На сей раз императрица села играть в вист с князем Потемкиным, де Сегюром и Мамоновым. Было весьма уютно, лилась спокойная красивая музыка. Игра закончилась, наступило время, в которое государыня удалялась на покой. Перед уходом она подозвала графа де Миранду и расспросила об архитектуре Гранады. Гишпанец весьма пространно и колоритно живописал сей город. Все слушали его рассказ с большой аттенцией и задавали вопросы. Потемкина интересовало колико гренадцы воинственны. Государыня тоже выказала немалый интерес к его повествованию о прекрасных строениях их столицы. Расспросив о нравах и обычаях горожан, поблагодарила его и удалилась. Ушли и фрейлины. Потемкин, сыграв еще партию в карты, распрощавшись, тоже вышел из гостиной императрицы. Мамонов с его уходом, облегченно вздохнул и упросил принца Нассау и некоторых других остаться поиграть в вист. Он всегда чувствовал себя немного стесненно при своем дальнем родственнике, а с его уходом все вставало для него на свои места.
Было начало десятого часу, они уже начали игру, когда вдруг Екатерина вышла из своего будуара, с ночным чепчиком в руке, с распущенными по плечам волнистыми волосами, в шелковом пеньюаре персикового цвета.
– Извините за дезабилье, – сказала она с улыбкой, – чаю, не помешаю вашей игре?
Одобрительно взглянув на нее, приветливо кивнув, Мамонов сказал шутливо:
– Посмотрите, государыня, как ловко я их обыграю!
Екатерина присела рядом с ним. Мужчины напряглись: играя, они незаметно поглядывали на ее красивые волосы, необычно обрамлявшие ее лицо. Конечно же, привлекал и ее наряд. Она была увлечена игрой своего любимца, ни на кого не глядела. Губы ее слегка улыбались, глаза смотрели отрешенно. Тем привлекательнее она была для остальных. Выигрывал, вестимо, токмо Мамонов.
В завершение, Екатерина, похвалила своего фаворита:
– Горазды, вы, горазды в карточной игре, Александр Матвеевич!
– Фортуна велика у сего кавалера, – молвил, устало вставая вместе со всеми из-за стола, принц Карл Нассау-Зиген.
Войдя в свой кабинет, Екатерина сразу же обратилась к Храповицкому:
– Александр Васильевич, что там за жалобное письмо получено от графа Брюса?
Секретарь с готовностью ответствовал:
– Изволил написать про жалобы на корабельную компанию князя Несвицкого. Наипаче, во всем виноватят Николая Ивановича Бутурлина, понеже сей человек – игрок, любящий праздную жизнь.
Императрица гневно стукнула кулачком о стол:
– Стало быть, пора сего гуляку поставить на место. Пошлите мой приказ отправиться ему в свое имение и ждать моего следующего повеления.
Храповицкий суетливо взялся за перо и бумагу. Быстро написав приказ, он подал бумагу на подпись. Императрица, просмотрев содержание, подписала его. Выпив стакан воды и немного успокоившись, она испросила:
– Каковые результаты от перлюстрации писем Фитц-Гер-берта и Великого князя к графу Чернышеву, что-нибудь значительное?
– Ничего особливого, государыня, – почтительно ответствовал Храповицкий.
– Понятно. Вестимо, – усмехнулась Екатерина, – свои крамольные мысли они доверяют курьерам. А как насчет нового Манифеста о дуэлях? Успели переписать его?
– Закончу, Ваше Величество, сегодни вечером.
– Хорошо.
Екатерина помолчала, перебирая бумаги на столе, засим испросила:
– Александр Васильевич, как, по вашему разумению, будет ли сей Манифест иметь полезное действие?
– Обязательно будет, Ваше Величество! – поспешно ответствовал Храповицкий. – Особливо будет влиять новая приписка, что дуэли не можно проводит без примирителя. Оный примиритель может статься, вообще предотвратит дуэль. Колико было таковых случаев, когда присутствующий человек на дуэли сумел помирить дуэлянтов, хоть вспомните последний их них: Матвеева и Хвостова!
– Дай-то Бог! Потому и составила сей Манифест, дабы предотвратить взаимное истребление друг друга из-за какой-то мелкой обиды.
– Народ нынче весьма горяч, государыня..
Императрица, взяв в руки стопку конвертов и просмотрев их, сказала:
– Зачитайте мне всю иностранную почту, – она подала статс-секретарю конверт от доктора Циммермана. – Начните, пожалуй, с оного ученого мужа.
Завершив слушание почты, они перешли к письмам российским.
Прослушав письмо от княгини Дашковой, императрица едко заметила:
– Княгиня Екатерина Романовна хочет, чтоб я к ней писала, а она, ездя по Петербургу, пред всеми оной перепиской хвастала.
Храповицкий смущенно улыбнулся:
– Екатерина Алексеевна, ее можливо понять: не каждой княгине пишет императрица.
Екатерина поморщила нос: – Ну, а хвастать-то к чему?
Прочитав и обсудив письма, ответив на некоторые из них, Екатерина вместе с Храповицким еще с полчаса с удовольствием писала письма Великим князьям и княжнам, Александру, Константину и маленькой Александре.
– Любопытно проследить, Александр Васильевич, уже из ранних писем моих внуков особенности характера обоих Великих Князей. Сравнивая между собой их письма, нельзя не обратить внимания на заключительные слова их. Вы заметили?
