Екатерина. Цена слова — страница 39 из 48

Шеф отрицательно качает головой. Он разочарован. Я, честно признаться, тоже.


Пустая коробка стоит слева от стола, стопка прочитанного — справа. Я только что положила на нее последнюю тетрадь с заметками какого-то доктора, наблюдавшего «особую» пациентку. После ознакомления с подборкой, любезно предоставленной начальником, выводы напрашиваются неутешительные. Геннадий Ефимович назвал мое положение проблемой, так вот, он преуменьшил. Это катастрофа.

Бывали случаи, когда сайри возвращались за своими потомками, но такое поведение отцов, узнавших о своих отпрысках, — скорее исключение из правил. А мой ребенок — сам по себе исключительное исключение. Никогда прежде наследники высочайших домов не награждали детьми человеческих женщин по вполне понятным причинам. Им не нужны полукровки, реально претендующие на власть. Поэтому вариант сплавить сына папочке не рассматривается. Лис, может, и воспримет такой поворот событий … приемлемо, но его окружение вряд ли. Доказательством этому служит история Баисара. Будет идеально, если о моем сыне никто никогда не узнает. Конечно, Геннадий Ефимович, сказал бы, что идеальным решением будет и вовсе избавиться от него, но я не смогу.

Помню, как делилась с Лисом своими мыслями о смысле жизни. Звучало, наверное, ужасно глупо, но, как бы то ни было, теперь я его обрела. Наконец-то можно строить планы, забегая чуть дальше, чем на год. Для начала стоит обдумать сложившуюся ситуацию со следующих точек зрения: что у меня есть, на кого можно положиться, какие действия нужно предпринять в первую очередь.

Итак! Есть работа, с которой никто меня увольнять не собирается. Есть Лиля, исправно снабжающая меня заказами. Есть определенная сумма на счете, которой нужно с умом распорядиться. Как именно охотно подскажут в банке и в налоговой. Последнюю инстанцию посетить стоит непременно, вряд ли можно получить такую сумму и не поделиться с государством.

Положиться я могу только на себя. Ну, и на Геннадия Ефимовича. В определенной степени. Как бы он не ворчал, чувствую, что не бросит в сложный период. И потом тоже. Может быть, и мне со временем подберет подходящего супруга! Шутка, конечно. Одна только мысль о том, что ко мне прикоснется кто-то кроме Лиса, вызывает отвращение. А осознание того, что сам Лис ко мне больше никогда не прикоснется, вызывает желание разрыдаться!

Сопротивляясь внезапному порыву, пытаюсь рассуждать если не в позитивном ключе, то хотя бы конструктивно.

Не получается. Вместо ответа на вопрос «какие конкретные действия следует предпринять» в голове звучит лишь одно: «Хочу, чтобы меня обняли и сказали, что все будет хорошо».

— Мамочка, — произношу со всхлипом и тут же зажимаю рот ладонями. Мне казалось, что это слово я позабыла навсегда.

«А почему бы не позвонить ей?» — вопрошает странная, непонятно откуда взявшаяся часть меня.

«Потому что это пустая трата времени и неразумная трата нервов», — отзываются остатки здравого смысла.

«Но не стоит ли разобраться с этим вопросом? Неужели лучше до конца жизни терзать себя, строя догадки, почему она так поступила? Возможно, она оказалась жертвой неподвластных ей обстоятельств, как говорили сайри!»

«Сайри много о чем говорили», — упрямо ворчит практик внутри меня.

«И часто они лгали?»

Это остается без ответа.

Интересно, голоса появились просто на фоне беременности или же они все же связаны с тем, кто у нас папочка? Понимаю, вопрос чисто теоретический, но все же интересно узнать на них ответ.

Пока дискуссия в моей голове не возобновилась, встаю и дохожу до телефона в прихожей. Страшно вспомнить, когда я им пользовалась в последний раз! Возле аппарата мой запал проходит. Не люблю домашние телефоны так же сильно, как и зеркала. Протягиваю руку, и она безвольно зависает возле трубки, а в ушах стоит звон бьющегося стекла. Я зажмуриваюсь, отгоняя серебристые вспышки осколков. Воображаемых, естественно.

Очень вовремя! Если уж так хотелось, чтобы я подошла к этой адской машине, зачем показывать старые воспоминания? От них… больно.

«А если ей больнее?» — проносится в мыслях.

Я опускаю руки и вцепляюсь в край комода.

— Почему ей? — выдавливаю из себя. — То долбанное зеркало меня чуть не убило, когда она запустила в него телефоном, узнав о смерти папы!

В голове вновь воцаряется тишина. Очень удобная тактика! И она дико злит!

— Я сделаю это один раз! — вслух убеждаю кого-то. — Если трубку возьмет Виктор, второй попытки не будет. Если не возьмет никто — аналогично.

Пальцы спотыкаются только на коде, а дальше порхают над кнопками, как у искусной пианистки над клавишами обожаемого инструмента. Облокотившись на прохладную стену, жду ответа…

— Ал-л-ло! — слышится смутно знакомый женский голос, манерно растягивающий согласные.

— Добрый вечер! Я могу услышать Ольгу Валерьевну?

— Ольгу Валерьевну? — Да, кого-то я очень озадачила. — Вы имеете в виду Олю Краснову?

— Да.

