Крымское ханство (на Западе их знали как крымских татар) в 1782 году уже казалось архаическим государством – последним оплотом монгольской цивилизации. Крымская династия Гиреев была второй по значению Османской империи, поскольку вела свою родословную от самого Чингисхана и могла похвастаться более знатным происхождением, чем Османский дом. Если Рим и Византия представляли две из трех международных линий наследования императорской власти, то третьей была династия Чингизидов. Ей принадлежали земли в Анатолии, где османы держали в заключении потенциальных претендентов на престол – это была своего рода «золотая клетка» для Гиреев. Если бы вдруг род Османов прекратился, то подразумевалось, что Чингизиды Гиреи станут их наследниками. Они всегда были скорее союзниками, чем подданными.
Ханство было основано в 1441 году, когда Хаджи Гирей смог вывести территории из состава Золотой Орды и объявил себя первым ханом Крыма и черноморских берегов. Его преемник Менгли Гирей признал верховную власть османского султана, и с тех пор эти государства сосуществовали в напряженных, но уважительных союзнических отношениях. Татары охраняли Черное море, защищали северные турецкие границы и поставляли светловолосых рабов-славян для продажи в константинопольские публичные дома и на галеры. Удалось подсчитать, что с 1601 по 1655 год они захватили больше 150 000 рабов. Их армии в 50 000 – 100 000 конников держали под контролем восточные степи, совершая набеги на Московскую Русь всякий раз, когда на невольничьих рынках нужны были новые рабы. Они были вооружены квадратными луками длиной в шесть футов и стрелами длиной в два фута, мушкетами, пистолетами с лазурными и изумрудными вставками и круглыми богато украшенными щитами. Вплоть до XV века ханы-Чингизиды собирали дань с русских царей и польских королей. Гиреи верили, что их род в своем величии не имеет себе равных. «Его императорское светило воссияло над великолепным горизонтом», – начертал один из ханов в Бахчисарайском дворце, где ханы обитали в своих сералях под охраной 2 100 секбанов (константинопольских янычар) как уменьшенные копии Великого Турка. «Блистательный крымский трон озарил своим ярким сиянием весь мир».
На протяжении трех столетий татарское государство было одним из самых влиятельных в Восточной Европе, а их конница, вероятно, лучшей среди европейских держав. Их земли не ограничивались Крымом: во времена своего расцвета в XVI веке господство татар простиралось от Трансильвании и Польши до Астрахани и Казани, и их границы проходили на полпути от Бахчисарая до Москвы. Даже при Потёмкине ханскую власть признавали на огромной территории – от кубанских степей на востоке до Бессарабии на западе, от самых дальних крымских мысов до Запорожской Сечи, иными словами, «в тех землях, которые отделяют Российскую империю от Черного моря». Татарские ханы нередко объединялись с Литвой против Московской Руси, а в XVI веке даже добрались до московского посада и сожгли его [1]. Но у их государства была своя ахиллесова пята – ханы не наследовали власть, а избирались. Гиреям подчинялись мурзы – татарские семьи, которые тоже вели свой род от монголов; они избирали одного из Гиреев ханом, а другого – его прямым наследником, калгаем (причем он не обязательно должен был приходиться хану сыном). Более того, существенную часть ханских подданных составляли непокорные кочевники – ногайские татары. Поэтому полноценную власть хан получал лишь во время войн [2].
Барон де Тотт, французский советник османов, был отправлен в Крым, где вместе с ханом в сопровождении 6000 всадников наслаждался прогулками верхом и охотой с соколами и гончими. Когда в 1768 году Блистательная Порта объявила России войну, хан Кырым Гирей встал во главе стотысячной армии и вместе с Тоттом поскакал навстречу русским войскам на бессарабско-польской границе, где как раз служил молодой Потёмкин. Когда Кырым Гирей скончался (вероятно, он был отравлен), татары сделали остановку в Бессарабии, чтобы избрать нового хана Девлета Гирея, и барон де Тотт был одним из последних свидетелей архаичного очарования монархии Чингизидов: «В шляпе, украшенной двумя плюмажами, усеянными алмазами, с луком и колчаном через плечо, предшествуемый гвардией и многими лошадьми, которых холки были украшены плюмажами, сопутствуемый знаменем пророка и всем своим двором, хан въехал в город и направился во дворец; там, в зале Дивана, сидя на троне, он принимал знаки покорности от всех вельмож». Этот величественный военный церемониал кочевников сопровождался нелепыми представлениями «множества оркестров, актеров и шутов». Отправляясь на войну, хан, подобно своим монгольским праотцам, восседал в шатре, «изнутри обитом красным сукном» [3].
Первые набеги увенчались успехом, однако впоследствии Русско-турецкая война стала катастрофой для крымских татар. Девлет Гирей в своем красном шатре не избегнул печальной участи, и ему на смену пришел менее влиятельный правитель. Тотта отозвали в Константинополь, но увы, татарская армия осталась на Дунае вместе с основными османскими силами, поэтому в 1771 году, когда Василий Долгорукий занял Крым, они не смогли защитить свои земли. Как мы видели, из-за Пугачевского восстания и дипломатических обстоятельств к 1774 году Россия не смогла сохранить все свои военные приобретения. Но при заключении Кючук-Кайнарджийского мира Екатерина по разумному совету Потёмкина настояла на том, чтобы татары получили независимость от султана, который сохранил лишь номинальную религиозную власть над ними в качестве халифа. Эта «независимость» принесла новые беды.
