– Может, и так, – хмыкнул Генрих, – но это всего лишь копия, и она не может быть представлена в качестве доказательства. Нам нужно увидеть оригинал.
– Его милость прав, – встрял Уолси, – и, раз уж ваша милость хочет добиться, чтобы его любовь к вам не иссякала, вы пошлете за оригиналом в Испанию. Отсутствие этой бумаги может разрушить все ваше дело и поставит под угрозу право на наследство вашего ребенка.
Щеки Екатерины пылали от возмущения. Как смеет этот выскочка, этот сын мясника, так нахально разговаривать с ней! Она готова была высказать ему все, что о нем думает, но Генрих гневно взирал на нее, и она побоялась вызвать вспышку ярости.
– Отлично! – бросила она. – Я пошлю своего капеллана.
Екатерина выбрала одного из своих священников-англичан, молодого клирика по имени Томас Эйбелл: она недавно приняла его на службу как учителя языков и музыки. Он помогал ей совершенствовать ее английское произношение и отвечал за ее музыкантов. Он уже успел стать для Екатерины незаменимым, и она знала, что может рассчитывать на его преданность.
Отец Эйбелл отбыл в Мадрид в тот же день. При себе он имел письмо с просьбой к императору прислать оригинал разрешения в Англию. Екатерина не посмела передать со своим гонцом ни на словах, ни на письме даже намека на предостережение. Вместо этого, нервно прощаясь с отцом Эйбеллом, она про себя молилась о том, чтобы у Карла хватило мудрости прочесть недосказанное между строк и отказать ей. Ведь стоит документу, будь он подлинный или нет, оказаться в Англии – и он исчезнет.
Екатерина стояла в своих личных покоях, вцепившись одной рукой в стол, чтобы не упасть, и в ужасе смотрела на бумагу, которую держала в другой руке. Ее подписали все члены Тайного совета. Она не могла поверить глазам. Онемев от горя, она передала документ Маргарет Поул.
– Это нелепость! – проговорила графиня, бегло прочтя вступительные фразы. – Король негодует, что вы отказываетесь признавать правомерность его сомнений по поводу вашего брака? Он раздражен тем, что в столь бедственном положении вы находите в себе силы принимать довольный и веселый вид? Ваше поведение убеждает его в том, что вы его не любите? – Она покачала головой. – Мадам, у меня нет слов! Давайте скажем начистоту: его милость привел вас в такое бедственное положение, и если у кого и есть причины сомневаться в любви к себе, так это у вас!
– Это все неприятно, – бесстрастно произнесла Екатерина, – но читайте дальше. Они мне угрожают.
Маргарет прочла.
– Это вздор! Какой заговор? С целью убить короля и кардинала? И они считают, вы к этому причастны! Если будет доказано, что королева приложила к этому руку, ей не следует ждать пощады. Они потеряли рассудок.
– Я люблю его, да поможет мне Бог. И никогда не сделаю ничего ему во вред.
– Да, они это знают. Я это знаю. Все знают.
Екатерина взяла у Маргарет письмо и перечитала его, хотя это причиняло ей боль.
– Кажется, я не выказала к королю столько любви, сколько следовало бы; и теперь, когда он так печален, какие бы у него ни были к тому причины, меня обвиняют, что я слишком весела и устраиваю танцы и развлечения назло королю. Боже, если бы я ходила повсюду хныча, проливая слезы и жалуясь, а не смело глядя в лицо своим несчастьям, это тоже ставили бы мне в вину! Что бы я ни делала, все будет неправильно. Меня осуждают за то, что я слишком много бываю на людях и зарабатываю их привязанность, проявляя вежливость и грациозно склоняя голову. Что же, я должна грубить им? Я всегда в проигрыше, что бы ни делала. И теперь король приходит к заключению, что я ненавижу его. – Екатерина не смогла удержаться от слез. – Особенно больно от последней части. Они пишут, что, по совести, считают: жизнь короля в опасности, а потому советуют ему жить отдельно от меня, не делить со мной ни стол, ни ложе и забрать у меня принцессу. А меня предупреждают: с моей стороны будет большой глупостью перечить воле короля.
Маргарет поднялась, потом встала на колени рядом с креслом Екатерины и обняла ее:
– Дорогая мадам, не могу видеть вас такой расстроенной. Послушайте меня. Все это оговор, чтобы испортить вашу репутацию в глазах кардинала Кампеджо и заставить его благосклонно отнестись к королю. Это жестоко, и все сплошная ложь, но ваша слава идет впереди вас, и большинство людей знают, какая вы милая и добрая женщина. За это они вас и любят. А эту шлюху Болейн ненавидят и поносят, отсюда и необходимость выставить вас в дурном свете.
Екатерина склонила голову на плечо Маргарет:
– Что бы я без вас делала, мой дорогой друг? Благодаря вам я смотрю на это письмо как на пустую, глупую болтовню.
– Оно такое и есть! – воскликнула Маргарет. – Мадам, слышали бы вы, что говорят люди на улицах… Когда легат приехал из-за границы в Лондон, они кричали, что король хочет завести себе новую жену для собственного удовольствия, а если раздаются одинокие голоса, которые это опровергают, то все горячо бросаются на вашу защиту. Вас любят, это правда.
