аш несравненный князь Потемкин.
Екатерина нахмурилась.
– Стало быть, Петр Александрович таковой гордый, – молвила она сердито, – что не изволит попросить моей милости? Он, вестимо, герой, но о его нуждах я желала бы узнавать токмо от него самого. Их со Светлейшим соперничество во власти не учиняет ничего хорошего, опричь того, что разъединяет сих двух военачальников, вместо того, чтобы объединять их во славу Отечества!
Она посмотрела на Мамонова, ожидая его реплику, но тот молчал. Императрица с досадою продолжила:
– К слову, сказать, не вижу последнее время, чтоб он выказывал особое рвение в службе ни мне, ни стране. Почивать на лаврах всяк горазд. Потемкин, между прочим, мой мальчик, – обратилась она к Мамонову, – постоянно занят той или иной работой. Ты же зришь, он почти постоянно отсутствует, занятый приготовлениями для нас в Тавриде. Он обещает нам немало зрелищ, как токмо мы окажемся в его наместничестве.
– Но, душа моя, Екатерина Алексеевна, ходят слухи о его своевольном управлении, гордости, несправедливости, – паки тщился возразить ее любимец.
Екатерина сделал жест рукой, дескать: не продолжай и принялась объяснять своему фавориту:
– За его спиной, всегда были и есть завистники. А, как известно, завистники – те еще страдальцы. Но обрати внимание, мой дорогой друг, как токмо он появляется собственной персоной, сразу слышим в его адрес похвалы, лесть и почести.
Мамонов повесил голову:
– Что правда, то правда, Екатерина Алексеевна, спорить не стану. Лесть и пресмыкательство – в крови наших вельмож. Однако ж, я думаю, он во всем много о себе мнит…
– Уж не ревнуешь ли ты его ко мне, милый Саша?
Мамонов дернул плечом:
– Отнюдь!
Екатерина окинула его ласковым взглядом:
– Тогда скажи, к примеру, в чем он тебе не по душе?
Мамонов сдвинув брови, нахмурился:
– Во многом. Вот теперь, к примеру, мнит себя великим приверженцем нашей церкви.
– Ты имеешь в виду то, что он расположился в Печерском монастыре?
– Сказывают, он там, подобно султану, али визирю, встречает людей, развалившись на диване с подушками. Никого не приглашает присесть, пока сам разлеживает.
Екатерина, внимательно посмотрев на любимца, рассмеялась:
– А к нам является в фельдмаршальском мундире, с орденами, брильянтами, весь в шитье, галунах, напудренный… Умеет властвовать сей господин наместник, ничего не скажешь!
Мамонов продолжал хмуриться:
– Не верите мне, государыня, – он обиженно посмотрел на нее своими чуть раскосыми калмыковатыми глазами, – а я не шучу…
– Отчего же, Саша… Верю. Но не спеши, ты ведь умный человек… Вот приедем в Крым, посмотрим на то, что он там сумел учинить, а там и составим свое мнение. Согласен?
Мамонов неохотно молвил:
– Согласен, государыня-матушка.
Наступил март. Ожидание, когда же вскроется после зимы Днепр, всех изрядно утомило. Все еще заснеженный, спокойный, уравновешенный Киев наводил на сон. Все красоты были осмотрены, окружению императрицы хотелось перемен. Было решено все-таки остаться до дня рождения государыни Екатерины Алексеевны в Киеве и отпраздновать его должным образом. Авось и река, как следует, освободится от ледяных оков к тому времени. Впрочем, государыне не было времени скучать: она все такожде раз или дважды в неделю проводила собрания при дворе, давала балы или устраивала концерты. Вечерами, окроме приближенных, постоянными ее гостями были князь Потемкин, де Сегюр, Фитс-Герберт, Герц, принц де Линь, принц Нассау, граф Нормандес, Андрей Шувалов и Федор Головкин. Опричь непринужденных бесед, они играли в бильярд, говорили о литературе, читали стихи свои и чужие, пели песни под клавесин. Шутки и смех не стихали, благодаря доброму и умудренному принцу де Линю. Он беспрестанно рассказывал анекдоты, сочинял мадригалы и эпиграммы. Остальные тоже тщились сочинять, но у них получалось не так блестяще. Сама императрица предпочитала проводить время в отдельной комнате за карточным столом или в беседе со своим окружением.
Одетая не роскошно, но необычайно привлекательно, на сей раз паки в платье, ее любимого голубого цвета, она повела разговор о Франции и о надеждах от нового короля Людовика Шестнадцатого. Вдруг, ласково посмотрев на Луи де Сегюра, Екатерина поведала:
– Сегодни господин французский посол поведал мне о письме от Верження, министра Иностранной Коллегии, с сообщением, что король решил собрать государственные чины всего королевства.
Все обратили свои головы к де Сегюру, но императрица продолжила:
– Я тоже, ровно двадцать лет назад, собирала людей со всей России. И получила от оного немало знатных результатов. Я полагаю, сей шаг короля поможет восстановить финансы и учреждения общественного порядка в вашей стране, господин посланник! Поелику, давайте поздравим графа де Сегюра с большими грядущими переменами в его отечестве!
Все принялись поздравлять графа с оным событием и желать процветание Франции, где будут достигнуты свобода, справедливость, правосудие и другие блага.
