– Я оставлен Церковью Рима, – жалобно произнес он. – Разумеется, это все политика. Ватикан – трясина продажности. И вы, Кейт, не помогаете мне. Вы не понимаете моих разочарований.
Вдруг у Екатерины пропала всякая охота к еде.
– Я все время пыталась понять, почему вы это делаете, но так и не смогла согласиться с вами, – сказала она, откладывая нож.
Генрих сверкнул на нее глазами и сердито сказал:
– Вы старались недостаточно хорошо! Мне нужен наследник, а этого никто не принимает в расчет. Климент у Карла в кармане, а вы меня не освободите.
– Даже если бы наш брак был незаконен, я бы не хотела видеть, как вы позорите себя женитьбой на женщине, которая оскандалилась на весь христианский мир! – тихо проговорила Екатерина. – Вы никогда не думали, что при этом станет с Марией? А я думала! Богу известно, из-за этого Великого дела я прошла через муки адовы на земле, и я чувствую, что со мной обходятся очень плохо, потому как меня лишили возможности общаться с дочерью. Ведь я не смею привезти ее ко двору, опасаясь того, что она здесь увидит. И я одинока. Вы ко мне совсем не заходите.
Генрих грохнул кубком об стол:
– У вас нет причин жаловаться на плохое обращение, Кейт, вы все еще королева, хозяйка в своем собственном дворе и можете делать, что вам угодно. Не обвиняйте меня в том, что я не думаю о Марии. Я тоже считаю, ей лучше сейчас не бывать при дворе. А вас я не посещал потому, что был очень занят. Кардинал оставил дела в большом беспорядке. И я вам не законный супруг. Меня в этом уверяли многие ученые доктора.
– Доктора! – воскликнула Екатерина, начиная горячиться. – Вы сами прекрасно знаете, без помощи всяких докторов, что вы мой муж и ваше дело не имеет под собой никаких оснований. Меня не волнует мнение ваших докторов!
Генрих вспыхнул. Глаза его пылали злобой.
– Предупреждаю вас, мадам, я намерен опросить университеты и узнать их мнение насчет моего дела, и, если они выскажутся в мою пользу, я не замедлю отправить их заключение в Рим. А затем, если папа не объявит наш брак недействительным и не аннулирует его, я обвиню его в ереси и женюсь, на ком захочу!
Екатерина пришла в ужас, слыша, как король произносит такие речи, и про себя взмолилась: пусть все это окажется пустыми угрозами!
– Вы знаете, чего стоят мнения университетов в противовес авторитету Рима, – сказала она ему, – и вам также известно, что лучшие адвокаты Европы высказались в мою поддержку. Позвольте и мне собрать мнения, как делаете вы, и на доводы каждого вашего доктора или адвоката я найду тысячу подтверждений того, что наш брак законен.
Генрих встал, лицо его побагровело.
– Я не останусь здесь выслушивать ваши злые речи! – прорычал он. – Пойду поищу себе более приятную компанию.
Громко топая, он вышел и захлопнул за собой дверь. Рубашка, которую Екатерина много часов вышивала с любовью, осталась лежать на полу.
Екатерина пребывала в большой печали. Казалось, основания ее мира рушились. Угрозы Генриха привели в трепет все ее существо до самых глубин. Теперь она беспокоилась не только о спасении души супруга, но и о будущем всего христианского мира. Ведь если короли вроде Генриха начнут ставить под сомнение авторитет и власть папы, трудно даже представить, к каким ужасным последствиям это приведет!
Екатерина печально размышляла об этом, когда у нее попросил аудиенции Шапуи.
– Нет ли известий из Рима? – спросила она, но по выражению лица собеседника поняла, что нет.
– Король сделал отца Леди герцогом Уилтширским, и теперь все должны величать ее леди Анной Болейн. Ее брат тем временем становится лордом Рочфордом.
«Генрих готовит ее к тому, чтобы сделать королевой, – подумала Екатерина. – Жениться на дочери герцога не так унизительно, как взять в жены дочь рыцаря. Да поможет нам Бог!»
Она предложила Шапуи сесть.
– Король устроил в Уайтхолле банкет, чтобы отпраздновать это событие, и Леди сидела рядом с ним на троне королевы, – рассказывал посол. – Сожалею, что эти новости приходится сообщать вам именно мне, но, мадам, это очень напоминало свадебный банкет. Были и танцы, и возлияния, казалось, не хватало только священника, чтобы раздать обручальные кольца и произнести благословение.
Екатерину замутило.
– Я не хочу этого слышать.
– На это нельзя закрыть глаза, мадам, – беспомощно развел руками Шапуи. – Король настолько ослеплен страстью, что я боюсь, как бы в один прекрасный день не произошло какого-нибудь безобразия.
– Я тоже этого боюсь, – призналась Екатерина. – Думаю, дело теперь не в том, что способен совершить король, но в том, что он совершит.
Был канун Рождества. Екатерина с Марией и Генрихом наблюдала за тем, как в главный зал с веселыми шутками вносят святочное бревно и кладут в очаг, где оно будет гореть все праздники. Правда, Генриху, похоже, это не доставляло никакого удовольствия. Весь вечер он ершился, без сомнения, потому, что его зазноба уехала в Хивер, а из Рима до сих пор не поступало новостей. Екатерина заметила, что Мария наблюдает за отцом с выражением недоумения на задумчивом маленьком личике. Королева неустанно молилась о том, чтобы Климент как можно скорее сказал свое слово: только это могло удержать Генриха от опрометчивых поступков.
