В 80-е годы восемнадцатого века Радищев начал писать книгу «Путешествие из Петербурга в Москву». В 1790 году он напечатал несколько экземпляров в частной домашней типографии. Как того и требовалось, он отнес одну из книг главному полицейскому цензору в Петербурге. Чиновник взглянул на название книги, решил, что это путевые заметки, одобрил ее и вернул дворянину книгу. После этого Радищев отпечатал ее тиражом в шесть тысяч анонимно. Время было выбрано неудачно – это случилось на следующий год после падения Бастилии, а Россия все еще вела войну с Турцией и Швецией.
«Путешествие» Радищева не было путевыми заметками. На самом деле это было страстное обличение института крепостничества и критика правительства, а также социальной структуры, благодаря которой крепостничество продолжало существовать. Радищев обращался к читателям с эмоциональным воззванием:
«<…> неужели толико чужды будем ощущению человечества, чужды движениям жалости, чужды нежности благородных сердец, любви чужды братния и оставим в глазах наших на всегдашнюю нам укоризну, на поношение дальнейшего потомства треть целую общников наших, сограждан нам равных, братии возлюбленных в естестве, в тяжких узах рабства и неволи? Зверский обычай порабощать себе подобного человека, <…> обычай, знаменующий сердце окаменелое и души отсутствие совершенное, простерся на лице земли быстротечно, широко и далеко. И мы, сыны славы, мы, именем и делами словуты в коленах земнородных, <…> восприяли обычай сей; и ко стыду нашему, ко стыду прошедших веков, ко стыду всего разумного времяточия сохранили его нерушимо даже до сего дня».
Писатель наглядно демонстрировал результат существования крепостничества, приводя в качестве примера множество сцен, которые описывал в качестве «путешественника», проезжавшего мимо деревень, городов и станций. Он описывал, как унизителен труд крепостных, какие шокирующие вердикты выносили коррумпированные судьи, и рассказывал о беззащитном положении крепостных женщин, находящихся во власти своих хозяев-эксплуататоров. В одном из эпизодов рассказывалось, как трое жестоких сыновей помещика накануне свадьбы выкрали красивую крепостную девушку, связали ее, заткнули ей рот и намеревались использовать ее для своего «зверского намерения». Ее жених, тоже крепостной, увидел происходившее, напал на троих мерзавцев и «проломил голову» одному из них. В наказание помещик приказал жестоко выпороть жениха. Молодой человек принял это с достоинством, но когда увидел, что трое сыновей хозяина тащат его будущую жену к себе в дом, он вырвался, освободил девушку и приготовился драться с тремя врагами, размахивая палкой из ограды у себя над головой. В этот момент появились другие крепостные и вступили в рукопашную, в результате, помещика и его сыновей забили насмерть. Все крепостные, участвовавшие в расправе, были осуждены на каторжные работы пожизненно. Радищев рассказал эту историю не только как пример отношений между хозяином и крепостными, но и как предупреждение читателям: крепостные, охваченные отчаянием, только и ждали предлога, чтобы начать бунт:
«Не ведаете ли, любезные наши сограждане, коликая нам предстоит гибель, в коликой мы вращаемся опасности. <…> Поток, загражденный в стремлении своем, тем сильнее становится, чем тверже находит противустояние. Прорвав оплот единожды, ничто уже в разлитии его противиться ему не возможет. Таковы суть братия наша, во узах нами содержимые. Ждут случая и часа. Колокол ударяет. И се пагуба зверства разливается быстротечно. Мы узрим окрест нас меч и отраву. Смерть и пожигание нам будет посул за нашу суровость и бесчеловечие. И чем медлительнее и упорнее мы были в разрешении их уз, тем стремительнее они будут во мщении своем. Приведите себе на память прежние повествования [Пугачев] <…> Не щадили они ни пола, ни возраста. Они искали паче веселие мщения, нежели пользу сотрясения уз. Вот что нам предстоит, вот чего нам ожидать должно».
Желая смягчить эту мрачную перспективу, Радищев предложил план постепенного освобождения крепостных. Все домашние крепостные должны быть освобождены сразу же, сельскохозяйственные крепостные должны были получить в полную собственность свои земельные наделы, а затем им должно быть позволено использовать заработанные ими деньги для того, чтобы выкупить себе свободу. Кроме того, они должны были жениться, не спрашивая позволения своих хозяев. В суде их должны судить равные им – то есть другие крестьяне.
