Все кинулись врассыпную.
Доктор Баттс, помощник Чеймберса, явился быстро. Это был воспитанный, образованный человек с изысканными манерами и добрым лицом, и его присутствие успокоило короля.
– Не забывайте, сир, многие заболевшие выздоравливают, – уверял Генриха доктор Баттс. – Я немедленно отправлюсь в Хивер.
– Подождите! – Генрих приказал подать ему письменные принадлежности и нацарапал записку. – Отвезите это госпоже Анне.
Доктор Баттс поклонился и вышел.
Екатерина, чувствуя, что стала невидимкой, собиралась уже в одиночестве вернуться в свою опочивальню, но Генрих пошел за ней следом.
– Кейт, я не хочу сегодня оставаться один, – со слезой в голосе произнес он.
Она не хотела его близости, особенно когда он был мыслями с Анной, но Генрих был ее мужем, а потому она не могла ему отказать. К тому же быть нужной приятно; сама того не желая, Екатерина была тронута тем, что король обратился к ней за утешением. Той ночью она смогла разглядеть в этом взрослом и сильном мужчине, который в столь многих отношениях был ей чужим, того не испорченного жизнью юношу, каким он был когда-то.
Они вместе легли в постель, и Екатерина не замедлила обвить Генриха руками и привлечь к себе. И он прильнул к ней, но не как любовник, а как заблудшая душа. Он был так близко к ней и в то же время так далеко, сердце у Екатерины щемило и за него, и за них обоих.
Неделю они ждали новостей. Каждый день Генрих стоял на коленях в часовне, торгуясь с Богом, предлагая ему любые дары, если только Он спасет Анну.
Екатерина, преклоняя колени рядом с ним, не могла не чувствовать, как он страдает. Мучение усугубило известие, что один из ближайших людей Генриха, зять Анны Уильям Кэри, умер от потницы. В день, когда Генриху принесли весть о том, что его добрый друг сэр Уильям Комптон ушел из жизни по той же причине, он погрузился в бездну горя и пучину мучительного беспокойства об Анне.
Екатерина заставляла себя молиться о выздоровлении Анны, хотя сидевший внутри демон подстрекал взывать о ее смерти. С уходом Анны все душевные сомнения Генриха были бы чудесным образом развеяны. В этом Екатерина не сомневалась. Но она не могла найти в себе сил просить Бога о такой милости; это было бы неправильно, грешно, а потому она делала то, что считала достойным.
Наконец пришло письмо от доктора Баттса. Екатерина услышала, как Генрих задержал дыхание, и почувствовала, как он весь напрягся, ожидая худшего. Но Генрих издал крик радости и едва не подпрыгнул.
– Анна вне опасности! – ликовал он. – Она быстро идет на поправку.
– Я рада за нее, – сказала Екатерина, стараясь не задаваться вопросом, почему Богу было угодно спасти женщину, из-за которой мог разгореться скандал на весь христианский мир.
У Генриха на этот счет сомнений не имелось.
– Это знак, что Господь одобряет мою будущую королеву, – заявил он.
Екатерина была благодарна за передышку, которую дало ей долгое выздоровление Анны. Когда эпидемия прекратилась и ее соперница снова появилась при дворе, Екатерина с облегчением узнала, что ей больше не придется терпеть постоянное присутствие госпожи Болейн: Генрих приготовил для той отдельные покои рядом с турнирной площадкой. Он не мог допустить, чтобы его будущая королева прислуживала своей предшественнице.
Прибыв в Гринвич, Анна держалась еще более заносчиво и невыносимо, ибо полагала, что Господь улыбается ей. Уолси был тут как тут, спешил приветствовать фаворитку, угодливо кланялся и преподнес дорогой подарок. Генрих взирал на это, лучась от удовольствия.
Однако, казалось, покоев при дворе недостаточно для тщеславия госпожи Анны. Вскоре Екатерина узнала, что ее соперница намерена обосноваться собственным домом – в Дарем-Хаусе, где жила сама Екатерина в те ужасные годы после смерти Артура. Генрих поручил Томасу Болейну обновить там все, чтобы обстановка была достойна будущей невесты короля. Целая армия слуг и фрейлин должна была обеспечить госпоже Анне королевскую жизнь уже сейчас.
– Могу поклясться, это все потому, что ей претит преклонять колени перед вами, – едко заметила Маргарет Поул. – Она не может вынести, что вы по рангу выше ее, поэтому ей необходимо быть королевой в собственном дворе.
– По крайней мере, мне не придется наблюдать, как она это делает, – заметила Екатерина.
Генрих теперь проводил половину времени в Гринвиче, половину – в Дарем-Хаусе. Он явно предпочитал общество Анны, однако не мог открыто жить с ней и намеренно держал при себе Екатерину для создания видимости благополучного супружества. Внешне между королем и королевой царило сердечное согласие, и, когда Мария бывала с родителями, никто не догадался бы, что в этом семействе что-то неладно. Генрих был общителен и добродушен, как прежде, и радостно предвкушал прибытие кардинала Кампеджо.
– Вы торжествуете преждевременно, – не удержалась от замечания Екатерина. – Не думайте, что папа опровергнет решение своего предшественника.
– Правда на моей стороне! – возразил Генрих. – Бог и моя совесть абсолютно согласны в этом.