– Дай-то Бог, – ввернул свое пожелание принц де Линь, – чтоб сей король стал достойным соперником Генриха Четвертого!
– Дай Бог, – паки взяла слово императрица, обращаясь к послу Франции, – чтобы все ваши ожидания и благородные мечтания сбылись!
Де Сегюр, в свою очередь, дабы польстить императрице, почтительно испросил:
– Как Вам, Ваше Величество, удалось провести таковое масштабное собрание? Маленькую Францию не сравнить с необъятной Россией… Полагаю, у Вас было много хороших помощников..
– Знаю кто, – вмешался де Линь, – промеж них были братья Орловы.
Екатерина кивнула:
– И Орловы тоже. Вы правы, многие мне изрядно помогали, но особливую помощь я имела от обер-прокурора князя Александра Вяземского, ныне покойного графа Александра Бибикова, Андрея Шувалова, Григория Потемкина, – говоря сии слова, она обратила глаза на Светлейшего князя. – Тогда он был просто, молодой, подающий надежды на многих поприщах, весьма умный чиновник.
Князь Потемкин, почтительно, чуть склонив голову, изрек:
– Благодарение Бога, мои таланты были замечены всемилостивейшей государыней нашей, и вот я пред вами – Первый её министр. Прошу любить и жаловать.
Екатерина засмеялась и повторила:
– Да, господа, прошу любить и жаловать: Григорию Александровичу были поручены иноверческие религиозные дела, с чем он отменно справился.
Де Сегюр уважительно отозвался:
– В оном деле, без преувеличения, я бы сказал, равным князю Потемкину трудно найти не токмо во всей России, но, пожалуй, и во всей Европе.
Екатерина и князь Григорий озадаченно переглянулись.
– Об том вам судить, господин посланник, – заметила Екатерина. – Вы человек образованный, успели много повидать, узнать, изучить. Вы встречались и говорили с людьми Европейских дворов… Поелику, – императрица бросила ласковый взгляд на князя, – мне приятственно слышать таковой отзыв о моем Первом министре двора.
На что князь Потемкин, склонившись, любезно отметил:
– А как мне приятственно, что вам приятственно, милостивая государыня-матушка!
Записки императрицы:
Удивительным человеком оказался опальный красавец – фаворит покойной императрицы Елизаветы Петровны, Никита Бекетов. Быв в отставке, сим годом избран Астраханским губернским предводителем дворянства. Сей генерал-поручик воевал, был даже два года в плену, был Астраханским губернатором. Для защиты жителей от киргизских набегов он построил Енотаевскую крепость, занимается сельским хозяйством, насажал лучшие сорта виноградных лоз, занимается продажей вин, торгует с Персией, улучшил рыбные промыслы, занимается шелководством. Словом, патриот своей страны! Но так и не женился. Стало быть, сильно любил императрицу.
Сцепив руки за спиной, Потемкин медленно ходил тяжелыми шагами взад вперед по кабинету. Гневливо, вздрагивающими губами, он грозно выговаривал:
– Непонятно, господин де Сегюр, какие можливы быть ссоры между вашим Шаузелем и нашим Булгаковым? Я не знаю, каков сей дипломат, маркиз Шаузель, коий младше его на добрых десять лет! Булгаков из старинного дворянского рода и все, кто его знает, признает, что сей дворянин, опричь того, что весьма скромен, он одарен большим умом, прозорливостью, чрезвычайно твердым характером, к тому же трудолюбив и хорошо образован! – последние слова, он чуть было не выкрикнул. Каждое его слово сопровождалось согласным кивком императрицы. Потемкин остановился и резко повернулся к де Сегюру, готовый изречь очередное резкое слово.
Государыня Екатерина Алексеевна опередила его:
– В самом деле, граф, – сказала она мягким тоном, – как могло случиться, что они не могли найти общий язык? Булгаков, умница, любезный и обходительный человек, он не имел нигде врагов. Около двадцати лет назад он служил при полномочном министре, князе Николае Васильевиче Репнине, коий известен своим резким характером. Так вот сей Репнин пожелал его взять с собой в Константинополь с дипломатической миссией в качестве секретаря. Теперь наш Булгаков уже шесть лет сам полномочный министр. Благодаря ему, был подписан три года назад акт о присоединении к России Крыма, Тамани и кубанских земель, за что получил ордена, чин действительного статского советника другие вознаграждения…
Императрица смотрела на графа де Сегюра удрученным взглядом.
– Что скажете граф? – сверкнул глазом Потемкин.
Де Сегюр беспокойно оправив рукав камзола, ответствовал: – Шаузель-Гуфье, хоть и моложе на девять лет, но везде и всегда показывал себя токмо с лучшей стороны. Как вам известно, Ваше Величество, он происходит из известного старинного рода Франции, получил блестящее образование в колледже Дар-кура. Его главное желание – посещение славной Греции – осуществилось сразу после учебы, он исследовал каждый уголок Греции и по возвращении, около пяти лет назад, издал книгу о своих исследованиях, под названием: «Voyage piсtoresque de la Greеce». Я читал ее – прекрасная книга! Еще книга не вышла в печать, а его уже избрали в члены Французской Академии… А через два года король назначил его послом в Константинополь…