Кортеж императрицы разместился в палатках в восьми верстах от Кайдак, где строился Екатеринослав. Сей город обустраивался на высоком берегу, извивающейся в том месте, реки Днепра. Епископ Амвросий отслужил литургию в царской палатке и, вместе с императрицей, заложил первые камни будущей Екатеринославской новой церкви. Засим, по плану, одиннадцатого мая, императорский кортеж направился в Херсон. Вскорости они переехали реку Каменку, когда-то служившей естественным рубежом между ногайскими, татарскими и казацкими землями. Кареты преодолели около четырехсот верст по степи, прежде чем двенадцатого мая достигли города Херсона. Екатерина сидела в великолепной карете вместе с Иосифом Вторым и Потемкиным. К немалому удивлению императрицы, и всей ее свиты, они увидели крепость, почти достроенную. Здесь были возведены большие казармы, арсенал с множеством пушек, два линейных корабля и фрегат на верфях, готовые к спуску, казенные здания, несколько церквей, частные дома и множество магазинов с разнообразными товарами, доставленных купеческими кораблями. Все оное свидетельствовало о неутомимой и успешной деятельности князя Потемкина.
Херсон был первым городом, основанным Светлейшим князем. Екатерина одобрила его строительство девять лет назад, и название дала в честь древнегреческого города Херсонеса. Сей город стал первой базой Черноморского флота, который начал зарождаться в маленьких Азовских гаванях. Очень трудно было выбрать место строительства портового города, понеже турки разрешили пользоваться лишь узким проходом через порожистое устье Днепра. Потемкин построил здесь крепость, который контролировал турецкий Очаков, находящийся на противоположной стороне реки. Потемкин жаловался императрице, что пришлось строить город, где кругом безрадостные степь и болота. Лесов же, пригодных для кораблестроения, в сих местах не произрастало. Но императрица верила в успех, поелику, не медля, она послала около десяти тысяч работников на верфи адмиралтейства, среди них специалистов – плотников, каменщиков, кузнецов, но основные работы учинялись солдатами.
В самом начале строительства, хитроумный Потемкин предложил купцу Фалееву Михаилу в обмен на будущую торговлю в Херсоне, заняться взрывными работами в порожистой части устья Днепра, дабы суда могли быстрее и беспрепятственно проходить прямо к Херсонским верфям. После удачно проделанной Фалеевым работы, Потемкин, проникся уважением к купцу и стал ему верным другом, и в скорости, опричь других милостей, добился для него дворянского звания.
В городе стояло около двухсот домов, пять фрегатов у причалов, и первый 64-пушечный линейный корабль «Слава Екатерине». Как и все, ошеломленный увиденным, особливо, количеством судов на реке вокруг города, Кобенцель пошутил:
– Друзья, скорее всего Херсону уготована судьба второго Амстердама!
Невозмутимый и немногословный красавец-император, явно с предубеждением относившийся к реформам и проектам Потемкина, неожиданно для себя изрек:
– Cela a l’air de quelque chose, то бишь – вот это уже на что-то похоже.
Горделиво улыбаясь, благодарная императрица, указывая на князя Потемкина, весело изрекла:
– Всему оному мы обязаны Светлейшему князю Потемкину! Надобно отдать должное его расторопности и умению руководить!
Стоящий рядом князь Потемкин скромно поклонился своей государыне. Радостное, праздничное настроение было испорчено тем, что почти одновременно с приездом кортежа в Херсон в устье Днепра, близ Очакова, появилась турецкая эскадра из четырех корветов и десяти фрегатов. Оное еще можливо было бы понять, но что при них, на борту, находилось нескольких офицеров одетых во французскую форму, было весьма неприятно. Екатерина, увидев сию картину, в поданную Потемкиным подзорную трубу, не на шутку рассердилась на французского посланника.
– Колико неискренности и, паче того, постоянных уверений в дружбе Франции к России! – с раздражением изразилась она. – Ваш друг, де Сегюр, Светлейший князь, мне крайне неприятен! Стало быть, я не хотела бы видеть его со мной за одним столом.
Григорий Потемкин, кивнув, сказал с едва сдерживающейся досадою:
– Не извольте беспокоиться, государыня – матушка! Нынче же потребую объяснения у оного фальшивого друга!
Взбешенный Потемкин объяснился с де Сегюром, и тот сумел оправдаться:
– Князь, – говорил он, – я понимаю всю неприятность ситуации. Но вы поймите и турок: коль скоро вы собрали здесь сто пятьдесят тысяч солдат под ружьем, они должны как-то реагировать. Не правда ли? Естьли бы они собрали на границах таковое количество солдат, вы бы тоже не стали бы медлить и выдвинули свои войска, понеже у вас был бы повод беспокоиться.
– А ваши офицеры-французы, что там делают? Что это за козни они нам устраивают? – рявкнул фельдмаршал.
– Но, господин генерал, мы с вами имеем торговое соглашение, но и с ними своего союза не отменяли.
