Павел I отменил все достижения правления своей матери, какие только смог. Он отомстил Потёмкину, превратив Таврический дворец в казармы гвардейцев, а Зимний сад отдал под гвардейские конюшни. Из ребяческой обиды он «сослал» библиотеку Потёмкина в Казань – уникальный пример библиографической мести. Павел также приказал переименовать Григориополь. Будучи пруссофилом, как и его отец, он питал любовь к парадам, относился ко всей империи как к большой казарме и приложил все усилия, чтобы разрушить гуманную «потёмкинскую армию», которую так ненавидел [48]. Из-за своей деспотической невыдержанности он нажил себе тех же врагов, которые когда-то свергли с престола его отца Петра III. Поэтому его боязнь покушений оказалась самоисполняющимся пророчеством. (Одним из его убийц был Платон Зубов.) И хотя потёмкинские казаки ещё долго оставались опорой династии Романовых, сыновья Павла Александр I и Николай I унаследовали его прусскую парадоманию, и этот облик русской монархии сохранился до её последних времён: анархист Бакунин называл Россию «Кнуто-германской империей» [49].
София де Витт вышла замуж за богатейшего польского «князька» Феликса Потоцкого, которого она встретила и обворожила в Яссах после смерти Потёмкина. В дальнейшем София вступила в страстную инцестуальную связь со своим пасынком Юрием Потоцким, совершив «все грехи Содома и Гоморры». Когда Ланжерон навестил её, она призналась: «Вам известно, кто я и откуда я родом, eh bien [ну так что ж (фр.). – Прим. перев.], не могу же я жить всего лишь на 60 000 дукатов в год». В 1805 году её пожилой супруг скончался, а четыре года спустя она прогнала его сына и сумела нажить немалое достояние, в одиночку воспитывая своих детей. Графиня Потоцкая умерла в 1822 году, окружённая «почётом и уважением» [50].
Сашенька Браницкая удалилась в свои имения, где занялась преумножением бессчётных богатств. «Мне неизвестна точная цифра, – говорила она, – но должно быть, у меня около двадцати восьми миллионов». Она прожила великолепную жизнь почти что царственной особы и застала смену эпох. Свидетельница последнего вздоха Потёмкина стала «носительницей его славы». В зрелые годы она оставалась такой же грациозной, стройной и свежей, но неизменно носила длинные платья в екатерининском стиле, подчёркивая свою талию поясом с крупной пряжкой. В одном из имений Браницкая устроила усыпальницу в память Потёмкина и заказала свой портрет с его бюстом на заднем плане. Её дважды посещал Александр I и пожаловал придворное звание обер-гофмейстерины. Даже спустя двадцать лет после смерти Екатерины поражённый Вигель увидел, что знатные дамы подходят к руке Браницкой, словно она была великой княгиней, и та «без всякого затруднения и преспокойно» подаёт им руку., Она скончалась в возрасте 84 лет в 1838 году, во времена правления английской королевы Виктории, к тому времени её дети уже обзавелись собственными польскими и русскими аристократическими семьями [51].
Потёмкинский «ангел» графиня Скавронская после смерти своего супруга-меломана получила долгожданную свободу и вышла замуж по любви – за итальянского рыцаря Мальтийского ордена, графа Джулио Литту [52]. Младшая из сестёр Татьяна, вдова Михаила Потёмкина, сочеталась браком с князем Николаем Юсуповым, потомком татарского хана по имени Юсуф; супруг был значительно старше её и, по слухам, владел целой деревней любовниц-крепостных. Брак княгини Юсуповой оказался несчастливым, но подобно своему дядюшке она обзавелась большой коллекцией драгоценностей, в том числе приобрела серьги Марии-Антуанетты, алмаз «Полярная звезда» и диадему сестры Наполеона Каролины Мюрат. Последний представитель княжеского рода, Феликс Юсупов, участник убийства Распутина, гордился своим родством со светлейшим князем [53].
Образу жизни Потёмкина созвучны судьбы двух его внучатых племянниц. Дочь Браницкой Елизавета вышла замуж за князя Михаила Воронцова, сына Семёна Воронцова, потёмкинского недруга. Ранние годы Михаила прошли в Англии, и он вырос флегматичным и бесстрастным милордом. Он стал наместником Новороссии и Кавказа, как и двоюродный дедушка его жены. Ходили слухи, что Элиза унаследовала тайную брачную запись о венчании Потёмкина и Екатерины и якобы выбросила её в Чёрное море – что было бы как нельзя более подходящим жестом. «Милорд» Воронцов не смог обуздать нрав своей кокетливой и манерной княгини. У нее был тайный роман с одним из ее кузенов Раевских, когда в 1823 году она познакомилась с Александром Пушкиным, который прибыл изгнанником в Одессу. Родство с Потёмкиным усилило её привлекательность в глазах поэта: он был знаком с потёмкинскими племянницами и записал истории, которые они рассказывали. Он влюбился в княгиню Воронцову. В своих стихотворениях он намекал на их любовные встречи на черноморских пляжах. Существуют предположения, что она была прототипом многих его женских образов, в том числе и Татьяны в «Евгении Онегине». В стихотворении «Талисман» есть следующие строки: «Там, где море вечно плещет / На пустынные скалы / ‹…› Там волшебница, ласкаясь, / Мне вручила талисман». Этим талисманом было кольцо с гравировкой на иврите.