– А как насчет моей совести? – не унималась Екатерина.
В эти дни они часто пререкались, оставаясь наедине.
– Вы хорошая женщина, Кейт, но вы заблуждаетесь. И ничего не слушаете!
Генрих работал над новой книгой, в которой излагал свои доводы против их брака. Бóльшую часть ночей он не ложился допоздна и все скрипел пером, несмотря на головные боли, которые опять начали донимать его.
– Я дам вам прочесть, когда закончу, – сказал он Екатерине. – Это поможет вам лучше понять, хотя я подозреваю, что вы скорее упрямы, чем глупы.
– Ваши аргументы я слышала много раз, так что мне незачем перечитывать их снова. Это вы проявляете упрямство!
И так далее. Екатерина молилась, чтобы поскорее приехал легат. Так дальше не могло продолжаться.
Кардинал Кампеджо был здесь!
«Наконец-то! – подумала Екатерина. – Теперь будет положен предел этому невыносимому ожиданию».
Генрих готовился принять гостя в Лондоне на государственном уровне, со всеми положенными почестями, однако итальянский кардинал от всего отказался и прибыл скромно, на барке. После чего, как донесли Екатерине, отправился прямиком в постель. Объяснением служило то, что кардинал страдал подагрой и долгое путешествие измучило его. Конечно, Кампеджо достиг уже того возраста, когда поездка в Англию требовала от него чрезмерного напряжения сил.
– Может быть, ему велено затягивать дело? – предположила Мария. – Или его выбрали потому, что он, как маленькая улитка, будет еле-еле волочить ноги по этой чужой стране.
– Не могу в это поверить, – сказала Екатерина. – Его святейшество не стал бы задумывать такое.
Мария воткнула иглу в натянутый на рамку гобелен. Они работали над серией шпалер с изображениями героических деяний Антиоха Сотера, правителя Сирии, что помогало скоротать долгие томительные часы.
– Ваше высочество, вы слишком доверчивы! Для вашего же блага подумайте вот о чем. Папа боится императора, но он также опасается обидеть короля. Кто станет винить его, если он потянет время, надеясь, что королю наскучит госпожа Анна?
Екатерина согласилась, что Мария, может быть, и права.
Несколько дней никаких новостей не приходило. Будто заточенная в монастырь, Екатерина жила в своих апартаментах во дворце Брайдуэлл на берегу Темзы, полностью огражденная от происходящего за его стенами.
Однажды утром к ней пришла рассерженная Мария.
– Эта женщина вернулась! – выпалила она, сжимая кулаки. – Ее разместили здесь в прекрасных комнатах.
– Какая женщина? – подала голос юная Анна Парр, дочь Мод; она недавно появилась при дворе Екатерины в качестве фрейлины.
– Анна Болейн! – рявкнула Мария, а Мод отчаянно замотала головой, подавая знак Марии, чтобы та замолчала.
Екатерина сразу сообразила, что возвращение Анны ко двору могло означать только одно: Генрих предчувствовал скорое и успешное разрешение своего дела.
Даже если Климент обманет ее надежды, у Екатерины оставался еще один могущественный покровитель. Когда Маргарет Поул принесла ей пакет от Мендосы, с улыбкой проговорив: «И не спрашивайте, как мне удалось увильнуть от шпионов кардинала!», Екатерина почувствовала, что внутри находятся сведения чрезвычайной важности. Посол в эти дни очень редко отваживался выходить с ней на связь.
Сперва Екатерина подумала, что это копия разрешения на брак, данного папой Юлием. Но потом прочла письмо императора, в котором разъяснялось: на самом деле это копия второго разрешения, выданного по требованию королевы Изабеллы. Первый вариант документа позволял Екатерине выйти замуж за Генриха, несмотря даже на то, что первый брак, вероятно, свершился до конца, а во втором его издании слово «вероятно» было опущено.
Екатерина подняла взгляд на Маргарет:
– Много за что я благодарна своей матери. Она позаботилась о том, чтобы устранить любые сомнения. Теперь ясно: даже если бы мы с Артуром жили как муж и жена, мой брак с королем все равно правильный и законный.
Она тут же отнесла документ Генриху: тот прогуливался по галерее и увлеченно беседовал с Уолси.
– Думаю, вам нужно ознакомиться с этим, господин мой, – сказала Екатерина.
Генрих прочел бумагу и нахмурился, потом без комментариев передал ее Уолси.
Кардинал изучил документ.
– Мадам, кажется странным, что никто в Англии никогда не слышал о существовании этого разрешения, – сказал он, – и я боюсь, это приводит меня к заключению, что перед нами фальшивка.
– Вы обвиняете императора во лжи? – с негодованием спросила Екатерина.
– Разумеется, нет, но у него на службе могут найтись люди не столь совестливые.
Кровь у Екатерины вскипела.
– Надеюсь, вы не намекаете на то, что Мендоса один из них!
– Я этого не говорил, мадам.
– Вы должны были раньше оповестить меня о существовании этого разрешения, – упрекнул ее Генрих.
– У меня его не было, и я о нем ничего не знала. Бумагу доставили только сегодня, и я сразу принесла ее вам. Император пишет, что разрешение нашли среди бумаг доктора де Пуэблы, когда их все пересмотрели, и что это верная копия.