась втянуть в себя воздух, девушки бегали вокруг и уже начали стучать ее по спине. Грудь готова была разорваться, в глазах помутилось. Она могла умереть здесь и сейчас, не имея возможности примириться с Господом. Потом каким-то чудом легкие раскрылись, но ощущение, будто ее горло сжимает удавка, сохранялось.
Екатерина откашливалась, в груди болело, ее заставили снова лечь в постель. Были вызваны доктор де ла Саа и доктор Гуэрси, но они мало чем могли облегчить страдания больной. Прожорливый волк, засевший у нее в груди, не давал покоя, передышек между приступами боли почти не случалось. Если так будет продолжаться, она умрет, это ясно. К собственному удивлению, страха Екатерина не чувствовала – только горькое сожаление, что скоро ее не станет и она не сможет любить и защищать Марию.
Дни тянулись за днями, боль становилась все мучительнее. Элиза смачивала ей лоб и пыталась отвлечь чтением вслух. Марджери готовила для нее травяные отвары, горькие, но согревающие, чтобы смягчить горло, пересохшее от кашля. Бланш заворачивала в ткань горячие кирпичи и подкладывала их к ногам Екатерины, а еще поддерживала пламя в очаге, чтобы в комнате было тепло. Исабель – что ж, Исабель выдумывала разные способы выглядеть занятой, но предпринимала искренние попытки развеселить Екатерину немудреными шутками.
– Позвольте мне вызвать королевских врачей, – настоятельно просил доктор де ла Саа.
По отчаянию в его голосе Екатерина поняла: он переживал, что его могут обвинить в небрежении или в чем-нибудь похуже. Но кому какое дело? Анна желала ее смерти. Потом Екатерину осенило: он думает, что ее отравили. Если появятся доктора короля, это снимет с него всякую ответственность.
– Нет, – сказала Екатерина. – Я полностью вверяю себя воле Божьей.
Екатерина считала страхи доктора де ла Саа необоснованными. Это были симптомы болезни, которой она страдала уже давно, только они проявлялись все с большей силой. Екатерина старалась терпеливо сносить боль, но та не прекращалась. Ее как будто разрывало на части и поглощало изнутри. Не было ни минуты покоя, ее постоянно трясло, и все время не хватало воздуха.
В последний день старого года Екатерина получила короткую записку от Шапуи с предупреждением держать дверь в свои покои на запоре с вечера до раннего утра и тщательно проверить, не спрятался ли кто-нибудь внутри. Посол опасался, что с ней могут сыграть злую шутку с целью либо нанести ущерб ей лично, либо обвинить в прелюбодеянии, либо найти доказательства того, что она планирует поднять мятеж.
– Прелюбодеяние! Как будто я могу хотя бы подумать о таком в моем положении, – слабым голосом сказала она Элизе, которая в ужасе смотрела на записку.
Почему Шапуи написал такое? Должно быть, получил тревожные вести. А может, просто перестраховывался. Она надеялась, что верным окажется последнее.
В первый день нового года, 1536-го от Рождества Господа нашего, Екатерина лежала в полузабытьи и сквозь дрему размышляла: при дворе сейчас обмениваются подарками и готовятся к традиционному пиру. В этот раз у нее не было ни средств на покупку презентов, ни даже сил думать об этом.
Открылась дверь. На пороге стояла взбудораженная Бланш:
– Ваша милость, к вам посетитель!
Екатерина повернула голову. Вошел мужчина в черной накидке. Это был Шапуи!
– О Боже мой! Как замечательно! – выдохнула она, и ее скрутил приступ кашля.
Шапуи подождал, пока он не утихнет, потом припал на колено у постели Екатерины и поцеловал ее руку:
– Ваше высочество, я не мог не приехать.
Посол смотрел на нее взглядом, полным сострадания, что неудивительно. Наверняка она являла собой печальное зрелище: распластанная в кровати и неспособная даже сесть. Екатерина не могла выразить словами, как она рада его приезду.
– Теперь я могу умереть у вас на руках, а не всеми покинутой, как несчастное животное, – сказала она, когда вошли ее дамы.
