Екатерина Великая. Портрет женщины — страница 19 из 134

Я пообещала прочитать эти книги и в действительности искала их. Я нашла «Жизнь Цицерона» на немецком и осилила несколько страниц, после чего перешла к Монтескье. Когда я начала его читать, он заставил меня задуматься, но я так и не смогла одолеть его целиком, поскольку он вгонял меня в сон, и, в конце концов, отложила его <…>

Мне не удалось найти Плутарха. Его я прочитала лишь два года спустя.

Желая доказать Гилленборгу, что она вовсе не поверхностная особа, Екатерина написала о себе эссе, «дабы он мог видеть, знаю ли я себя или нет». На следующий день она передала Гилленборгу эссе, которое назвала «Портрет философа в пятнадцать лет». Он был впечатлен и вернул его вместе с дюжиной страниц комментариев, большей частью хвалебных. «Я читала и перечитывала несколько раз его сочинение, я им прониклась и намеревалась серьезно следовать его советам. Был и еще один случай, удививший меня. Однажды во время беседы со мной он позволил себе следующее высказывание: «Как жаль, что вы выходите замуж!» Я хотела узнать, что он имел в виду, но он мне так и не ответил».


В начале февраля Петр достаточно окреп, чтобы отправиться в путь, и императрица привезла его в Петербург. Екатерина вышла встречать его в тронный зал Зимнего дворца. Было начало пятого вечера, сгущались сумерки, и они встретились, как сказала Екатерина, «почти впотьмах». Разлука и тревога смягчили в сознании Екатерины образ ее будущего мужа. Петр был далеко не красавцем, но в его облике присутствовали некоторая безобидность и мягкость. Временами он угрюмо ухмылялся, но иногда – улыбался легкой улыбкой, которая могла показаться глупой или робкой. Однако в целом его внешность нельзя было назвать совсем уж отталкивающей. И Екатерина хотела увидеть его.

Однако стоявшая перед ней в полумраке фигура сильно отличалась от привычного образа, и она «чуть не испугалась при виде великого князя, который<…> лицом был неузнаваем». Его лицо оказалось изуродовано, раздуто, на нем все еще оставались пятна оспин. Было совершенно очевидно, что шрамы останутся до конца дней. Голова была обрита, а огромный парик уродовал его еще сильнее. Несмотря на слабое освещение, Екатерина не смогла скрыть своего ужаса и позже описывала облик своего мужа, как «ужасающий». Пока она стояла перед ним, «он подошел ко мне и спросил, с трудом ли я его узнала». Призвав все свое мужество, запинаясь, Екатерина поздравила его с выздоровлением, потом убежала к себе в комнату и потеряла сознание.


Екатерина не была впечатлительной романтической особой. Однако императрица переживала по поводу ее реакции на внешний вид племянника. Опасаясь, что девушка пойдет на поводу у минутного порыва, откажется от уродливого жениха и попросит у родителей отменить свадьбу, Елизавета стала относиться к ней с удвоенной нежностью. 10 февраля, в день семнадцатилетия Петра, императрица пригласила Екатерину пообедать с ней наедине. Во время трапезы она сделала ей комплимент по поводу писем Екатерины на русском, говорила с ней на русском, хвалила ее произношение и сказала, что она стала красивой молодой женщиной.

Екатерина с благодарностью приняла похвалу императрицы, но не придала ей особого значения. Екатерина не собиралась разрывать помолвку. Невзирая на внешность жениха, она ни на минуту не задумывалась о возвращении в Германию. Она дала себя обещание, которому не собиралась изменять, у нее была цель, от которой она не хотела отказываться. Ее честолюбие оказалось сильнее всех прочих устремлений. Она собиралась замуж не за юношу с красивым или уродливым лицом, а за наследника империи.


Петр в эмоциональном и психологическом плане гораздо сильнее, чем Екатерина, переживал последствия оспы. И хотя ущерб был нанесен болезнью, он обвинял Екатерину, и прежде всего в ее поведении. Первая реакция оказалась вполне естественной – большинство молодых женщин испугались бы, увидев столь обезображенное лицо, и мало у кого хватило бы самообладания скрыть свои чувства. Однако, чтобы выдержать этот удар и успешно продолжить отношения, от Екатерины в момент встречи требовалось нечто большее, чего она не могла в тот момент дать: теплоты, нежности, понимания, сочувствия, которые казались такими естественными для императрицы Елизаветы.

Петр был подавлен, осознавая, что вызывает отвращение у своей невесты. В момент встречи в тускло освещенном зале Петр смог по глазам и тону голоса прочитать ее мысли. Впоследствии он считал себя «уродливым» и нелюбимым. Новое чувство собственной неполноценности подкрепило комплексы, которые мучили его всю жизнь. За все свое одинокое, унылое детство у Петра не было близкого друга. Теперь, когда кузина, на которой он должен был жениться, стала его товарищем, шокирующее уродство добавилось в список его недостатков. Когда он спросил: «Узнаешь ли ты меня?», Петр показал свое нетерпение, свое желание понять поскорее, какой эффект произвела на нее перемена в его внешности. Это оказался именно тот момент, когда Екатерина, сама того не осознавая, подвела его. Если бы она с сочувствием улыбнулась ему и с нежностью заговорила, возможно, это сохранило бы их дружбу в будущем. Но не было ни улыбки, ни слов. Испуганный молодой человек увидел, как подруга, которой он доверял, задрожала, и понял, что он выглядел, по ее же собственному выражению, «ужасно».