У трагедии Крыма было лицо и имя. Калгай Шахин Гирей (или, как называла его Екатерина, татарский «дофин») в 1771 году во главе крымской делегации отправился в Петербург. «У него славный характер, – писала Екатерина Вольтеру, – он пишет стихи по-арабски… когда ему будет позволено смотреть на танцующих девушек, он собирается присоединиться к моим вечерним встречам по воскресеньям». Шахин был не только хорош собой, но и получил хорошее образование в Венеции. Россия приняла решение возвести его на ханский престол, когда крымские татары согласились на свою независимость от Стамбула, подписав Карасубазарский мирный договор в ноябре 1772 года. В этом году Шахин Гирей покинул российскую столицу, получив 20 000 рублей и золотой меч [4]. Однако Османская империя не признала независимость Крыма, несмотря на свое формальное согласие, закрепленное в Кючук-Кайнарджийском договоре и Айналы-Кавакской конвенции. Они передали противникам Кинбурн на Днепре и две свои крепости на Азове, но сохранили крепость Очаков, откуда могли угрожать русским, занявшим земли между Днепром и Бугом.
В апреле 1777 года Шахин Гирей был избран ханом. Русский двор слишком увлек его, а внешний лоск западной образованности не смог скрыть его политическую несостоятельность, невежество в военных вопросах и безудержную жестокость. Словно исламский Иосиф II – за вычетом его филантропии, – Шахин при поддержке армии наемников под предводительством польского дворянина принялся за создание просвещенной деспотии. Тем временем русские поселили 1200 примкнувших к ним в ходе войны греков в городе Еникале на Азовском море – эти «албанцы», как их называли, вскоре вступили в конфликт с татарами. Когда османы направили флот с одним из бывших ханов, чтобы тот занял место Шахина, татары взбунтовались, и Шахину снова пришлось бежать. В феврале 1778 года Потёмкин приказал готовить еще одну военную операцию, а османы в это время сделали нелепое заявление о том, что Шахин – иноверец: ведь он «спит на кровати, сидит на стуле и не возносит надлежащих молитв» [5]. Восстановленный на престоле хан настолько заблуждался относительно своих политических возможностей, что, если верить Потёмкину, считал себя крымским Петром Великим и так жестоко расправлялся с противниками, что шокировал даже русских. Екатерина надеялась, что хан извлечет урок из своих ошибок.
И все же Потёмкин постарался ослабить Крымское ханство. Его экономика зависела от православных народов – греческих, грузинских и армянских садоводов и торговцев. Рассерженные на «албанцев» и подстрекаемые муллами и польскими наемниками Шахина Гирея татары ополчились против христиан. В 1779 году русские под руководством генерала Александра Суворова помогли бежать 31 098 христианам, которые, вероятно, были рады спастись из этого мусульманского хаоса и найти убежище в православной империи. Россия обещала им экономические привилегии, но на деле их исход обернулся настоящим маршем смерти. О жилищах для них никто не позаботился, и многие погибли в пути. Ответственность за эту трагедию лежит на плечах Потёмкина и Румянцева-Задунайского, осуществлявших политическоее и военное руководство этой операцией. Однако Потёмкин все же смог расселить большинство беженцев в Таганроге и в своем новом городе Мариуполе. Для империи это был успех: оставшись без торговых связей и сельского хозяйства, Шахин оказался перед риском разорения и мог рассчитывать лишь на щедрость русских. Летом 1782 года его братья подняли восстание, и когда он вновь бежал и стал молить Россию о помощи, то ханом избрали одного из братьев, Бахадыра Гирея. Но его правление было недолгим.
Потёмкину, который получил теперь полную власть на юге, потребовалось всего шестнадцать дней, чтобы от Балтики примчаться к Черному морю. Он скакал со скоростью самых быстрых гонцов и с досадой писал Екатерине о «неприятных спутниках, худой погоде, дурных дорог[ах] и нехороших лошадях» [6]. Неприятным спутником был, скорее всего, майор Семпл. Потёмкин расспрашивал его об армиях Западной Европы, и этот жулик позднее заявлял, что давал Потёмкину советы насчет военных реформ, хотя нужно сказать, что потёмкинские идеи родились еще до прибытия Семпла и получили свое воплощение уже после его отъезда. Мошенник вскоре истощил терпение князя. Всю дорогу Потёмкин и Екатерина обменивались сердечными письмами. Ей хотелось узнать, как обстоят дела в Крыму, но вместо этого она писала ему о болезни Катеньки Скавронской. Ланской навестил ее и затем сообщил Екатерине и Потёмкину, что Катеньке становится лучше. Таким было распределение ролей в их необычной семье [7].