Воронцов положил конец этой любовной истории, выслав Пушкина из города. Поэт отомстил князю, написав на него эпиграмму; возможно также, что именно Пушкин был отцом дочери Воронцова Софии, которая родилась через девять месяцев после его отъезда. Таким образом породнились Пушкин и Потёмкин. Когда в 1837 году поэт погиб на дуэли, при нём всё ещё был тот самый талисман [54].
Дочь Скавронской по имени Екатерина приобрела скандальную известность во всей Европе. Её прозвали «обнажённым ангелом» за привычку носить прозрачные, похожие на вуаль платья, и «le Chat Blanc» – «Белой кошечкой» – за чувственные аппетиты. Она вышла замуж за героического генерала Петра Багратиона. Её лицо, подобно чертам её матери, была ангельски прекрасно, кожа белоснежна, глаза невероятной голубизны, а волосы спускались на плечи водопадом золотых локонов. В 1802 году в Дрездене она стала любовницей Меттерниха и родила от него дочь Клементину, которая таким образом оказалась родственницей и Потёмкину, и «кучеру Европы». Гёте повстречал Екатерину в Карлсбаде и был охвачен восхищением, а она тем временем завела роман с принцем Людвигом Прусским. После смерти Багратиона в Бородинском сражении она отправилась щеголять и баловаться политическими делами на Венском конгрессе в 1814 году. Она ввязалась в безрассудное соперничество с герцогиней Саган за благосклонность царя Александра I: женщины поселились в двух разных крыльях дворца Палм. Австрийские полицейские, шпионившие за ней даже в её венской спальне, сообщали, что её «практические познания» невероятны. Затем Белая кошечка уехала в Париж, где прославилась склонностью к беспорядочным связям, прекрасным экипажем и потёмкинскими бриллиантами. В 1830 году она стала супругой английского генерала и дипломата лорда Хоудена. Трогательная деталь: когда тридцать пять лет спустя она приехала навестить старого Меттерниха в его изгнании в Ричмонде, его дочь не могла удержаться от смеха, поскольку «Ангел», будучи уже в годах, всё ещё носила те же прозрачные платья, в которых когда-то покоряла сердца европейских принцев. Екатерина скончалась в 1857 году, но её дочь Клементина, которая росла в доме Меттерниха, умерла молодой [55].
И наконец, дочь Самойлова София вышла замуж за сына графа Бобринского, таким образом смешав кровь Екатерины, Орловых и Потёмкиных [56].
В 1905 году в Одессе произошло восстание матросов на броненосце «Князь Потёмкин-Таврический» – первый из вооружённых мятежей начавшейся революции. Эти события вдохновили Эйзенштейна на съёмки фильма, и сама фамилия Потёмкина, казалось бы, столь близкая к царской власти, стала символом большевизма[164]. Одесская Ришельевская лестница была переименована в Потёмкинскую, и теперь памятник французскому герцогу смотрит на уходящие вниз ступени, названные в честь «выдающегося человека», которым он так восхищался. Таврическому дворцу суждено было стать «лоном, цитаделью и могилой русской демократии»[165]. Именно там 6 января 1918 года прошло первое заседание Всероссийского учредительного собрания, первого по-настоящему демократического парламента в русской истории (следующий соберётся лишь в 1991 году). Члены собрания в присутствии Ленина и пьяных красногвардейцев встретились в первый и последний раз в Колонном зале дворца, где Потёмкин когда-то встал на колени перед Екатериной. Когда Ленин покинул собрание, красногвардейцы вышвырнули парламентариев и заперли Таврический дворец. В настоящее время во дворце проходят заседания Межпарламентской ассамблеи государств-участников СНГ, и в обители человека, который присоединил новые земли к Российской империи, теперь руководят процессами дезинтеграции [58].
И конечно же, в повседневный обиход вошла фраза «потёмкинские деревни».
Двадцать третьего ноября 1791 года в Херсон прибыли не все останки Потёмкина. Когда великих людей бальзамировали, их внутренние органы хоронили отдельно. Особенно важным было место захоронения сердца. В примеру, в начале того же года на торжественных похоронах Мирабо сердце покойного пронесли по улицам Парижа в свинцовом ящичке, украшенном цветами [59].
Считается, что внутренние органы Потёмкина захоронены в церкви Вознесения в монастыре Голия в Яссах. В самом храме нет никаких примет захоронения, однако даже спустя столетия, после того, как королевство Румыния сменилось коммунистическим режимом, а тот – демократическим, некоторые знающие люди всё ещё помнят, что останки Потёмкина покоятся в золотом ящике под покрытой ковром каменной плитой, лежащей перед обитым красным бархатом средневековым троном молдавского господаря. Мозг, замысливший королевство Дакию, нашёл своё пристанище под портретом бородатого молдавского князя Василия Волка, облачённого в кафтан золотого, белого и красного цветов и в шляпу с тремя перьями [60].
Родственники Потёмкина не забыли о том месте среди бессарабских холмов, где погиб светлейший князь, а казак Головатый вонзил в землю своё копьё [62]. В 1792 году Самойлов распорядился поставить там небольшой квадратный обелиск в классическом стиле и выгравировать на нём надпись с датой смерти Потёмкина. Белый камень, из которого был сделан обелиск, и весь его облик так напоминают фонтан в Николаевском дворце, что можно заключить, что обелиск делал тот же мастер – сам Старов. Позднее, в начале XIX века, наследники Потёмкина воздвигли десятиметровую пирамиду из тёмного камня со ступенями, ведущими на её вершину