Фурцева была политиком. Не только в жизни страны, но и в личной жизни. Как водится, ее молитвами в Государственном музее изобразительного искусства имени А. С. Пушкина состоялась выставка первого мужа ее подруги Нади Леже — Фернана Леже, творчество которого было связано отнюдь не с соцреализмом. В марте 1963 года на одном из собраний Екатерине Алексеевне пришла записка со следующим вопросом: «Как получилось, что в выставочном зале Музея имени Пушкина показываются произведения Леже?» Фурцевой, которая, как и ее товарищи по ЦК КПСС, героически боролась с абстракционистами и прочей художественной «ересью», пришлось держать перед собравшимися ответ:
— Фернан Леже — французский художник, у него очень сложный путь — от кубизма он в самые последние годы пришел к реализму. Он был французским коммунистом, умер в 1945 году. Во Франции среди коммунистов его поддерживают, так же как Пикассо, который, правда, не состоит в партии, но близок к партии. По просьбе Политбюро Французской компартии до этой встречи было принято решение об организации выставки Леже. После того как состоялась встреча, откровенно скажу, мы так мучились с этим вопросом. Произведения Леже уже были привезены. Об открытии выставки знала мировая общественность. Если бы мы не показали произведения Леже, был бы просто скандал. Правда, мы разрешали привозить произведения похуже Леже, были в Москве выставки французская, американская, английская, кубинская. Если не пустили американцев с их работами, они бы ничего не дали нам выставить. Это будет взаимно. К нашему счастью, выставка Леже прошла без всякого интереса. При этом Бокье — второй муж Надежды Леже (оба французские коммунисты) — говорил мне, что когда они идут в числе посетителей выставки, то слышат такие высказывания, что им становится стыдно и они не могут признаться, что имеют отношение к выставленным работам[716].
Сама Екатерина Алексеевна рассказала о том, что в книге посетителей на выставке французской живописи появились хулиганские записи из серии: «Пришла на выставку, думала отдохнуть, а попала в рабочую среду. Врач-психиатр»[717].
Фурцева сочла целесообразным прямо признать:
— Может быть, мы неправильно поступили с выставкой Леже, но выхода не было. Будем надеяться, что таких выставок будет поменьше, но надо сказать, что наш народ очень хорошо разбирается [в увиденном][718].
В любом случае культурные связи с капиталистическими странами «при Фурцевой» продолжали расширяться.
М. М. Плисецкая обменивается рукопожатием с Н. П. Ходасевич-Леже. В центре — Е. А. Фурцева. 1968 г. [ЦГА Москвы]
Министр иностранных дел Франции М. Кув де Мюрвиль открывает выставку произведений западноевропейских художников из Лувра, галереи Бордо и других музеев Франции в Государственном Эрмитаже; слева — Е. А. Фурцева. 1965 г. [РГАКФД]
Руководство музейным делом было непростым в связи с масштабом проблем, подлежащих решению. Не успели Е. А. Фурцева, деятели партии и правительства, а также приглашенные иностранцы открыть в октябре 1967 года, к 150-летию Отечественной войны 1812 года, Музей-панораму «Бородинская битва», как в ночь на 27 июня 1967 года произошла трагедия. В Музее-панораме вспыхнул пожар. Следствием было установлено, что имел место поджог — диверсия. Указали даже место, откуда был брошен предмет, вызвавший пожар, — около макета сарая на «крестьянском дворе». Преступника установить так и не удалось. Сгорело две трети всей живописи панорамы Франца Алексеевича Рубо. Сохранился фрагмент, на котором были изображены французские войска (около 40 м длины холста). Картину от огня должен был спасти пенный состав, но для его приведения в действие требовалось спуститься на предметный план и, как оказалось, почти войти в огонь. Поэтому длительное время пришлось тушить пожар старый дедовским способом — водой из шланга. Предметный план, несмотря на тот факт, что источник огня был прямо на нем, почти не пострадал, поскольку его пропитали противопожарным составом. Помимо фрагмента удалось спасти еще три небольших живописных куска.
В работу активно включилась Фурцева. 7 июля «в связи с повреждениями, причинёнными панораме», она подписала приказ «О мерах по восстановлению панорамы „Бородинская битва“», в соответствии с которым Управление изобразительных искусств и охраны памятников (А. Г. Халтурину) обязывалось принять меры к восстановлению панорамы «Бородинская битва». Для подготовки рекомендаций по методике восстановления и для контроля за работами по восстановлению панорамы утверждалась специальная комиссия. Председателем специальной комиссии по восстановлению панорамы «Бородинская битва» был утвержден замминистра культуры СССР В. И. Попов, председателем реставрационной комиссии — А. Г. Халтурин.