Екатерина прочитала эту книгу в июне 1790 года и исписала все поля заметками. Она отдала должное интеллектуальным способностям Радищева: «[автор] достаточно образован и прочитал много книг <…> у него богатое воображение, и он бесстрашен в своей работе». Екатерина предположила, что автор получил образование в Лейпциге, «таким образом подозрение падает на господина Радищева более всего, ибо говорят, что он владеет частной типографией у себя дома». Если бы эта книга была написана тридцать или даже двадцать лет назад, Екатерина могла бы узнать в ней свои собственные идеи, теперь же, заняв новую позицию, она заявила, что «цели данной книги видны на каждой странице. Ее автор заражен французским безумием и пытается всеми возможными способами разрушить уважение к власти и вдастьимущим, взбудоражить народное возмущение против власти и правительства». Она отрицала приведенные Радищевым примеры поведения помещиков и положения крепостных и была в ярости от предупреждений по поводу гнева крепостных и неминуемой их мести. Автор, по ее словам, был «смутьяном похуже Пугачева <…> подстрекавшим крепостных к кровавому мятежу». Он призывал не только крестьян, но и остальное население страны к неуважению по отношению ко всем представителям власти от императрицы до местных чиновников. В обличениях правительства Радищевым и в его попытках смешать ужасы бунта Пугачева с новыми «ядами», изобретенными во Франции, она видела попытку пропаганды идей парижских революционеров и дестабилизации России, находившейся в состоянии войны. С этой книгой, как Екатерина написала на полях, «нельзя было мириться».
Радищев был разоблачен, арестован и доставлен в Петропавловскую крепость для допросов. Его не пытали. И все же, зная о том, какие последствия арест мог навлечь на его семью, он начал отрекаться от своих слов. Радищев заявил, что написал книгу из-за тщеславия, что хотел снискать литературной славы. Он старался смягчить свое наказание, признавая, что допустил большие преувеличения и что его обвинения против лиц государства были неточными. Он отрицал любые намерения нападок на правительство Екатерины, а лишь хотел указать на определенные, поправимые недостатки. Он не имел никакого желания поднимать крестьян против помещиков; а лишь хотел заставить плохих помещиков устыдиться своего поведения. Радищев признался, что надеялся на освобождение крепостных, но заявил, что хотел достигнуть этого на основании законов, вроде тех, которые уже предлагались императрицей Екатериной. В конечном счете он отдал себя на милость Екатерины. Его допрашивали в центральном суде Санкт-Петербурга по криминальным делам. Обвинили в подстрекательстве к мятежу и оскорблении Ее Величества и приговорили к смертной казни через обезглавливание. Сенат в порядке надлежащей процедуры одобрил вердикт. Однако в процессе следствия Екатерина передала экземпляр его книги Потемкину, чтобы выслушать его замечания. Несмотря на личные нападки на себя, а также на императрицу, князь попросил о снисхождении. «Я прочитал присланную мне книгу. Не сержусь, – писал он Екатерине. – Кажется, матушка, он и на Вас возводил какой-то поклеп. Верно, и Вы не понегодуете. Ваши деяния – Ваш щит». Мягкий ответ Потемкина успокоил Екатерину, которая поступила, как всегда делала в таких случаях: заменила смертную казнь ссылкой в Сибирь на десять лет.
Впоследствии с Радищевым обращались относительно снисходительно. После вынесения приговора его вывели из суда в кандалах, но на следующее утро их сняли по приказу Екатерины. Ему отвели шестнадцать месяцев, чтобы он смог добраться до места своей ссылки, находившегося на расстоянии четырех тысяч миль к востоку от Петербурга. Министр торговли Александр Воронцов, патрон и друг Радищева, присылал ему одежду, книги и тысячу рублей в год. Наконец, к Радищеву, который к тому времени уже стал вдовцом, в Сибирь приехали его двое младших детей, их привезла с собой его свояченица, которая осталась с ним и родила ему еще трех детей. Он построил большой дом, где разместил свою семью, своих слуг и книги. Радищев работал врачом, учил детей и читал книги, которые присылали ему друзья. Вскоре после смерти Екатерины в 1796 году ее сын Павел отменил ссылку Радищева и позволил ему вернуться в свое поместье неподалеку от Москвы. В 1802 году в состоянии сильной депрессии он совершил самоубийство, оставив после себя прощальную записку со словами Катона: «Теперь я сам себе хозяин». Его «Путешествие» было опубликовано в Лондоне в 1859 году. Через три года – и через шестьдесят лет после смерти Радищева – правнук Екатерины, император Александр II, отменил крепостное право.
Во времена раздела Польши в 1772 году Россия, Австрия и Пруссия навязали этой стране конституцию, которая ограничила власть короля и Сейма и оставила ее в руках независимой, консервативной аристократии, которая отказывалась управлять или быть управляемой, в результате чего в стране возникло положение, близкое к анархии. Станислав Август, король, посаженый на трон Екатериной, правил следующие шестнадцать лет, однако все важные вопросы польское правительство решало с одобрения Санкт-Петербурга. Территориально Польша оставалась большим государством, и за все эти годы неприязнь многих поляков к государствам, разделившим страну, особенно к России, только укреплялась. В сентябре 1788 года, пока Екатерина и ее союзник Иосиф II Австрийский были вовлечены в войну с Турцией, поляки увидели шанс к переменам. Польский Сейм, желавший покончить с зависимостью Польши от России, собрался и почти сразу же устроил сговор. Открытое вето было временно отменено, чтобы Сейм мог принять решение большинством голосов. Посреди возросшей волны антирусских настроений и оскорблений, которые произносились в адрес Екатерины,