С Шапуи сняли накидку и предложили эля, подогретого с помощью раскаленной кочерги. Екатерина была бы не прочь поговорить с ним прямо здесь и сейчас, но он проделал длинный путь. Как королева, она знала, что правила этикета должны быть соблюдены, и потому сказала:
– Вы, наверное, устали в дороге. Мы поговорим позже. Мне самой нужно немного вздремнуть. За последние шесть дней я не проспала и двух часов, может быть, мне удастся это сейчас.
Шапуи поклонился.
– Я вернусь позже, – ответил он с исполненным сочувствия видом.
После ужина Шапуи сидел с ней у камина и сам подкладывал в него дрова. Элиза и Бланш, подыгрывая Екатерине, просили разрешения остаться, но она их отослала, сказав:
– Если вы мне понадобитесь, мессир Шапуи позовет вас.
Когда дверь затворилась, она повернулась к послу:
– Не могу поверить, что король позволил вам приехать.
– Я сказал ему, что слышал о тяжелой болезни вашего высочества, и попросил разрешения навестить вас. Он ответил, что я могу поехать, когда мне будет угодно.
Екатерина подозревала, что было сказано больше этого, но смолчала. Подумала: «Наверное, Шапуи решил, что я умираю, и убедил в этом Генриха».
– Я просил также разрешения для принцессы повидать вас, но король отказал.
Это был тяжелый удар.
– Взгляните на меня, – сказала Екатерина. – Разве я похожа на человека, который в состоянии замышлять измены и вторжения?
– Нет, ваше высочество, – ответил Шапуи, печально глядя на нее. – Но с Божьей помощью вы скоро пойдете на поправку.
– Вы всегда были мне верным и преданным другом. Вы без устали трудились ради меня и сделали гораздо больше того, что велел вам долг. Не могу выразить, как я благодарна вам за это. Без вас я чувствовала бы себя совершенно одинокой и покинутой.
– Я имел честь служить вашему высочеству и отстаивать правоту вашего дела. В этом королевстве творится несправедливость. Леди закусила удила, и никто не смеет приструнить ее, даже король. Если она родит сына, я не смею даже подумать о том, что тогда может произойти.
– Мой супруг, похоже, сильно изменился, – с грустью проговорила Екатерина. – Тем не менее я уверена: это из-за Леди он стал таким.
– Он раздосадован. Не может получить желаемое, а потому набрасывается на всякого, кто ему перечит.
Екатерина вздохнула:
– Могу понять его досаду. Мне, как никому другому, известно, сколь сильно желание короля иметь сына. И я досадовала не меньше, чем он, пока ждала папского решения, а оно все откладывалось и откладывалось. Скажите, мой любезный друг, как вы думаете, он когда-нибудь вернется к прежнему?
– Пока Леди властвует над ним – нет. – Шапуи поморщился.
– Есть еще одна вещь, жизненно важная вещь, о которой я хочу попросить вас, – сказала Екатерина, пытаясь прямее сесть в постели.
– Просите, ваше высочество, все будет исполнено.
– Присмотрите за Марией, дорогой друг, ради меня. Вы всегда близко к сердцу принимали ее интересы и были истинным поборником ее прав.
Лицо Шапуи смягчилось.
– И я им останусь, ваше высочество, клянусь! Принцессу я очень ценю и уважаю и приложу все усилия к тому, чтобы обеспечить ее безопасность, ради вас и ради нее самой. Вы можете рассчитывать на это.
Екатерина преисполнилась чувства облегчения и глубокой благодарности. Этот милый, добрый, верный человек взял на себя материнскую ношу любви и заботы, снял ее со слабых плеч Екатерины и дал ей возможность уйти из этой жизни в мире с собой. Екатерина знала, что больше никогда не увидит лица своей возлюбленной дочери, но она сделала для нее все, что смогла, и утешалась этим.
– Благодарю вас от всего сердца, – сказала она.
Шапуи улыбнулся:
– Вам не нужно было об этом просить.
Они проговорили два часа. Раздался стук в дверь, и вошла Элиза с сообщением, что к Екатерине явился посетитель. Из-за спины девушки, с галереи, доносились громкие голоса, один из них женский, резкий и настойчивый. Нет, этого не может быть!