– Тем не менее я должна быть начеку. Это предостережение.
И оно исходило прямо от короля. Кто же здесь кого ненавидит?
Дабы не вызывать нареканий, Екатерина перестала покидать дворец без крайней необходимости. Она ходила с мрачным лицом и одевалась в строгие цвета, чтобы не привлекать к себе внимания. Время, которое она прежде проводила в забавах со своими фрейлинами, теперь было посвящено молитвам; у нее даже колени загрубели – столько она стояла на них. И все равно этого было недостаточно. Совет заставил ее подписать клятву, что она не будет ничего писать, кроме как по распоряжению короля. А чтобы она ее не нарушила, повсюду имелись соглядатаи кардинала, неустанно следившие за ней. Екатерина подозревала, что некоторые из ее фрейлин тоже находятся на жалованье у Уолси или были подкуплены, чтобы доносить обо всех ее словах и поступках. Люси Тальбот пришла к ней в слезах и заявила, что должна покинуть двор, немедленно и не объясняя причин. Когда на нее поднажали, она сказала только, что больше не может причинять вред доброй госпоже.
От Екатерины старались избавиться всеми возможными способами – честными и подлыми. Если обнаружится хоть малейший повод обвинить ее в том, что она плохая жена, этим не замедлят воспользоваться. Екатерина это знала.
На третьей неделе октября в покои королевы вошли два кардинала-легата – Уолси и Кампеджо. Екатерина надела королевскую мантию, бархат, меха, украшения и один из самых дорогих чепцов в форме фронтона. Но собственное отражение в зеркале навевало сожаление и уныние. Ей почти сорок три, она и не ждала увидеть юную деву, но выглядела лет на десять старше, чем была. Вот что сделали с ней печали и страдания.
Кампеджо подошел, тяжело опираясь на палку, его красное лицо было напряженным и суровым. Уолси, как обычно, источал елейность, однако брови его были сдвинуты, и держался он натянуто, как же иначе! Но он человек Генриха, напомнила себе Екатерина, сам довел себя до такого положения и не заслуживает ее сочувствия. Кампеджо тоже имел такой вид, будто предпочел бы находиться где-нибудь в другом месте. Что ж, пусть узнают – она не из тех, кого можно запугать. Сесть им Екатерина не предложила, дабы не забывали, с кем разговаривают.
Визитеры начали достаточно вежливо.
– Мадам, нас выбрали незаинтересованными судьями в деле короля, – сказал Кампеджо. Видя выражение ее лица, он продолжил: – Его святейшество не может отказать в правосудии никому, кто его требует, но это Великое дело полно затруднений, и он советует вам, вместо того чтобы представать перед судом, выбрать другой путь, который удовлетворит и Бога, и вашу совесть, а также прославит ваше имя.
– Что же это? – спросила Екатерина, заинтригованная.
Она надеялась, что папа по мудрости своей нашел решение, которое не пришло в голову никому другому.
– Его святейшество был бы весьма доволен, если бы вы вступили в монастырь, – закончил Кампеджо.
На мгновение настала тишина.
– Нет, – ответила Екатерина голосом тихим, но твердым как железо.
– Но, мадам, в прошлом имеются достойные примеры этого. Вы наверняка слышали о королеве Жанне де Валуа, первой жене короля Людовика Французского. Она не могла выносить ему детей, поэтому согласилась на развод и стала монахиней, основала орден аннунциаток и сейчас почитается в народе святой. Может ли женщина желать большего?
– У меня нет к этому призвания, кроме того, я должна заботиться о дочери.
– Вашей милости стоит подумать о своем положении, – вмешался Уолси.
Несмотря на осеннюю прохладу, он весь взмок, это было видно.
– Его величество изучил это Великое дело с такой тщательностью, что я уверен: он знает о нем больше, чем самый знаменитый теолог, – продолжил Кампеджо. – Он объяснил мне в очень четких выражениях, что не желает ничего иного, кроме подтверждения законности или незаконности вашего брака. Но, мадам, я абсолютно уверен: даже если бы ангел спустился с небес и объявил во всеуслышание о законности вашего супружества, он не смог бы убедить в этом короля.
– Мой муж подвергся неблагоприятному влиянию, – отозвалась Екатерина, едва сдерживая гнев.
Кампеджо на редкость сладостно улыбнулся ей:
– Есть более серьезные доводы в пользу ухода вашей милости в монастырь. Ваше благочестие хорошо известно. Права за вашей дочерью будут сохранены, и вы сможете регулярно видеться с ней. Если вы последуете этим путем, папа издаст разрешение на новый брак для короля, и император, вероятно, не будет возражать. Его величество сможет взять себе новую жену, и у него родятся сыновья. Вам, как и прежде, будут оказывать все положенные почести, и ваши мирские владения останутся за вами. Но важнее всего то, что мир в Европе и духовный авторитет Святого престола больше не будут под угрозой. – Кампеджо со скорбным видом умолк.
– Что может ему угрожать? – спросила Екатерина. – Разве папа не является наместником Бога на земле?
– Мадам, король только сегодня предостерег меня, что, если развод не состоится, власть Святого престола в его королевстве будет уничтожена. Да, я вижу, вы потрясены этим так же, как и я.