– Господа кардиналы, я пришел сюда, чтобы мои сомнения были разрешены и совесть моя успокоилась, – произнес Генрих. – Об одном прошу вас: определите, законен мой брак или нет. С самого начала меня неотступно терзали сомнения на этот счет.
Решимость Екатерины сохранять молчание рухнула. Она не могла оставить это замечание без ответа.
– Почему же только сейчас вы заговорили об этом?
Генрих скорбно взглянул на нее:
– Если я не заговаривал об этом, то лишь по причине великой любви, которую и сейчас имею к вам. Мадам, больше всего я хочу, чтобы наш брак был признан законным.
– И вы рассчитываете на такое признание в этом суде? Я не считаю его беспристрастным. – Она повернулась к легатам, которые взирали на нее довольно сурово. – Прошу вас, господа, передайте рассмотрение этого дела в Рим.
– Ваша просьба безрассудна, мадам, – возразил Генрих. – Император имеет власть над папой. Вас в этой стране любят, вам предоставлены на выбор прелаты и адвокаты. Вы не можете утверждать, что этот суд не беспристрастен. А теперь приступим! – Он нетерпеливо топнул ногой.
– Екатерина, королева Англии, предстаньте перед судом! – снова воззвал к ней глашатай.
Собравшись с духом, Екатерина решила: единственное, что ей осталось, – это воззвать к рыцарским чувствам и лучшим качествам Генриха и еще к тому, что осталось в нем от былой любви к ней. Она расскажет всему миру, как складывались их отношения. Она будет отстаивать свои права и добьется, чтобы выражение страдания никогда больше не появлялось на лице Марии.
Екатерина не ответила глашатаю. Вместо этого она поднялась и прошла через полный народа зал суда к тому месту, где восседал на троне Генрих. Она упала на колени у его ног и воздела в мольбе руки. В зале раздались резкие вздохи и восклицания.
– Сир, – сказала Екатерина, громко и отчетливо, – я умоляю вас, ради любви, которая была между нами, и ради любви Господней, да свершится надо мной справедливость по чести. Сжальтесь надо мной, ведь я всего лишь женщина, к тому же чужестранка, рожденная вне пределов вашего королевства. У меня здесь нет ни верных друзей, ни беспристрастных советников. Я уповаю на вас как на верховного судью в этой стране. – Она остановилась. Генрих смотрел прямо перед собой. Ему явно было не по себе, он выпятил губы, и щеки его угрожающе пылали. – Увы, сир, я чем-то обидела вас? – спросила смущенная Екатерина. – Какова причина вашего неудовольствия? Почему вы решили избавиться от меня? Я призываю в свидетели Бога и весь мир и заявляю: я была вам верной, почтительной и послушной женой, всегда готовой исполнить ваши желания и доставить вам удовольствие. Меня радовали и удовлетворяли все те вещи, которые были приятны вам. Я никогда не выражала недовольства чем-либо, не выказывала и намека на досаду. Я любила всех тех, кого любили вы, ради вашего блага, имелись у меня на то причины или нет, и невзирая на то, были они мне врагами или не были.
Никакого отклика. Это было ужасно. Но, начав, Екатерина уже не могла остановиться.
– Все эти двадцать лет, и даже больше, я была вам верной женой, я родила вам много детей. Господу было угодно забрать их из этого мира, но это не моя вина. – Она замялась, однако, чего бы ей это ни стоило, надо было идти до конца. – И когда вы овладели мной впервые, да будет судьей мне Бог, я была девственницей, к которой не прикасался ни один мужчина. Правда это или нет, пусть ответит ваша совесть.
Произнося последние слова, она посмотрела прямо в лицо Генриху. Пусть он вспомнит ту первую, сладкую ночь любви. Но лишь кривая усмешка появилась на его лице. Екатерине стало ясно: он не собирался отвечать. И все равно она должна была закончить и высказать все, что намеревалась.
– Если есть хоть какая-нибудь основательная законная причина, которую вы можете привести, чтобы отдалить меня от себя, я соглашусь уйти, к своему стыду и бесчестью. Но если такой причины нет, я должна молить вас позволить мне остаться на своем законном месте и получить правосудие из ваших царственных рук. Многие ученые мужи говорят, что наш с вами брак хорош и не противоречит закону. Удивительно слышать, какие возводят поклепы на меня, никогда не грешившую ложью! А теперь я должна покориться решению этого нового суда, в котором вы можете причинить мне много вреда. Но вы должны понимать, что ваши подданные не могут быть беспристрастными советниками, ведь они не смеют ослушаться вашей воли, дабы не вызывать вашего неудовольствия. Поэтому я смиренно прошу вас, ради божественной любви, избавить меня от крайностей этого суда. А если этого не случится, я передаю свое дело Богу.
Генрих так и не взглянул на нее. И не сказал ни слова. Она встала, сделала низкий реверанс и тут обнаружила, что ноги отказывают ей – так сильно ее трясло. Екатерина быстро подозвала Гриффина Ричардса, своего казначея, и с благодарностью оперлась на его руку.
– Уведите меня отсюда, – шепнула она.
Под множеством взглядов он провел ее через притихший зал к входным дверям. Тут Екатерина услышала, как Генрих велит глашатаю призвать ее обратно.
