В день отплытия, пока галеры были все еще у берега, Екатерина пригласила пятьдесят гостей на обед на борту специальной «обеденной» галеры. В три часа дня флот отплыл и направился вниз по течению. Семь галер в сопровождении восьмидесяти меньших по размеру судов, на которых размещалось тысяча человек прислуги, представлял собой необычную флотилию. В шесть часов некоторые из гостей отправились на корабль императрицы ужинать, в последующие дни путешествия это стало традицией.
Под голубым небом, по сверкающей от солнца реке, раскрашенные гребные суда ритмично опускали весла в реку, и «флот Клеопатры», как назвал его Линь, двигался по Днепру. Путешествие по великой реке было привычным для России способом передвижения, но никто еще не видывал подобного великолепия, и толпы людей собирались на берегах, наблюдали за вереницей судов и махали вслед проплывавшим кораблям. Флот следовал мимо лугов, на которых цвели дикие цветы, паслись стада коров и овец, мимо деревень, а недавно выкрашенные крыши домой и церквей блестели на солнце. Пока большие галеры проплывали мимо, рой маленьких лодок сновал между ними, перевозя посетителей с одной галеры на другую, а также доставляя вино, еду и музыкантов, которые играли во время трапез и вечерних концертов. Днем Екатерина лежала на палубе галеры под шелковым навесом. Для ее гостей и других пассажиров, не являвшихся прислугой императрицы, утро было свободным, путешественники навещали друг друга, обсуждали дела, сплетни, играли в карты. К полудню галера императрицы выстреливала из пушки – это был сигнал, приглашающий к обеду; иногда лишь с десяток гостей направлялись на ее галеру; когда же гостей было больше пятидесяти, они плыли на специальную обеденную галеру. Часто флотилия останавливалась, суда вставали на якорь, и пассажиры могли устроить пикник или просто погулять по берегу.
Через шесть дней флот добрался до Канева, где восточный берег Днепра был русским, а западный принадлежал Польше. Здесь Екатерину встретил Станислав Понятовский, которого она сделала королем Польши. Эти двое не виделись с 1759 года, и со времени их последней встречи прошло двадцать восемь лет. Даже теперь Станислав, которому уже исполнилось пятьдесят шесть, все еще оставался красивым, утонченным человеком с прекрасными манерами и таким же благожелательным и слабохарактерным, как прежде. Екатерина забеспокоилась. Ей было пятьдесят девять лет, и она знала, как годы повлияли на ее внешность, поэтому без воодушевления ждала встречи с бывшим любовником.
Когда флот встал на якорь в Каневе, короля привезли на галеру Екатерины. В то утро было ветрено и шел дождь, и одежда короля вся промокла к тому времени, когда он поднялся на борт. Екатерина оказала ему королевские почести, а Станислав отвечал ей с прежней утонченностью. Как королю ему, согласно польской конституции, было запрещено покидать территорию Польши, поэтому он приехал инкогнито. Поклонившись тем, кто встречал его на палубе, он сказал: «Господа, король Польши попросил меня поручить графа Понятовского вашей заботе».
Екатерина была холодна. Теперь Станислав казался ей скучным, его манеры слишком изящными, его комплименты чересчур претенциозными и многословными. Екатерина писала Гримму: «Прошло уже тридцать лет с тех пор, как я в последний раз видела его, вы можете себе представить, как мы оба изменились». Она представила Понятовского своим министрам и иностранным гостям, а затем с чопорным видом удалилась вместе с ним для получасового разговора с глазу на глаз. Когда они вернулись, Екатерина держалась скованно, а ее глаза были печальны. Во время обеда Сегюр сидел напротив императрицы и короля и позже написал: «Они мало разговаривали, но наблюдали друг за другом. Мы слушали великолепный оркестр и пили за здоровье короля под артиллерийские залпы». Перед отбытием король встал из-за стола, но не смог найти свою шляпу. Екатерина передала ему шляпу. Станислав поблагодарил ее и, улыбнувшись, сказал, что это уже второй головной убор, который она ему вручает, первым была польская корона.
Понятовский пытался убедить ее продлить свой визит и погостить у него несколько дней, однако ему не удалось этого сделать. Он уже организовал праздничные обеды и балы в ее честь во дворце, построенном специально для этого случая. Екатерина отказалась, решив, что их встреча не должна длиться дольше одного дня. Станиславу сказали, что ей необходимо встретиться с императором Иосифом II в Херсоне, находившимся вниз по течению реки, император ждал ее, и она не могла изменить расписание. Потемкин, которому нравился Станислав, испытывал раздражение и предупредил Екатерину, что ее отказ может пошатнуть положение короля Польши. Но Екатерина была непреклонна: «Я знаю, наш гость хотел, чтобы я осталась здесь еще на день или два, но вы сами знаете, что это невозможно, учитывая мою предстоящую встречу с императором. Сообщите ему деликатно и вежливо, что я не могу менять свой маршрут. Более того, как вы знаете, я не люблю любые изменения в планах». Когда Потемкин продолжил спорить, она стала раздражительной: «Ты сам знаешь, что по причине свидания с Императором сие сделать нельзя. И так, пожалуй, дай ему учтивым образом чувствовать, что перемену делать в моем путешествии возможности нету. Да сверх того всякая перемена намерения, ты сам знаешь, что мне неприятна». Чтобы успокоить Потемкина, она разрешила его гостям присутствовать на первом балу Станислава, который давали тем же вечером, но сама осталась на галере и наблюдала с палубы фейерверк вместе с Мамоновым. На следующее утро галеры отплыли. Екатерина сказала Потемкину: «Король мне наскучил». Она никогда больше не видела Станислава.