Екатерина же ничего этого не поняла. Сначала она была сбита с толку, затем пришла в ужас, узнав, что ее невольная реакция вызвала его отчужденность. Поскольку ее поведение оказалось слишком явным, из чувства гордости она решила вести себя в дальнейшем холодно и сдержанно. В свою очередь, сдержанное поведение лишь укрепило веру Петра в том, что она испытывала к нему отвращение. В скором времени его ужас и одиночество превратились в извращенность и злобу. Он решил, что она проявляла к нему дружеские чувства лишь для соблюдения формальностей. Он ненавидел ее успех. Он ставил в вину молодой женщине ее цветущий вид. Чем более красивой, непринужденной и веселой она становилась, тем больше он ощущал свою отчужденность и уродство. Екатерина танцевала и очаровывала всех, в то время как Петр язвительно насмехался и держался в стороне.

Однако Екатерина старалась скрыть охлаждение в их отношениях. Петр, который был лишен и внутренних ресурсов, и всепоглощающих амбиций Екатерины, не считал своим долгом устраивать подобные представления. Оспа нанесла сокрушительный удар его психическому и физическому здоровью, внешнее уродство нарушило его душевное равновесие. После пережитого потрясения молодой человек вновь вернулся в мир своего детства. Весной и летом 1745 года Петр придумывал всяческие отговорки, чтобы оставаться в своей комнате, где он находился под защитой верных слуг. Ему доставляло удовольствие наряжать их в форму и муштровать. Даже в детстве униформа, военная муштра и команды заставляли его забывать о своем одиночестве. И теперь, еще больше осознавая свою отчужденность, он искал облегчение в этом старом лекарстве. Его кабинетные парады с эскадроном ряженых слуг стали для Петра своеобразным протестом против тюрьмы, в которой, по его мнению, он находился, и той нежеланной судьбы, которая его ждала.

12Свадьба

Терпение Елизаветы было на исходе, ее стремительный отъезд в Хотилово, связанный с ужасными событиями, а также длительное дежурство у постели Петра по-прежнему оставались источником неприятных воспоминаний. Племянник едва не умер, но все-таки выжил. Ему было семнадцать, а его шестнадцатилетняя невеста провела в России уже больше года, но они до сих пор не поженились, и ни о каком наследнике не могло быть и речи. Тем не менее врачи снова сказали ей, что великий князь еще слишком юн, незрел и не до конца оправился после болезни. Но на этот раз императрица отвергла их доводы. Она понимала, что продолжение рода зависело от здоровья Петра и его способности родить наследника. Однако, если она будет ждать еще год, другая смертельная болезнь может унести жизнь великого князя, а если она поспешит с бракосочетанием, этот год, возможно, подарит России маленького наследника династии Романовых, более крепкого и здорового, чем Петр, такого же сильного и жизнеспособного, как Екатерина. Ради этого брак нужно было заключить как можно скорее. Врачи согласились с ее решением, и императрица стала обдумывать дату. В марте 1745 года императорским указом свадьбу назначили на 1 июля.

Новый императорский дом в России никогда не отмечал публичных свадеб, и Елизавета решила, что торжество должно быть необычайно великолепным, чтобы ее народ и весь мир убедились в силе и незыблемости русской монархии. Об этом должна была говорить вся Европа. Бракосочетание решено было устроить по образцу церемоний при французском дворе; русскому послу в Париже было велено передать все детали недавней королевской свадьбы в Версале. Большой доклад и подробные описания доставили ко двору, чтобы ознакомиться с ними и по возможности их превзойти. Привозились толстые папки набросков и чертежей, а также образцы бархата, шелка и золотой тесьмы. Огромные деньги тратились на то, чтобы пригласить в Россию французских артистов, музыкантов, художников, портных, поваров и плотников. Когда весь этот поток людей и информации хлынул в Россию, Елизавета читала, смотрела, слушала, изучала и подсчитывала. Она следила за каждой деталью: всю весну и начало лета императрица была так занята приготовлениями к свадьбе, что у нее не оставалось времени на что-либо еще. Она забросила государственные дела, игнорировала своих министров, и привычная государственная деятельность оказалась практически приостановлена.

Как только Балтийское море и Нева освободились ото льда, в Санкт-Петербург стали прибывать корабли, груженные шелком, бархатом, парчой, привезли тяжелую серебряную ткань, из которой должны были сшить свадебное платье Екатерины. Самые знатные придворные отдавали годовое жалованье, чтобы надеть столь пышные наряды. Согласно указу, дворяне должны были иметь карету, запряженную шестеркой лошадей.


Пока двор будоражило от волнения, невеста и жених жили в поразительном одиночестве. Им не давали никаких практических инструкций по поводу предстоящего брака. Для Петра уроки о взаимоотношениях между мужем и женой довольно бессистемно преподавал один из его слуг, бывший шведский драгун по фамилии Ромбург, чья жена осталась в Швеции. Муж, говорил Ромбург, должен быть хозяином в доме. Жена не имеет права говорить в его присутствии без разрешения, и лишь осел позволяет своей жене иметь собственное мнение. В случае разлада несколько крепких ударов по голове тут же исправляют поло