К концу вечера, когда Мария отправилась в постель, королю и королеве подали гиппокрас и марципановые конфеты. Екатерина приняла их с улыбкой.
– Не знаю, отчего у вас такой счастливый вид, – пробормотал Генрих. – Вам стоило бы задуматься о своем будущем.
Голос его звучал невнятно: Генрих был немного пьян.
– Я постоянно думаю о нем.
– Тогда поразмыслите вот о чем: если папа вынесет решение против меня, я к нему не прислушаюсь.
– Сир! – прошипела Екатерина. – Не могу поверить, что слышу такое. Молю вас, подумайте о своих словах и не забывайте о спасении вашей души.
– О, я знаю, о чем говорю, мадам, – угрожающим тоном ответил Генрих. – Мне бы хотелось, чтобы вы поняли: я высоко ценю и уважаю Церковь Англии, так же как люди по ту сторону пролива ценят Святой престол. И если меня вынудят к этому, то я оторву ее от Рима.
Екатерина собралась с духом:
– Сир, это было бы противно всем истинно верующим, и я не могу поверить в искренность ваших намерений.
Это пьяная болтовня, не более!
– А вы не считаете, что столь долгое молчание папы – доказательство, что мое дело намеренно положили под сукно? А раз так, почему бы мне не взять инициативу в свои руки?
– Я умоляю вас подождать! – не отступалась Екатерина, стараясь не повышать голоса, потому что люди вокруг с любопытством присматривались к ним.
– Я не могу и не буду ждать ни дня больше! – артачился Генрих.
– Означает ли это, что вы окончательно оформили свои отношения с леди Анной? – Екатерина удивилась собственной дерзости, но этот вопрос должен был быть задан.
– Нет! – накинулся на нее Генрих. – А очень хотелось бы!
– Король утверждает, что она не его любовница, – сказала Екатерина Шапуи два дня спустя, когда тот попросил о срочной аудиенции. – Не знаю, верить ли этому.
– Многие говорят, что любовница, хотя это ничего не меняет, лишь подтверждает всеобщее невысокое мнение о ней. Но я пришел сообщить вашей милости нечто такое, что может вам помочь. Соглядатаи донесли мне, что король некогда домогался ее сестры.
– Марии Кэри? – Екатерина не могла в это поверить. – Никогда!
– Очевидно, что это правда. По слухам, один из ее детей – от короля.
– Мой добрый друг, я не стану полагаться на слухи. Люди наболтают вам чего угодно, они обожают устраивать переполох.
– Я получил эти сведения по крайней мере из двух надежных источников, мадам. Люди, имеющие касательство к этому делу, говорили о нем довольно откровенно. Подумайте о его значении: если король прислушивается к голосу совести, как он утверждает, то его новый брак гораздо ближе к кровосмесительству, чем ваш с ним. Ваша милость можете выставить его лицемером.
Екатерина вздохнула:
– Я наверняка знала бы об этом. У Марии Кэри сложилась особая репутация, это известно, но я не могу поверить, что между ней и королем существовала связь. А если ваши доносители ошибаются, ссылкой на это мнимое препятствие к браку я выставлю себя на посмешище в Риме.
– Позвольте мне найти для вас доказательства, ваше высочество.
Екатерина грустно улыбнулась:
– Тот факт, что вы предлагаете сделать это, подтверждает мои подозрения. Ваши сведения ненадежны. Нет, мессир Шапуи, не нужно углубляться в эту историю. Я приказываю. Я все еще живу надеждой на то, что мой супруг в конце концов опомнится.
В глазах Шапуи промелькнуло выражение сочувствия. Она понимала: он в это не верит. Но ведь он не знал Генриха так, как она. Стоит устранить влияние Анны Болейн – и король станет другим человеком.
Снова пришла весна. Екатерина ехала с Генрихом в Виндзор, деревья были в цвету, на лугах резвились ягнята, но на сердце у нее было тяжело. Король приказал Марии остаться в Бьюли, а от папы до сих пор не приходило ни слова. Думая, что сойдет с ума от досады и огорчения, Екатерина молила папу Климента скорее вынести решение, но ответа не было. Тем не менее ее порадовала любовь, которую тут и там изъявляли простые люди, когда она проезжала мимо. Генрих злился, слыша, как ей выкрикивают слова поддержки. Даже остановил своего коня рядом с ее носилками и резко приказал ей перестать кивать и махать рукой зевакам.
И вот опять он явился в ее покои, нарушая царящий здесь мир и отрывая ее от составления нового послания к доктору Ортису, которого император недавно назначил представлять ее интересы в Риме.
– Вы знаете, о чем говорят простые люди? Они распространяют слухи, что я со злости разлучил вас с Марией. Это ваша вина, мадам, вы уже давно поощряете их плохо отзываться обо мне. Что ж, я покончу с этой чепухой. Марию привезут сюда, и все эти слухи окажутся ложью.
По крайней мере, это была хорошая новость, однако Екатерина понимала: Генрих вызывает Марию из Бьюли, где та жила с Рождества, только потому, что озабочен поддержанием своей популярности в народе. И все же, увидев дочь, Екатерина пришла в неописуемую радость. Они так давно не были вместе!