виться в уединение в свои покои, а Генрих все отказывался отпускать ее, опасаясь, как бы чего не вышло. Он почти не давал ей двигаться, настолько боялся, что она потеряет ребенка. Поэтому Екатерина лежала и лежала без конца, и голени у нее отекли ужасно. А Генрих все кружил и кружил вокруг нее, к плохо скрываемому возмущению фрейлин, которые считали, что деторождение – дело исключительно женское.
– Мне так не хочется оставлять вас, дорогая, – сказал Генрих. – Я не поеду в Лондон, пока вы благополучно не разрешитесь.
– Я прекрасно себя чувствую, – ответила Екатерина.
И это было правдой.
– Вам очень хорошо известно, что счастливый исход не гарантирован, – строго произнес Генрих. – Помните, я очень надеюсь.
Она помнила и поэтому выполняла все просьбы супруга, чтобы доставить ему удовольствие. Сама же хотела только одного: пусть пройдут роды и у нее на руках окажется сын.
Екатерина удалилась в свои покои, благодаря Господа, что дошла до этого момента. И пока она пребывала там в уюте и довольстве, король, двор – и вообще все королевство – напряженно ждали новостей. А потом, к большому облегчению Екатерины, приехала Мария, чтобы королеве было с кем посплетничать до и после родов. Она повзрослела, изменилась под воздействием любви и горя утраты, располнела в сравнении с прежними временами, но все-таки это была та же самая, любимая подруга королевы. Когда она сняла дорожную накидку, вид ее, в дорогом платье из алого дамаста вместо черно-белого, которое она всегда носила как фрейлина, показался странным. Потом Мария повернулась, и Екатерина увидела, что корсаж у нее на животе расшнурован.
– Моя дорогая! – воскликнула Екатерина. – Ты тоже ждешь ребенка!
– Весной, ваше высочество. Этот малыш очень бойкий.
Лицо Марии стало печальным. Было ясно, что она подумала о том, другом малыше, который безвозвратно потерян.
– Значит, он унаследует черты своей матери, – заявила Екатерина.
– Бедняжка! – Мария улыбнулась. – Как вы себя чувствуете, ваше высочество?
– Гораздо лучше, благодарю тебя, хочу только одного – поскорее качать на руках свое дитя.
– Глядя на вас, можно заключить, что ждать осталось недолго!
Мария оказалась права. Младенец родился ночью – это была девочка, крошечное, тихо хнычущее создание с пучком золотистых волосиков. Хотя сердце Екатерины упало, когда ей сообщили пол ребенка, она взглянула на новорожденную дочь и влюбилась в нее. «Изабелла, – подумала Екатерина. – Я назову ее в честь матери, если Генрих согласится».
Генрих… Королеве была невыносима мысль о его разочаровании. Она боялась встречи с ним. Как он воспримет весть о ее неудаче? Будет ли любить малышку так же, как полюбил Марию?
Король пришел к ее ложу удрученный. Взял ребенка на руки и благословил его, но в глазах Генриха безошибочно читалась досада, и он пробыл в покоях королевы совсем недолго – к неудовольствию Марии, которое она почти не пыталась скрывать. Той ночью Екатерина проплакала много часов, боясь, что потеряла любовь мужа навсегда. Но и ее собственные надежды тоже были перечеркнуты. «Чем я заслужила такую злую участь?» – спрашивала она себя.
– Что говорят при дворе? – строго спросила Екатерина Маргарет Поул и Марию на следующий день.
Маргарет смотрела на нее печальным взглядом:
– Многие разочарованы. Говорят, если бы этот ребенок родился до помолвки, принцессу не обручили бы. Теперь люди думают, что она могла бы стать наследницей здесь. Особенно боятся того, что через ее брак Англия может покориться Франции.
– Они говорят так, будто я больше не смогу вынашивать детей! Но, Маргарет, у меня будут еще дети, непременно. Мне всего тридцать три.
– Я знаю женщин, которые вынашивали сыновей и в более солидном возрасте. – Маргарет говорила твердым, ободряющим тоном.
– Вот, например, я старше вашего величества, а посмотрите-ка на меня. – Мария похлопала себя по животу. – Тридцать три – это еще не возраст!
Екатерина слабо улыбнулась:
– Вы обе очень добры.
– Пожалуйста, отдохните немного, дорогая мадам, – вздохнула Маргарет. – Вам нужно снова набраться сил, чтобы родить этих сыновей!
Генрих и Екатерина склонились над колыбелью, лица их были исполнены тревоги. Сердце Екатерины разрывалось. Новорожденная принцесса, двух дней от роду, слабела и угасала, а потому призвали короля. Они смотрели на малышку и молились, крошечные ручки затрепетали и безжизненно упали. Екатерина ахнула, не веря своим глазам, и сгребла в охапку обмякшее тельце.
– Изабелла, моя малютка Изабелла! – в отчаянии голосила она и качала на руках ребенка, как будто это могло вернуть малышку к жизни.
– Кейт, прошу вас, – успокаивал ее Генрих с бо́льшим чувством, чем она могла ожидать. – Это Господня воля.
– Сколько раз вы мне уже это говорили? – рыдая, закричала она.
– Кто мы такие, чтобы подвергать ее сомнениям? – беспомощно сказал Генрих, по его щекам текли слезы. – Она и мой ребенок тоже! Дайте мне подержать ее.
Король забрал у Екатерины маленький сверток, сел и прижал его к груди, издавая громкие, сотрясающие все тело всхлипы.