– Не обращайте внимания, – сказала она Гриффину Ричардсу. – Я считаю этот суд несправедливым по отношению ко мне, а потому не останусь здесь.
На выходе из монастыря Черных Братьев Екатерину приветствовали толпы лондонцев, по большей части женщин. Они криками подбадривали свою королеву. Она слабо кивала и улыбалась.
– Вспоминайте меня в своих молитвах, добрые люди! – крикнула Екатерина, и голос ее едва не сорвался.
Потом она поднялась по ступеням на галерею и вернулась в почти пустой дворец Брайдуэлл.
Тем же вечером, пока Екатерина пыталась унять беспокойные мысли, к ней пришел епископ Фишер. Лицо его было мрачным.
– Мадам, вы думаете, что у вас нет беспристрастных советников, но, уверяю вас, это не так. Я бы не порекомендовал вам обращаться к королю, и все могло бы пройти лучше для вас, если бы вы признали полномочия суда и потом представили свои свидетельства, хотя я и понимаю вашу озабоченность.
Екатерина, благодарная ему за честность, кивала:
– Что случилось после моего ухода? Прошу вас, сядьте и расскажите мне.
– Король взял слово, – начал Фишер, опуская свои стареющие кости на предложенный стул. – Он сказал, что вы всегда были верной, послушной и приятной женой, именно той, какую он и хотел иметь. Сказал, ему повезло, что Бог благословил его такой королевой, и взял Господа в свидетели, утверждая, что его заставили обратиться за решением суда вовсе не какие-то ваши недостатки. Потом он вспомнил, как один за другим вскоре после рождения умирали ваши сыновья, и назвал это наказанием Господним. Король утверждал, что его заботит только отсутствие наследника, и заверял всех, что затеял это дело вовсе не из каких-то плотских стремлений и не из-за неприязни к вам лично.
«Это ложь, – подумала Екатерина. – Все это ложь. Он с ума сходит от желания жениться на Анне Болейн. Вот ради чего переворачивает весь мир вверх дном, отчего страдаю я и будущее Марии висит на волоске».
– Закончил он словами о том, что будет вполне удовлетворен, если ваш брак признают не противоречащим Божьему закону, – подвел итог Фишер.
– На это мало шансов в таком суде.
Фишер вздохнул, на его угловатом аскетическом лице застыло выражение глубокой печали.
– С сожалением вынужден согласиться с вашей милостью. После обеда король представил суду пергамент с изложением сути дела, по которому он хочет получить ответ, и заявил, что все епископы Англии поставили на нем свою печать и приложили к нему руку. Ну, я опроверг это! – Фишер не мог скрыть своего гнева. – Я сказал ему, что никогда не подписывал такого документа и не ставил на нем своей печати. Но они там были – и моя печать, и моя подпись, подделанные. Архиепископ Уорхэм имел дерзость подтвердить подлинность обеих. Король заявил, что это все равно не имеет значения, так как я всего один. Поверьте, мадам, они ни перед чем не остановятся, лишь бы добиться своего.
– Мне это известно, – сказала Екатерина, впадая в уныние.
Фишер встал.
– Но я буду с ними бороться! – жарко выдохнул он, и взгляд его оживился.
Он благословил Екатерину и осенил ее лоб крестом, а после этого похлопал по плечу, чем весьма удивил.
Суд заседал много дней подряд. Екатерина держалась своего решения не присутствовать на нем, епископ Фишер рассказывал ей, как развиваются события. Казалось, бóльшую часть времени обе стороны занимались прениями по поводу того, был ли окончательно заключен ее первый брак.
Однажды вечером Фишер остался ужинать в покоях Екатерины.
– Защитники короля говорят, что ваш брак с самого начала был незаконен, потому что вы плотски познали принца Артура, – сказал он ей, как только удалились слуги.
– Это неправда! – запротестовала Екатерина, потом вспомнила о правилах хорошего тона и передала епископу блюдо с зеленью. – Сколько еще раз мне придется повторять это?
– Мадам, я сказал им, что это весьма сомнительно, – поддержал ее Фишер и положил себе в тарелку пару листочков салата. – От Уорхэма мало пользы – он мог бы с тем же успехом представлять интересы короля, такими убедительными аргументами сыплет! Молодой священник Ридли, который помогает мне, считает отвратительным детальное обсуждение вашей частной жизни в открытом судебном процессе.
– Пускай, – горячо отозвалась Екатерина, – принимая во внимание характер дела, у меня нет иного выбора, кроме как терпеть это. По крайней мере, мне не приходится все это выслушивать.
– Что раздражает меня больше всего, – сказал Фишер, – так это полная убежденность короля в том, что, если он возьмет себе вторую жену, Небеса непременно пошлют ему сына. Так и тянет спросить его: «Кто обещал вам принца?»
– Без сомнения, госпожа Анна.
Аскетическое лицо епископа скривилось в неком подобии усмешки.
– Тогда остается под вопросом, согласятся ли на это Небеса!
Однажды утром в конце июня Екатерину ждал сюрприз: к ней зашел Генрих. Он выглядел возбужденным и раздражительным, но вел себя достаточно вежливо, даже одобрил ее платье из черного дамаста с рукавами из серебряной парчи.