Разрушение Запорожской Сечи обычно считается одним из главных преступлений Потёмкина – особенно в современной Украине, где Сечь называют началом украинской государственности. Но после истории с Пугачёвым и Сечь, и другие казачьи войска были обречены: на их территории царили беспорядки, земля не обрабатывалась, к тому же они перегораживали русским путь к Чёрному морю. Переселив их, Потёмкин получил возможность аннексировать Крым. Князя обвиняют в том, что он изъял реликвии из запорожских церквей и раздал земли своим приближённым, однако надо отметить, что он не присутствовал там лично и приказал генералу Текели составить опись всего храмового имущества и передать его Церкви [14]. (К тому же большинство драгоценностей в этих храмах было краденым.) После аннексии главной задачей были раздел и обработка земель. Он поселил на этой территории греков, которые служили у Орлова-Чесменского, а затем государственных крестьян из русской глубинки и велел построить крепости, чтобы обеспечить им защиту. Один современный историк заявил, что именно возделывание степных земель обеспечило России ресурсы и пропитание, необходимые для победы над Наполеоном в 1812 году [15].
Тридцать первого мая 1778 года Екатерина одобрила предложенный Потёмкиным план строительства черноморского порта под названием Херсон – звучное название намекало на неоклассицистские и православные мечты о Херсонесе. Возникновение этого города стало возможно благодаря миру с Турцией и ликвидации Запорожья [16]. Началось строительство верфей. Со всей империи свезли лучших плотников. Двадцать пятого июля князь назначил губернатором одного из офицеров Адмиралтейства – Ивана Абрамовича Ганнибала. Вероятно, Потёмкина привлекла необычайная история этого человека и его связь с Петром Первым.
Иван был мулатом, сыном знаменитого арапа Петра Великого, Абрама Ганнибала, абиссинского принца, которого купили в Стамбуле в подарок царю, а тот усыновил его. По понятным причинам царь назвал его именем противника Сципиона, дал ему образование, способствовал его продвижению по службе и стал крёстным его сына Ивана. Пушкин, написавший неоконченный роман «Арап Петра Великого», был внучатым племянником Ивана Абрамовича. Дед Пушкина Осип Ганнибал дурно исполнял отцовские обязанности, и поэтому мать поэта выросла в доме первого потёмкинского губернатора Херсона. Иван Ганнибал, как и Пушкин, гордился своим происхождением. Когда в 1801 году он скончался, на его надгробии начертали: «Зной Африки родил, хлад кровь его покоил, России он служил, путь к вечности устроил». Его портрет выставлен в Херсонском государственном историческом музее; от отца он унаследовал тёмную кожу и благородные абиссинские черты, а от русской матери – прямые волосы и коренастую фигуру. Екатерина приказала Ганнибалу приняться за неподъёмную задачу.
Первый город Потёмкина замышлялся как основной порт для его нового Черноморского флота, который пока размещался только в небольших российских портах на Азовском море, а также как склад для нужд средиземноморской торговли. Выбрать место для этого порта было непросто: приобретения России в 1774 году обеспечивали империи весьма узкий проход к Чёрному морю – в устье Днепра, одной из великих русских рек, которая впадала в Чёрное море через неширокий и мелкий Лиман. На краю Лимана, на Кинбурнской косе, Потёмкин построил маленькую крепость. Однако на другом берегу стоял город-крепость Очаков, принадлежавший османам и позволявший им контролировать всю дельту реки. Невозможно было найти подходящее место для гавани, защищённое от врага. Морские инженеры предлагали Глубокую пристань, но её не удалось бы укрепить, поэтому Потёмкин выбрал место выше по течению Днепра, где уже стояла крепость Александершанц. Посреди реки был остров, который защищал порт и верфи. Из-за порогов Днепра к крепости не удавалось подойти без судоподъёмных понтонов, а отмели затрудняли путь от города к морю. Хуже того, Херсон располагался среди знойных степей и болот и в тысяче вёрст от пригодных для судостроения лесов, к тому же здесь были большие трудности с пропитанием.
Потёмкин сумел преодолеть все эти серьёзнейшие препятствия и построить свой город. Никто в Петербурге не верил, что это возможно. Неспроста Екатерина писала ему: «Без тебя Херсон не будет построен». Зависть, которая разрушит репутацию Потёмкина, зародилась ещё до того, как был заложен первый камень. «Заложение Херсона весьма прославляется, – ворчал Завадовский. – Вещь обычная, но автор своё дело любит и возвышает» [17]. Он был прав: Потёмкин фактически воздвиг город силой мысли и безжалостно торопил Ганнибала. К августу губернатор собрал двенадцать бригад и закупил лес в верховьях Днепра, в Белоруссии и Польше; брёвна должны были сплавить в Херсон по реке.
Потёмкин нанял не менее пятисот плотников и тысячи рабочих, основал судостроительные верфи и разработал план города. Кили первых военных судов были сделаны в мае 1779 года, к 1781 году были готовы ещё два киля. Светлейший князь решил приобщить к делу солдат, которые выстроили для себя бараки – сперва из глины и прутьев, затем из дерева. Потом Потёмкин привёз тысячу заключённых и отрядил их работать в каменоломнях [18]. Также князь сделал купцу Фалееву предложение, изменившее всю судьбу торговца: он убедил его провести подрывные работы на днепровских порогах в обмен на обещание грядущих выгод от херсонской торговли. Фалеев, который уже вложил в строительство много средств, взялся и за это масштабное задание. Потёмкин доставил порох. К 1783 году Фалееву удалось освободить для барж путь в Херсон. Князь отблагодарил его, пожаловав чин майора и дворянство [19].