– Я не вынесу еще одной утраты! – плакала Екатерина. – За что Бог наказывает нас?
– Честно сказать, я не знаю, – произнес Генрих, глядя на маленькое восковое личико.
– Даже окрестить не успели! – стенала Екатерина. – Теперь ее душа в преддверии ада, она никогда не узрит Бога.
– Никогда не верьте в такое! – возмутился Генрих. – Некрещеные души наслаждаются теми же блаженствами, что и все прочие. Я читал об этом. Вам следует придерживаться такой мысли, Кейт. И мы должны отпустить ее. – Голос короля дрогнул. – Я распоряжусь, чтобы ее похоронили у стены на монастырском кладбище.
Эта седьмая беременность окончательно испортила фигуру Екатерины.
– Зашнуруйте меня плотнее, – приказывала она фрейлинам в день введения во храм, но толку не было.
Ее тело походило на колоду, тяжелую грудь стискивал низкий квадратный вырез корсажа, лицо опухло от слез. Неужели Генрих когда-нибудь возжелает ее? И как сможет она сама, перегруженная горем утрат и неудачами, снова с радостью отдаться его объятиям?
Но Генрих не подал виду, что заметил произошедшие в ней перемены. Через час после очищения он пришел в покои Екатерины и поцеловал ее с обычной страстью.
– Как хорошо, Кейт, что вы снова вернулись к нам. Мы должны попытаться оставить все печали в прошлом.
– Да, – ответила она, думая о том, что никогда больше не будет счастлива.
Только бы ее несчастья не сказались на принцессе Марии, которую она брала с собой ко двору при каждом удобном случае! Не дай Бог, чтобы Мария когда-нибудь заподозрила, что родители любят ее не так сильно, как любили бы сына. Но это было не единственной причиной для беспокойства Екатерины.
– Генрих, мы можем поговорить?
– Разумеется. – Он сел у камина напротив нее, у его ног пристроилась собака.
– Кое-что волнует меня, – сказала Екатерина, наливая ему вина. – Я опасаюсь, что мы теряем детей не без причины. Я долго размышляла, Генрих, и должна спросить: не гнев ли это Божий из-за того, что мой брак с Артуром был замешен на крови?
– Замешен на крови?
– Вы наверняка знаете о судьбе графа Уорика, брата леди Солсбери…
– Что с того? – нахмурился Генрих.
– Мой приезд в Англию был бы невозможен без его устранения. Мне это известно. Я слышала, как мой отец говорил об этом.
Брови Генриха сдвинулись сильнее.
– Мой никогда о таких вещах не упоминал. И не стал бы этого делать. Он был кривой, как гнилой сук, и все держал в тайне. Хотя я могу в это поверить. Отец всегда во всем искал выгоду.
– Подумайте об этом, Генрих. Мы зачали семерых детей, и выжила одна только Мария. В глазах людей, имея одну дочь, вы все равно что бездетны. Может быть, Бог этим о чем-то говорит нам?
Генрих встал, подошел к супруге, присел на корточки и взял ее за руки:
– Кейт, вы переутомились. Это нелепость. Вы ни в чем не виноваты.
– Вы ведь знаете, что говорят о грехах отцов!
– Но, Кейт, что бы ни говорили и ни совершали ваш отец или мой, Уорик состоял в сговоре с самозванцем Уорбеком. Он совершил измену.
– Маргарет говорит, он был простак и легко шел на поводу у всякого. Его очень просто было сбить с верного пути.
– Это, случайно, не леди Солсбери внушила вам такие фантазии?
– Нет, конечно нет! Этот вопрос тяготит мою душу долгие годы. Генрих, должна быть причина, почему наши дети умирают, или это со мной что-то не так! Я покорно смирялась со своими утратами, но чувствовать себя несостоятельной очень тяжело, и это угнетает меня. Люди скажут, что я негодная жена. Они будут говорить, что вам не следовало жениться на мне, что я для вас слишком стара. Бог знает, я это чувствую! Вы знаете, как отозвался обо мне король Франции? Я слышала это от Луиса Кароса. Франциск заявил, что у вас нет сыновей, хотя вы молоды и хороши собой, потому что у вас старая и уродливая жена.
– Тише, Кейт. Я не стану слушать такое злословие. Вам не в чем упрекнуть себя. Мы все в руках Божьих.
– Но это правда! – выпалила Екатерина. – Я больше непривлекательна. Моя фигура ни на что не похожа.
– Чепуха! – Генрих не задумываясь отмахнулся от ее слов, и Екатерине стало легче. – Для меня вы прекрасны, и это главное, так я считаю. По всеобщему мнению, у Франциска скверный вкус в отношении женщин!
– Для меня благословение иметь вас своим супругом. – Екатерина схватила руку Генриха и прижала к своей щеке. – Но скажите мне, вы никогда не задумывались, почему Бог отказывает нам в таком важнейшем даре – в сыне?
– Я думаю об этом все время, но живу надеждой. Я добрый сын Церкви, веду добродетельную жизнь. Не стану притворяться, что меня не заботит отсутствие наследника. Мой трон держится на более прочном основании, чем отцовский, но все равно есть те, кто может бросить мне вызов, и я опасаюсь их дерзких притязаний, если вдруг завтра меня не станет. Может начаться гражданская война. Жизнь Марии будет в опасности, и моя династия окажется под угрозой. Это мучает меня в ночных кошмарах. Мы должны надеяться, что вскоре вы снова понесете.