– Я тоже читала оную книгу, – перебила его императрица. – Весьма похвально, что он так любит Грецию, христиан и, что он член Академии, в добрый час! Но он не любит греческий народ, инако не способствовал бы переправе в турецкую крепость Очаков своих соотечественников, военных офицеров-инженеров, под видом купцов, дабы научить турок воевать противу греков.
Граф де Сегюр совершенно потерялся и заговорил совершенно онемевшими губами, почти сипло:
– Ваше Величество, между Францией и Турцией союзный договор и вполне возможно, что купцы вовсе не офицеры, хотя, понеже границы Турции в опасности, они могут запросить военной помощи Франции.
Екатерина, холодно взглянув на него, повернулась к Потемкину:
– Что скажете князь на возражение де Сегюра?
– Насколько я ведаю, наш посол требует от турецкой стороны выполнения всех пунктов заключенного с нами договора, а такожде требует, чтобы они не посылали войска в соседственные с Грузией княжества, возмущать народы противу царя Ираклия. Как вам известно, господин посол, грузинский царь и его народ находится под нашим покровительством. Что же здесь неправильного, что сей Шаузель-Гуфье всегда находит повод придраться к нашему послу?
Де Сегюр не сдавался:
– Граф, я ведаю, что он выполняет волю короля направленную на то, чтоб у нас была налажена торговля с Ливанскими портами, заботиться о французах и христианах, живущих в пределах Османской империи. Известно, что благодаря его дипломатии, турки начали лучше относиться к христианам. Думаю, теперь, когда вы, господин Первый министр, сосредоточили на юге толико войск, турки волнуются и доносят нашему послу, Шаузелю об оном.
Потемкин взорвался, он даже притопнул ногой, глаз его заметался.
– Что ж вы думаете, господин де Сегюр, я должон убрать войска в то время, как туда едет сама Всероссийская самодержица? Так что ль? Аль не в обязанности русских солдат оберегать нашу Императрицу?
Де Сегюр смешался, опустил голову:
– Я не знаю всех подробностей, князь, но полагаю, все дело в Грузии. Хотя вы и не требуете формальной зависимости сей области от России, она все-таки существует, тем паче, что там стоят, хоть и в малом количестве, ваши войска, а это раздражает турецкую сторону.
Потемкин, вскинул голову, готовый сказать горячее словцо, но императрица жестом остановила его. Ободренный, де Сегюр продолжил:
– К тому же, я получил сообщение, что Пруссия и Англия, недовольные торговым договором, Ваше Величество, которое теперь заключено между Францией и Россией, представляют его турецкому правительству, как союз, направленный против Турции.
Екатерина досадливо хлопнула ладонью по столу.
– Весьма и весьма сожалительно, что так скоропостижно умер ваш министр Верженнь, – молвила она гневно в заключение. – Это был дальновидный и благоразумный человек. Не ведаю, каков ваш новый министр, граф Монморен, пока ничего хорошего не заметно. Посмотрим…. А Булгаков…, – государыня в раздумье прикусила нижнюю губу, – впрочем, вы сами будете иметь возможность познакомиться с сим мужественным человеком в Херсоне, куда он прибудет за нашими инструкциями о его дальнейших действиях в Константинополе..
Императрица обратилась к Безбородке:
– Александр Андреевич, приготовьте нужные бумаги и зайдите к нам с князем Потемкиным через час. – Она паки обратилась к де Сегюру с принужденной полуулыбкой на лице.
– А с вами я прощаюсь, граф.
Не подав ему руки, она вышла в сопровождении Потемкина, коий ни разу не взглянул на него.
Безбородко, доселе не принимавший участия в беседе, сочувственно молвил:
– Вы будете приглашены, граф, на совещание в Херсоне при участии Первого министра и императрицы.
Де Сегюр, нервно сжимая в руке шляпу, покинул кабинет императрицы в изрядной дешперации.
После последнего разговора с императрицей и князем Потемкиным, граф де Сегюр был весьма в подавленном состоянии. Положение его становилось очень щекотливым. С одной стороны, быв в добрых отношениях с императрицей, он мог навлечь на себя подозрение у своих соотечественников, что он старается более для России, нежели для Франции. С другой стороны, русские тоже могли оценить его позицию, как не стоящую никакого доверия. Он отправился к графу Людвигу фон Кобенцелю, коий с недавних пор получил приказ от своего императора соединиться с ним и помогать во всем. Как выяснилось, Иосиф Второй вовсе не хотел, чтоб русские вторглись в пределы Турции. Любопытно, знает ли об том императрица Екатерина?
– Однако, – сказал фон Кобенцель, – я не знаю, будет ли мой император противу оного, естьли императрица задумает напасть на Очаков и Аккерман.
– Думаю, не будет. Посему надобно Шаузелю делать все, чтобы сонливые турки усилили крепости, снарядили флот, послали войска к Дунаю и, наконец, потребовать от Булгакова прекратить им угрожать.
Граф фон Кобенцель глубокомысленно возразил:
– Навряд ли он перестанет, тем паче, что таковое указание он получил от князя Потемкина, коий токмо и думает о войне противу Порты, дабы получить вожделенную Георгиевскую ленту.