Между тем Иосиф уже прибыл в Херсон и ожидал там императрицу. Иосиф предпочитал путешествовать налегке и снова отправился в путь под именем графа Фалкенштейна. С небольшим багажом в компании единственного конюшего и двух слуг он обычно быстро добирался до пункта своего назначения. В Херсоне он подождал некоторое время императрицу, а затем решил двинуться вверх по реке, чтобы встретить Екатерину в Кременчуге, где флот из галер должен был замедлить ход около первого из порогов Днепра. Когда галеры прибыли в Кременчуг, Екатерине сообщили, что граф Фалкенштейн ожидает ее в Херсоне. Вскоре пришла следующая новость: он уже двинулся в путь и направился в Кременчуг. Не желая быть застигнутой врасплох, Екатерина быстро сошла на берег и в карете поспешила навстречу союзнику. Они встретились на дороге, а после вместе поехали в ее карете и вернулись в Кременчуг, находившийся неподалеку. Присоединившись к путешественникам, Иосиф настоял на сохранении своего инкогнито, присутствовал на приеме вместе с другими придворными, где был представлен как граф Фалкенштейн. Он был рад видеть своего друга и командующего армией Линя, а также нашел нового друга – Сегюра. Иосиф с восхищением говорил с французским послом о необычайно энергичной женщине, которая стала его союзницей и была на десять лет старше его. В адрес Мамонова он высказал лишь несколько комплиментов: «Новый фаворит хорош собой, – писал Иосиф, – но не производит впечатления умного человека. Складывается впечатление, что его пугает собственное положение, и он кажется всего лишь испорченным ребенком».
Проведя в Кременчуге сутки, Екатерина и Иосиф покинули придворных, предоставив им сомнительное удовольствие преодолевать пороги Дона на галерах, а сами в карете отправились к Екатеринославу, возведением которого занимался Потемкин. Там в присутствии Иосифа Екатерина положила первый камень в основание нового городского собора. Император, сомневавшийся, стоит ли строить большую церковь до того, как город отстроен и заселен жителями, писал другу в Вену: «Сегодня я совершил большое дело. Императрица положила первый камень в фундамент новой церкви, а я – последний».
Когда галеры благополучно преодолели пороги, оба правителя снова сели на корабль и добирались до Херсона уже по воде. Девятью годами ранее, когда Потемкин только выбирал это место, находившееся в двадцати милях от Черного моря, Херсон был всего лишь маленьким поселком на болотах. Теперь же он превратился в город-крепость с двумя тысячами белых домов, прямыми улицами, раскидистыми деревьями, цветущими садами, церквями, административными зданиями, и бараками, в которых размещалось двадцать тысяч человек. На улицах было много людей, магазины ломились от продуктов, процветающая судоверфь с пакгаузами были возведены вдоль набережной, а два полностью построенных линейных корабля и один фрегат готовились к спуску на воду. Более сотни кораблей, многие из которых были русскими, стояли на якоре в порту. 15 мая Екатерина и Иосиф участвовали в спуске на воду трех кораблей, включая линейный корабль «Владимир» и мощный линейный корабль с восемьюдесятью пушками, названный «Святым Иосифом».
Близость Турции волновала мысли обоих правителей. Они видели арку, которую возвел Потемкин у входа в город и на которой была выгравирована провокационная надпись на греческом: «Дорога на Византию». Они встретились с Яковом Булгаковым, русским послом в Константинополе, который прибыл, чтобы отчитаться перед императрицей и сообщить ей о том, что им с Потемкиным уже было известно: Османская империя так и не признала присоединение Крыма и наличие для России выхода к Черному морю. Турки лишь выжидают удобный момент, предупредил ее Булгаков. Екатерина и Потемкин понимали, что в ближайшие два года Россия будет еще не готова к войне, и поэтому велели Булгакову приложить все усилия, чтобы сохранить в течение этого времени мирные отношения.
Сама Екатерина теперь должна была соблюдать осторожность. Изначально она надеялась проплыть по всему Днепру и из Херсона по устью реки направиться к Черному морю. Турки воспрепятствовали ее намерениям совершить последний этап путешествия по реке, послав четыре военных корабля и десять фрегатов в устье реки. Это послужило напоминанием о том, что Днепр еще не являлся полностью открытой рекой.
Несмотря на разочарование, Екатерина намеревалась произвести впечатление на своего царственного союзника и иностранных послов и взяла их с собой в поездку по Крыму. Покинув Херсон 21 мая, они продолжили путешествие по суше в каретах. Оказавшись в степи, Иосиф был потрясен, когда неожиданно перед ними в облаке пыли появились двенадцать сотен татарских всадников; это были кочевники, чьи земли лишь недавно присоединились к империи, однако они уже были преданы Екатерине и готовы служить ей почетной охраной. Пораженный зрелищем Иосиф покинул в сумерках лагерь и вместе с Сегюром совершил прогулку по степи, простиравшейся до самого горизонта. «Какая необычная земля, – сказал император, – и кто мог ожидать, что я вместе с Екатериной Второй, французским и английским послами буду путешествовать по татарской пустыне? Какая замечательная страница в истории!»