Недоброжелатели Потёмкина заявляли, что строительство шло медленно и не слишком качественно, и история прислушалась к этим голосам. К счастью, знатные иностранцы, посещавшие Петербург во время своего Большого тура, встречались с Потёмкиным, который всегда советовал им посетить Херсон. В числе первых гостей был брат философа-утилитариста Иеремии Бентама, молодой английский инженер Сэмюэль Бентам, который в будущем целых пять лет будет работать на Потёмкина. Посетив Херсон в 1780 году, он увидел, что выстроены уже 180 домов и на воду спущены один снаряжённый 64 пушками линкор и пять фрегатов. Сэмюэль был восхищён: «Когда два года назад он выбирал место для строительства, здесь не было ни единой хижины». Он отметил, что лес отправляли вниз по реке из польского города, который позднее приобретёт печальную известность – Чернобыля [20].
Следующий этап строительства города открылся взору другого отважного англичанина, друга Сэмюэля Бентама Реджинальда Пола Кэрью, выпускника Оксфорда и корнуэльского землевладельца, которому в то время было почти тридцать лет. Это был представитель того типа молодых людей, который впоследствии примет активное участие в Большой игре. Потёмкин опекал Пола Кэрью и показывал ему свои имения и фабрики под Петербургом, а затем гость отправился на юг. Пока еще не опубликованные записки Пола Кэрью свидетельствуют о том, что он то ли сочинял книгу, то ли занимался любительским шпионажем. Когда он прибыл в Херсон, там уже стояли три сотни домов. За исключением девяти солдатских полков «город в основном населён польскими евреями и греками… Солдаты, моряки, крестьяне – все участвуют в строительстве», однако путешественник заметил, что укрепления возводились в спешке «из страха прогневать высшие власти» [21]. Таковы были его искренние впечатления, но он тактично сообщил Потёмкину, что «то, что я вижу, превосходит самые смелые ожидания» [22].
Потёмкин намеревался бурно развивать торговлю в своём наместничестве. В 1781 году Пол Кэрью вёл переговоры о возможном торговом сотрудничестве с Ганнибалом и с двумя херсонскими магнатами – Фалеевым и французом Антуаном. Фалеев основал «Черноморскую кампанию» для торговли с османами и вскоре спустил на воду свой фрегат «Борисфен». Он также учредил коньячный завод для трёх потёмкинских губерний и поставлял мясо для солдат: Пол Кэрью полагал, что тот выручает никак не меньше пятисот тысяч рублей в год. Кэрью перечислил товары, которые хорошо продаются в Херсоне: воск, камень, пенька, лес [23]; торговые возможности казались ему привлекательными. «Пишет Вам херсонский буржуа», – начинает он одно из писем Потёмкину [24].
Антуан Марсельский, позднее барон де Сен-Жозеф, был корабельным магнатом. Приехав в Петербург, он предложил князю создать в Херсоне свободный торговый порт. Потёмкин пришёл в восторг [25] и обратился к Екатерине с тем, чтобы «уничтожить внутренние таможенные зборы Крымские и учинить разсмотрение о внешних» [26]. Как бы ни был князь увлечён Англией, он понимал, что Франция контролирует Средиземноморье из Марселя, и эта затея повлечёт за собой политические последствия. В 1786 году Антуан сказал Потёмкину, что в прошлом году одиннадцать его французских кораблей прибыли из Марселя [27].
Тем не менее строительство Херсона стало крайне непростой задачей. Когда Потемкину предоставлялась такая возможность, он контролировал каждую мелочь. Третьего августа 1783 года он пишет своему херсонскому инженеру полковнику Гаксу: «Вторично подтверждаю вам усугубить старание ваше к совершенному окончанию начатого в Херсони строение Гошпиталя…» Письмо от 14 октября гласит: «Я удивляюсь, что вместо окончания Гошпиталя, о коем вы меня уверили, выходит, что он и не зачат ‹…› Мне и то странно, что после донесения мне о строениях оныя иногда отменяются без моего ведения». Иными словами, если при строительстве Херсона имело место мошенничество, то Потёмкин оказался его жертвой – впрочем, ведь он не мог следить за всеми работами одновременно. Спустя неделю он приказал Гаксу построить две бани для борьбы с чумой: «одна могла служить для совершенно здоровых, другая же для слабых ‹…› Строение пивоварен не должно также быть упущено». Но Ганнибал и Гакс попросту не выполняли приказы. Потёмкин был разочарован. В феврале следующего года он уволил Гакса и назначил вместо него полковника Николая Корсакова, талантливого инженера, учившегося в Британии. Потёмкин выделил ему годовой бюджет в объёме 233 740 рублей, велел, чтобы всё было закончено «в краткое время», и высказал пожелания о «прочности и наружном благолепии» зданий [28]. Князь самолично утвердил каждый план и оформление каждого фасада, от школы до особняка архиепископа и его собственной резиденции, и город наконец начал приобретать свои очертания.