Озлившись, Потемкин, давно мечтавший раздавить турок, отправился утром к императору Иосифу, дабы выяснить, готов ли тот присоединиться к ним в случае войны. Проницательному князю Потемкину было ясно, что император смотрит на них свысока, не верит в их силы, их достижения считает непрочными и показными, и паче того: все, что он видит – устроено всего лишь для того, чтобы пустить пыль в глаза. Однако, желание бить врага было настолько велико, что Первый министр не погнушался изложить ему политические и территориальные претензии России к Порте, чем немало озадачил монарха. Австрийский император полагал, что русским довольно и Крыма. Проницательный Потемкин скрытно наблюдал, как Иосиф лихорадочно раздумывал, что же он и его страна будет иметь в результате новой войны… Никакого решительного ответа на сей раз Австрийский император не дал. Но Потемкин не собирался оставлять задуманное дело без какого бы то ни было решения. Следовало токмо хорошенько, вместе с императрицей, обдумать план дальнейших действий, касательно императора Иосифа Второго.
В Херсоне Потемкин поселил Екатерину в новом дворце, окруженным парком в аглинском стиле.
– Как прекрасен сей парк! – похвалила Екатерина, оглядывая его из окна кабинета.
– Мой лучший садовник-англичанин, Джон Гульд, и его помощники, создали его для вас, моя государыня!
– Сей Гульд изрядно поработал и в Кременчуге. У нас с вами, Светлейший князь, одинаковые вкусы: я обожаю аглинские парки с их изогнутыми линиями, прудами, пологими склонами.
Князь Потемкин, стоя за ней, тоже любовавшийся красотой работы своего любимого садовника, сказал веселым бесшабашным голосом:
– Стало быть, я, как и вы, голубушка моя, ненавижу прямые линии и однообразные аллеи.
Екатерина заметила:
– Удивляюсь тем людям, которым они по душе.
– Обыкновенно, они такожде скучны, как те прямые линии, – отметил Светлейший, отводя от нее глаза. – Их, колико мне известно, весьма обожал Прусский король Фридрих.
Постучав, в комнату вошел Александр Матвеевич Мамонов.
Кланяясь в ответ и бросив на него надменный взгляд, князь Потемкин, обращаясь к Екатерине, сказал перед уходом:
– Завтра вас ждет весьма плотный день, государыня – матушка. Надобно вам набраться сил. Спокойной ночи, – пожелал он, кивнув им обоим, и, поцеловав руку Екатерине, удалился.
На другой день шел прием военных и гражданских чинов. На обеде за столом императрицы присутствовало около сотни человек. Все с любопытством разглядывали выставленные на отдельном столе тринадцать моделей кораблей, фрегатов и других судов из херсонского адмиралтейства. Как поведал князь Григорий Потемкин, не выставлена была одна модель, не готового еще, сто пушечного корабля. Вечером совершили прогулку по Херсону. В открытом фаэтоне, вместе с императрицей, находились император – граф Фалькенштейн, князь Потемкин, графиня Браницкая, граф Лев Нарышкин, Дмитриев-Мамонов, граф Кобенцель и принц де Линь.
Осмотр длился более трех часов, в том числе, предместий, садов и лесов, насаженных недавно для строительных и иных нужд. Заглянули в лавку купца – грека Димитриса Мавридиса, которая была завалена разными товарами: тканями, скобяным товаром для домашнего обихода, церковным инвентарем, строительными материалами и другой разнообразной мелочью. Крепкий, усатый грек, вначале обмер, узнав, кто вошел к нему, затем настолько умилился, что, в то время, как рот счастливо улыбался, по лицу его до самого ухода императрицы текли слезы. На прощанье, уже в дверях, императрица подарила ему перстень, отчего, ошеломленный Мавридис, упал на колени на пороге лавки, осеняя себя и ее крестным знамением, и не хотел вставать, пока она не исчезла из виду.
Императрица побывала у солдат, занятых постройкой фортификационных сооружений. Увидев ее все прекратили работать. Быв по-детски рады лицезреть свою государыню, они, встав навытяжку, разглядывали императрицу во все глаза. Все солдаты, получив от нее наградные за хорошую работу, конечно, были несказанно счастливы.
Императрица изъявляла восторг касательно всего увиденного. Ведь, как докладывал ей Светлейший, город Херсон страдал весь прошлый год от чумы, не успевали убирать трупы. Как он смог все преодолеть? По здравому размышлению, казалось, немыслимым в таковых условиях суметь построить полноценный, во всех отношениях, портовый город. Она отписала градоначальнику Санкт-Петербурга, графу Брюсу, что она и ее свита узрели прекрасный город, где шесть лет назад не было ничего, окроме голой земли.
На следующий день все отобедали в небольшом поселке Белозерске, с некоторых пор принадлежащему графу Александру Андреевичу Безбородко, коий сам его посетил впервые, и с удовольствием принял у себя высоких гостей.
В середине мая, в Херсоне, Екатерина Вторая Алексеевна милостиво приняла племянника короля Станислава-Августа, его тезку – Станислава Понятовского. Позже, вернувшись домой, молодой Станислав был рад объявить дяде, что Русская императрица Екатерина и Австрийский император Иосиф, одобрили назначение его наследником польского престола.