— Хочу посмотреть как есть.
А после прогона присела вместе с Валентином Плучеком и Марком Захаровым и произнесла добрые напутственные слова перед поездкой театра в капстрану.
Марк Анатольевич считал, что своим назначением на пост главного режиссера Ленкома в 1973 году, на закате министерской карьеры Фурцевой, он был обязан Виктору Гришину — якобы вопреки мнению Екатерины Алексеевны[852].
Что же касается МХАТа, Фурцева успела увидеть правильность своего решения о назначении Олега Ефремова, поскольку первые годы его «правления» в театре были чрезвычайно плодотворными. Олег Николаевич пригласил в театр Иннокентия Смоктуновского, Евгения Евстигнеева и самых интересных и политически неблагонадежных режиссеров: Льва Додина и Каму Гинкаса. Не поддержи Олега Ефремова Екатерина Фурцева, едва ли это было бы возможно.
А в «Современнике» место директора занял сам Олег Табаков — в 35 лет и тоже «молитвами» Екатерины Алексеевны. Фурцева очень симпатизировала и Галине Волчек. Опять-таки не без помощи Екатерины Алексеевны Галину Борисовну, беспартийную еврейку, утвердили главным режиссером «Современника».
Со времен Климента Ефремовича Ворошилова, которого творческие деятели Москвы едва ли не носили на руках, у театральных коллективов столицы не было столь мощной «крыши». Хотя и она не всегда спасала от грозовых раскатов.
В начале марта 1972 года решалась судьба постановки во МХАТе пьесы Леонида Зорина о Пушкине «Медная бабушка». Пьеса была про одиночество Гения, про «зависеть от царя, зависеть от народа…» и про деньги, так много значившие в жизни поэта… Чтобы достать денег, в том числе и для издания «Медного всадника», поэт пытается продать «медную бабушку» — статую императрицы Екатерины Великой, подаренную ему когда-то тестем в качестве приданого жены…
Ставил пьесу, как уже указали, режиссер-стажер МХАТа Михаил Козаков, а на роль Пушкина пригласили Ролана Быкова.
На прогоне корифеи топтали Ролана Антоновича, погруженного в образ, беспощадно.
В ходе поименного голосования вся «молодежь» высказалась за Быкова, все «старики» — против. У Валентина Непомнящего сдали нервы:
— Выступающие находятся под влиянием «школярского подхода» к Пушкину[853].
Ответил Павел Массальский:
— Что вы нас учите? Бог знает, что происходит в Художественной театре! Вы меня извините, но я просто уйду[854].
Вместе с Павлом Массальским ушел и Виктор Станицын.
Когда Зорин, Быков и Козаков уныло брели по лестнице вниз — к гардеробу, к ним вышел уже одетый Ефремов, отозвал Ролана Антоновича в сторонку и предложил ему во имя «спасения» роли сыграть Пушкина вторым составом (а первым будет Ефремов). У Быкова перекосилось лицо — от обиды.
По воспоминаниям Козакова, Фурцева прогона не видела, но была информирована о том, что происходило на сцене. Наутро состоялась выездная сессия Министерства культуры СССР в составе министра, ее заместителя (быстро поправившегося «друга» пьесы) Константина Васильевича Воронкова и участника первого обсуждения от министерства — начальника Управления театров Георгия Александровича Иванова. Полагаю, Иванов не преминул обобщить увиденное и услышанное, заявив Фурцевой о том, что «приговоры» Минкульта Ефремов развешивает в туалете — рядом с заметками критиков — и использует «по назначению».
Леонида Зорина даже не пустили на обсуждение.
— Вы куда? — остановила Екатерина Алексеевна великого (как мы теперь это знаем) советского драматурга. — Нет, вам туда не следует. Мы всё обсудим, а потом вам скажут.
Екатерина Алексеевна для начала застращала присутствовавших корифеев МХАТ:
— Товарищи старейшины, я вами недовольна.
И, выдержав во всех смыслах этого слова мхатовскую паузу, продолжила:
— Вы мало критикуете ваших молодых руководителей.
Из грудей народных артистов СССР вырвался вздох облегчения.
— При чем здесь Ролан Быков? — спросила Екатерина Алексеевна на заседании выездной коллегии и по старой партийной традиции ответила сама себе: — Этот урод! Товарищи, дорогие, он же просто урод! Борис Александрович, мы вас очень уважаем, но даже и не возражайте![855]
«Старики», за исключением Бориса Смирнова, поддакивали министру:
— Да, Быков — это абсурд. И кому только могло прийти в голову?
Отметим, что Ролан Быков дважды держал экзамен на эту роль, показывая фрагменты из нее, и был утвержден Олегом Ефремовым и Худсоветом театра, на заседании которого присутствовали некоторые мхатовские корифеи.
На правах режиссера-стажера выступил Михаил Козаков. Он впоследствии отдал должное Екатерине Алексеевне: приняв решение заранее, она все же дала ему высказать свое мнение о пьесе и об игре Ролана Быкова.