Де Сегюр удрученно помолчав, посоветовал:
– Что ж, по приезде вашего короля, попрошу вас выяснить его позицию, поскольку, как союзник Екатерины, он может сообщить вам много нового из того, что мне неизвестно.
Людвиг Кобенцель саркастически усмехнулся:
– Да, возможно, императрица поделится с ним своими устремлениями, – предположил он. – Их у нее много: она хочет строить города, освоить и населять степи, обессилить татар, вторгнуться в Персию, Турцию, привлечь иностранную торговлю, заводить фабрики и заводы, заниматься кредитованием в банках, развить земледелие, образовать среднее сословие, и многое другое. И все оное одновременно.
Де Сегюр, не удержавшись, рассмеялся:
– Однако, как точно вы охарактеризовали ее устремления, граф! Прямо в точку попали! Надобно отметить, что во всем оном она весьма успешна, согласитесь! Самое главное, она, на мой взгляд, хочет пока мира, но вот Первый ее министр, мечтает о войне.
Фон Кобенцель, задумался, засим хмуро буркнул:
– Странный сей князь Потемкин. Вы видели – вокруг него вьются жидовские раввины? Сие происходит в то время, как моя императрица, Мария-Терезия, выпроводила их всех из нашей страны, а с главным своим банкиром-евреем разговаривает токмо через ширму. Так он ей противен.
Де Сегюр энергично закивал:
– Да, я видел князя Потемкина с делегацией, возглавляемой Джошуа Цейтлиным. Более того, сам Светлейший рассказывал, что сей Цейтлин организовал делегацию к императрице с просьбой, чтобы запретить евреев называть жидами.
– И что? – насмешливо испросил фон Кобенцель.
Де Сегюр высоко поднял брови:
– Повелела, чтоб их теперь называли «евреи».
Фон Кобенцель, молча всплеснув руками, закатил глаза:
– Как так! Ненавижу жидов! Они, что крысы – сильны стаей. Де Сегюр, согласно кивнув, с усмешкой заметил:
– Не зря князь Потемкин как-то насмешничал, что «жид и в будни пирует, а русский и в праздник горюет».
– Однако, – с сарказмом заметил Кобенцель, – колико я ведаю, сей Цейтлин управляет теперь его поместьями.
– Вот как? – удивился де Сегюр, – впрочем, это ж князь Потемкин: с него все может статься.
Прошел холодный месяц март, наступил апрель. Снег исчез. Весна чувствовалась во всем: журчали потоки ручьев от тающего снега, лес одевался молодой листвой, цвели некоторые фруктовые деревья, лед на Днепре трещал по берегам и начал двигаться. Защебетали первые птички, прилетевшие с юга. Екатерина, велев открыть окна натопленных комнат, с удовольствием слушала их пение. Двадцать первого апреля киевские вельможи суетились изрядно: надобно было быть при всем параде на праздничном балу, который давала государыня Екатерина Вторая. Приемная императрицы благоухала от огромных букетов подснежников. Императрица праздновала свой день рождения, на котором присутствовали, опричь цвета российской нации, цвет и других наций.
Во время своих поездок по России, Екатерина часто награждала и благодарила многих военных и статских, причем любила делать сие публично.
– Ваше Императорское Величество, – заметил ей однажды принц де Линь, – вы, кажется, всегда остаетесь довольны своими подданными?
– Нет, принц, – ответила Екатерина, – я далеко не всегда бываю ими довольна. Но я хвалю всегда вслух, а браню потихоньку и с глазу на глаз.
Все были в предвкушении пышного праздничного бала. В сей день, как всегда, подданные ждали наград, чинов, лент, жемчугов и бриллиантов.
Во дворце при Екатерине вращалось множество молодых офицеров мечтающих об орденах, такожде, как и прекрасных кокетливых полячек, желавших иметь голубую Екатерининскую ленту. Немало было среди всех и вельмож, и церковных представителей разных конфессий. До своего дня рождения, на одном из куртагов, государыня Екатерина подарила польскому епископу Нарушевичу сочинение Ломоносова, «Лексикон 200-языч-ный» – словарь всех языков употребляемых в России, и некоторые пиесы собственного сочинения, чему епископ был весьма рад. В свой день рождения, после усердной молитвы в Печерском монастыре, Екатерина, в присутствии князя Григория Потемкина и Александра Дмитриева-Мамонова, Александра Безбородки и других приближенных, раздала ожидаемые щедрые награды. Острослов де Линь льстиво изразился:
– Киевская Клеопатра не глотает жемчугов, она их раздает во множестве.
– О, да! – подхватил его слова де Сегюр. – Щедрость ее не имеет границ!
Впрочем, в тот день Екатерина, среди множества богатых даров, получила бесценный подарок от Светлейшего князя Григория Потемкина – жемчужное ожерелье инкрустированного брильянтами. Мамонов долго разглядывал его, даже взялся за лупу. Наконец, ревниво молвил:
– Я тоже подарю тебе что-нибудь подобное в следующем году. Гораздо лучше!
– От тебя, милый мой Саша, мне дорог самый, что ни на есть, пустяшный подарок! – ответствовала Екатерина, думая про себя, что и в самом деле, не хотела бы от него ничего дорогого, понеже платить-то придется не ему, а ей. «Странно, – мелькнуло у нее в голове, – почему-то у меня язык не поворачивается называть е