— Но она давно уже здесь не живет. После того, как умер ее второй муж, она перебралась в Питер и, кажется, поменяла фамилию.

— На девичью? — спрашиваю, сама не понимая зачем.

— На Лазареву. Наверное, это ее девичья фамилия. Согласитесь, глупо брать фамилию первого супруга.

Может, и глупо, но мама поступила именно так.

— А у вас есть какие-нибудь ее контакты?

— Кажется, есть. Я сейчас посмотрю в записной книжке.

В трубке раздается тихий звук. Наверное, соседка положила ее, прежде чем отправиться на поиски. Теперь я припомнила эту женщину. Имя, конечно, затерялось в глубинах памяти, но ее образ многолетней давности прямо таки стоит перед глазами. Насколько я помню, она всегда мечтала переехать в квартиру, где жили мы.

Из динамика вновь доносится шорох.

— Представьте себе, нашла номер телефона! — радуется женщина.

— Прекрасно! — я вполне разделяю ее радость. — Продиктуйте, пожалуйста!

Записать не на чем, но, думаю, я запомню…

— А вы собственно кто? — проявляет очень своевременную бдительность бывшая соседка.

— Родственница, — отвечаю лаконично.

К несчастью, мой ответ лишь усугубляет чужую подозрительность.

— А конкретнее? — От голоса веет холодком.

— А вы знаете всю родню Ольги Валерьевны наперечет? — усмехаюсь в трубку. Это на собеседницу действует обескураживающе.

— Хм! — многозначительно выдыхает она, но все же меняет гнев на милость, — ладно. Но если что, то номер вы узнали не от меня.

— Как скажете.

— Записывайте! — повелительным тоном произносит женщина.

— Записываю, — я нагло вру, но кто меня в этом уличит?

Соседка диктует цифры. Два раза. На третий я повторяю их сама.

— Я вам очень признательна за помощь!

— Не стоит, — женщина отказывается от благодарности. — А вы случайно не Катя?

Догадалась, надо же! Я делаю вид, будто не расслышала вопроса:

— Еще раз большое спасибо! Всего вам хорошего!

Вешаю трубку обратно на стену.

— Уф!

Итак, попытка номер два… И она оказывается не столь удачной. Я уже готова повесить трубку, когда на звонок отвечают.

— Да? — Голос у мамы веселый. И на заднем фоне слышен чей-то многоголосый смех.

— Привет, — это все, на что меня хватает.

Пауза.

— Катя?

— Да, это я.

— Господи! — восклицает мама. — Подожди, я сейчас!

Сначала я не могу сообразить, к кому она обращается, но потом что-то хлопает, наверное, дверь, и звуки чужого веселья стихают.

— Ты звонишь по поводу наследства? — спрашивает она неуверенно.

— Какого наследства? — удивляюсь я.

— Ну, после смерти… — мама начинает объяснять, но замолкает на полуслове. — Значит, не по этому. У тебя что-то случилось?

Ну-у-у, да, у меня много чего произошло… На глаза наворачиваются слезы.

— Почему ты меня бросила? — Да, я сегодня деликатна и тактична, как раздраженный Баисар! Браво, Катя!

Тишина в ответ давит. Конечно, могла бы еще через двадцать лет позвонить с подобными вопросами! Хорошо хоть не в форме претензий эту мысль подала.

— Катя, я знаю, тебе будет трудно в это поверить, но я не могла поступить иначе, — частит в трубку мама. — После смерти твоего отца я… мне было очень плохо, я чувствовала себя разбитой. У меня не было ни одной мысли, как жить дальше, — она замолкает, переводя дыхание.

Вот это все я очень хорошо понимаю! Буквально несколько дней назад сама была в таком же состоянии.

— Когда я встретила Виктора, то подумала, что это шанс начать новую жизнь. Не только мне, нам обеим, понимаешь?

— Понимаю.

— Свою ошибку я осознала очень быстро. Ты даже не представляешь, каким опасным человеком был Виктор. Когда я узнала о его работе… — в трубке раздается истеричный смешок. — Сергей часто мне говорил о том, как вы с ним похожи, но я ему не верила, или не хотела верить. Мне было достаточно одаренного супруга. Ты понимаешь, о чем я? — в голосе мамы сквозит неуверенность.

— Понимаю.

Мой ответ развеивает остатки ее сомнений:

— Я воспринимала дар твоего отца как чудо, и еще одно такое же было бы просто невероятным совпадением! Со временем меня начала мучить мысль о том, что он прав. Тогда бы тебе угрожала бы огромная опасность! Поэтому, я поддерживала все предложения Виктора по поводу организации твоего свободного времени. Мне казалось, чем меньше ты попадаешься ему на глаза, тем безопаснее для тебя. О разводе я, конечно, и заикнуться не смела. Я ничего не знала о том, как у носителей происходит инициация. Поэтому, когда ситуация из-за Саши стала критической, я испугалась, что она послужит толчком, и Виктор узнает, кто ты на самом деле. Ты даже представить себе не можешь, насколько тяжело мне было тебя отпустить, но я искренне верила, что так будет лучше! Наверное, я говорю очень путано…

— Нет, мне все понятно.

— Прости меня, пожалуйста, если сможешь.

— Мне не за что тебя прощать. Ты сама сказала, что хотела, как лучше. И я тебя понимаю.

— Правда? — в голосе мамы слышится ирония.