Дальнейшая дискуссия перемежалась обвинениями в политическом доносительстве, словно на дворе стояли «тридцать пятый и другие годы». Однако Фурцева кончила дело миром — пусть шатким и хромым, как именовали одно из перемирий эпохи Религиозных войн во Франции, но всё же миром.
— Ефремов есть Ефремов, и он у нас один, талантливый, молодой, мы в него верим. Только вот нужно, товарищи, решить вопрос с репертуаром. С чем, товарищи, выйдет МХАТ к очередной красной дате?
Ефремов очень хотел спасти «бабушку». И, как и говорил на лестнице Быкову, двинул в Пушкины себя. Но главный козырь, который достал из рукава Олег Николаевич, был Екатериной Алексеевной бит. Почти в прямом смысле слова. Она как следует треснула Ефремова под столом по ноге, однако Олега Николаевича напрасно обнадежил этот знак высочайшего расположения[856]. Министр культуры СССР была готова «сдать» «старикам» Леонида Зорина, сохранив в театре Олега Ефремова.
— Олег Николаевич! — сурово начала Екатерина Алексеевна, но тут же сменила тон — на уговаривающий. — Олег, — сказала она мягче. — Забудьте про эту бабушку… Вот вы назвали «Сталеваров» [Геннадия] Бокарева. Это превосходно, на том и порешим. Немедленно приступайте к репетициям и поскорей выпускайте талантливый спектакль.
На заседании «расстрельной тройки» собравшиеся поняли главное. Нравится Ефремов «старикам», не нравится — ЕЕ не волнует. Делайте спектакль вместе! Это приказ министра. А приказ министра — закон для МХАТа.
— Всего вам доброго, Алла Константиновна, Ангелина Иосифовна Степановна и другие товарищи! — закончила госпожа (товарищ) министр «тонким» намеком на будущие производственные успехи гениальных корифеев под руководством великого ученика. — Успеха вам в вашем творческом труде на благо нашего народа[857].
На следующее утро Михаил Козаков подал заявление об уходе из МХАТа, и Олег Ефремов сказал ему в гримуборной:
— Что ж, я тебя понимаю…
«Медную бабушку» Леонида Зорина торжественно «закопали», чтобы через некоторое время «эксгумировать» труп: вернуть пьесу на сцену в другой постановке и в другом составе. Олег Стриженов аристократически блестяще играл Николая I, а в роли Пушкина выступил Олег Ефремов. Поскольку, в отличие от Ролана Быкова, ростом он был значительно выше реального Пушкина, то играл Олег Николаевич Александра Сергеевича, не вставая по ходу действия со стула.
«Талантливый спектакль», обещанный министру, Олег Ефремов тоже выпустил.
— В спектакле, поставленном О. Ефремовым на сцене МХАТа, — восхищался на партсобрании Минкульта Василий Кухарский, — сталкиваются характеры, кипят жаркие споры о нравственных и общественных проблемах, об отношении человека к труду, а в конечном результате о жизни нашего общества. И в этот глубоко заинтересованный разговор активно вовлечены зрители. А это ли не самая благоприятная оценка работы драматурга и театра?[858]
Воистину так!
Глава 18. «Режиссерские штучки» на Таганке
Из бедра Театра имени Евг. Вахтангова родилась Таганка. Что помогло Юрию Любимову, помимо его уникального чувства театра? Известный актер театра Вениамин Смехов отметил несколько факторов. Во-первых, Таганка родилась вовремя. Актуальности ее соответствовал тот знак зодиака, на котором говорил со своими современниками Юрий Любимов — Весы. Во-вторых, в поэтическом оптимизме студийцев звучали заветы Евгения Багратионовича Вахтангова. Юрий Петрович Любимов боролся за восстановление в правах театра яркой формы народного зрелища. В-третьих, в окружении Любимова собралось множество замечательных людей и специалистов своего дела — Шостакович, Трифонов, Самойлов, Тендряков, Эйдельман, Капица, Флеров, Чухрай, Аникст, Бояджиев и другие. Тогда многие влиятельные деятели помогли театру «состояться в последние месяцы хрущевской „оттепели“. Кончалась эпоха, так что театр родился в нужное время и в нужном месте»[859].
Екатерина Фурцева твердо отстаивала взгляды на культуру даже на официальных переговорах с руководителями компартий Европы. Так, когда 6 ноября 1967 года на встрече член Политбюро Компартии Италии Джанкарло Пайетта и член руководства КП Италии Оттилио Окетто попросили о гастролях в 1968 году Театра на Таганке, с обязательным показом «Десяти дней, которые потрясли мир» и спектакля о Маяковском, Екатерина Алексеевна пояснила, что Театр на Таганке еще никуда не выезжал. Это еще молодой коллектив, который находится в процесс становления и творческого поиска, что его работа вызывает споры не только за рубежом, но и в Советском Союзе, а в основе спектакля о Маяковском лежит «мрачная сторона биографии поэта», притом что в это время «наша партия и страна жили полнокровной жизнью», а в спектакле это было никак не отражено. Было понятно, что, направив Театр на Таганке на гастроли, СССР тем самым официально поддержал бы линию театра и поставил себя же в ложное положение