Е. А. Фурцева приняла предложение Управления изобразительных искусств и охраны памятников о восстановлении панорамы «Бородинская битва» группой военных художников Студии имени Грекова. Всесоюзной центральной научно-исследовательской лаборатории по реставрации и консервации художественных ценностей (И. П. Горину) было предписано в двухнедельный срок произвести обследование панорамы и доложить о сохранности произведения.
Обязанности генерального подрядчика по восстановительным работам возлагались на Всесоюзный производственно-художественный комбинат (и его начальника В. Д. Косарева), который должен был в недельный срок представить предварительный сметно-финансовый расчёт по восстановительным работам.
Министр культуры СССР Е. А. Фурцева и президент Финляндской республики У. К. Кекконен с супругой после осмотра панорамы «Бородинская битва». 17 октября 1962 г. [ЦГА Москвы]
Планово-финансовое управление Минкульта СССР (Ф. П. Кузяев) обязывалось оказать Всесоюзному производственно-художественному комбинату временную финансовую помощь в размере 100 тыс. рублей сроком до 1 октября для обеспечения начала восстановительных работ[719]. В действительности в октябре все работы были уже закончены. В соответствии с полученным распоряжением А. Г. Халтурин представил график восстановления панорамы, конечной датой был определен красный день календаря — все работы предписывалось закончить к 7 ноября.
Несмотря на то что четвертым пунктом приказа Фурцевой было принято финансирование за счет средств Мосгорисполкома[720], воссоздание шедевра Рубо почти сразу было признано делом государственной важности. Вероятно, не обошлось без очередного звонка Генеральному секретарю ЦК КПСС. 11 июля 1967 года Госплан СССР выделил 417 400 рублей, из которых 353 тыс. пошли на восстановление живописного полотна и 64 тыс. на технические и строительные работы в панорамном зале. Общее руководство восстановительными работами поручалось народному художнику СССР Николаю Николаевичу Жукову, реставрация уцелевшей живописи Ф. А. Рубо — бригаде художников-реставраторов. Живописные работы возложили на Студию военных художников М. Б. Грекова, которые в шутку называли себя «внуками Рубо»[721]. Художники работали по 12 часов в день, без выходных и проходных и сдали работы досрочно, к 30 октября.
На приемке заместитель министра культуры СССР В. И. Попов отметил, что коллективу удалось восстановить, казалось бы, безвозвратно утраченный шедевр: «От души спасибо вам, художники, реставраторы, всем, кто подготавливал работу и способствовал ее завершению»[722]. Без энергии Фурцевой, без ее напора и целеустремленности не было бы ни восстановления шедевра в рекордно короткие сроки, ни даже финансирования — во внеплановом порядке.
Иногда Екатерина Алексеевна могла предложить нечто совершенно немыслимое. Как известно, в 1927 году был лишен звания народного артиста и права на возвращение в СССР уехавший великий русской певец Федор Иванович Шаляпин. Это обстоятельство не помешало Фурцевой направить в начале 1970 года записку в ЦК КПСС с предложением о создании в Москве музея Ф. И. Шаляпина. Как водится, осторожный куратор Минкульта в ЦК — В. Ф. Шауро — запросил мнение столичных властей. И доложил руководству, что «нежно любившие» Екатерину Алексеевну Алла Шапошникова со товарищи написали: создание музея Шаляпина будет целесообразно лишь после реорганизации ряда музеев — таких, как музей Владимира Маяковского, музей Николая Островского и ряд других — в соответствии с принятыми решениями. В итоге музей в честь великого «советского» невозвращенца будет открыт только в эпоху «гласности», а именно в 1988 году[723].
В ноябре 1960 года в Москву прибыл давний друг советского народа Рокуэлл Кент. Великий художник лично привез в столицу СССР на новую выставку и передал в дар Государственному музею изобразительных искусств имени А. С. Пушкина (ГМИИ имени А. С. Пушкина) большую коллекцию своих работ. Всего на выставке экспонировалось около 900 произведений: 80 живописных полотен, более 800 рисунков и гравюр, изданные в США книги с иллюстрациями Кента, рукописи некоторых литературных произведений именитого гостя. Перед открытием выставки Кент зачитал письмо о передаче всех произведений в дар советскому народу. 19 ноября состоялась беседа Рокуэлла Кента с Екатериной Фурцевой. Можно только сожалеть, что произведения Кента нечасто выставляются одним из главных музеев страны…
В 1973 году в Государственной Третьяковской галерее состоялась грандиозная выставка Марка Шагала, которая стала возможной в первую очередь благодаря Екатерине Фурцевой и Наде Леже. Та лично представила Фурцевой своего земляка из Витебска, и с Шагалом у Екатерины Алексеевны сложились дружеские отношения. Правда, Нами Микоян сомневалась, что Екатерине Алексеевне было близко его искусство, но она умела и хотела учиться