– Как не заметить, государыня-матушка! Александр пишет: «Я люблю вас всем сердцем и душою. Целую ваши ручки и ножки, ваш нижайший внук Александр». Иногда прибавляет «целую и маленький пальчик».
Екатерина рассмеялась:
– Да! А сорванец – Константин, без всяких нежностей, пишет просто, по-солдатски: «Я пребываю ваш, бабушка, покорнейший внук Константин».
Храповицкий улыбался. Екатерина развела руками:
– Ну, что сказать: один пошел в бабушку, другой в отца.
Екатерина, передала ему письма, дабы он исправил все ее грамматические ошибки и, переписав набело, приготовил всю почту к отправке наутро.
На глаза Императрицы, перебиравшей почту, попался конверт с сообщением о скорой свадьбе Петра Васильевича Завадовского. Екатерина посмотрела на число: она состоится через неделю. Задумавшись, Императрица пролистала в памяти время, проведенное с сим фаворитом. Как спокойно и легко она ощущала себя с оным красивым и умным человеком! И к чему надобно было ему ввязываться в отношения с опальными Орловыми? Ревновал к Потемкину? Так надобно было давить оное чувство в себе! Ужели ей не приходилось ревновать и Салтыкова, и Орлова, и Потемкина! Но ведь могла же держать себя в руках! Сей же, очарованный ею кавалер, питая к ней страстную любовь, после опалы продолжал хранить ей верность, и не женился ещё десять лет. Свое село Ляличи переименовал в Екатеринодар. В его дворце, сказывают, стоит ее изваяние во весь рост… Она, как и прежних своих фаворитов, изгнала бы его со своего поля зрения, но графу Петру повезло иметь другом ее советника Александра Безбородку. Благодаря нему, Завадовский был возвращен ко двору, пожалован в тайные советники. Трудолюбием Бог его не обделил и, по рекомендации Безбородки, она изволила поручить ему руководство Петербургским Дворянским и Городскими заёмными банками. Он председательствует такожде в комиссии о сокращении канцелярского делопроизводства. Опять же, по рекомендации Безбородки, ему поручены ревизии присутственных мест, управление учебными заведениями и составление для них уставов, переустройство Пажеского корпуса и других школ, заведование медико-хирургической школой, председательство в комиссии по постройке Исаакиевского собора. Екатерина сама себе, с удивлением, заметила, что естьли разобраться – без графа Завадовского и доброй части государственных дел не было бы учинено. Екатерина живо представила перед собой его лицо. Красив. Трудолюбивый скромник… Теперь он женится…
Ей вспомнилось, как граф Кирилл Разумовский поведал ей о частых визитах Петра Васильевича, как в него влюбилась Екатерина Апраксина, дочь родственницы, теперешней сожительницы Кирилла Григорьевича. Все ждали от Завадовского проедложения руки и сердца, но он, в течение двух лет, так оное и не сделал. Скептически улыбнувшись, Екатерина вспомнила, как она, по просьбе графа Разумовского, перед самым отъездом в Киев, давала жизненные уроки смущенному графу Завадовскому, уговаривая его жениться. Она увещевала его, что ему более не найти таковую молоденькую красавицу и умницу. Тем паче, что Екатерина Апраксина явно любила его до такой степени, что сам, опекавший ее граф Кирилл Григорьевич, просил ее, императрицу, устроить сей брак!
Екатерина положила конверт на место. Граф Разумовский благоразумно устраивал сию свадьбу в ее отсутствие в столице, понеже боялся, что жених, верный своей любимой императрице, не инако, сбежит от своей невесты.
Вот и прекрасно! Пусть себе женится, родит таковых же умных и красивых детей и, глядишь, такожде станет в какой-то степени счастливым, как и его императрица. Уговаривая его на сей брак, она так ему и объяснила, что человек бывает счастлив в любви токмо раз, все остальное – лишь его подобие. Он, на те слова, поднял свои, опущенные долу глаза, и храбро спросил напрямую: с кем же она была счастлива? И, пожалуй, не удивился ее ответу – с Александром Ланским.
Мамонов хоть и был дальним родственником Светлейшего, но, конечно, ревновал его к императрице. Ему хотелось властвовать в сердце Екатерины полностью, чтобы никому там не было места. Посему, он осторожно, но постоянно намекал на некоторые недостатки, кои возникали по милости Первого министра.
– Вы видели, государыня, лицо фельдмаршала Петра Александровича Румянцева, – начал он как-то разговор с Екатериной.
Императрица с недоумением переспросила:
– Лицо Румянцева? А что с ним? Вестимо, подурнел лицом, разъелся заметно. Но ничего, в его-то леты неудивительно…
– Я не о том, голубушка, Екатерина Алексеевна.
– О чем же, mon ami?
– Сей достойный фельдмаршал не может скрывать состояние души, оно у него выражается на лице. Все видят, что он чем-то недоволен, ему грустно. И… мне жаль его.
– Тебе жаль его… Чем же он недоволен?
– Я говорил с его адъютантом. Тот поведал мне, что фельдмаршал давно не получал никаких средств, для управления должностью. Дела его подвигаются медленно: солдаты его ходят в старой одежде, офицеры напрасно домогаются повышений. Все милости, все поощрения падают на армию, где начальствует Первый министр, в