Несмотря на желание выйти замуж, шансы Софии на хорошую партию были ничтожно малы. С каждым годом в Европе появлялись новые принцессы, желавшие найти себе супруга и способные предложить намного больше королевским и знатным фамилиям, нежели союз с крошечным княжеством Цербстским. Кроме того, София не отличалась исключительной красотой. В десять лет у нее было невыразительное лицо с острым, вздернутым подбородком, который Бабетта Кардель советовала ей держать немного опущенным. София знала о недостатках своей внешности. Позже она написала:
«Не знаю, была ли я в действительности некрасивым ребенком, но хорошо помню, что мне часто об этом говорили и о том, что я должна прилагать все усилия, дабы демонстрировать свою добродетельность и ум. Лет до четырнадцати или пятнадцати я считала себя некрасивой и старалась развить мои духовные качества, уделяя гораздо меньше внимания своей внешности. Я видела свой портрет, написанный, когда мне было десять лет, и на нем я выглядела просто уродливой. Если он имел со мной сходство, значит, все, что говорили о моем внешнем облике, было правдой».
И все же, несмотря на довольно средние перспективы и невыразительную внешность, София путешествовала по Северной Германии вместе со своей матерью. Во время этих поездок она освоила для себя много нового. Слушая сплетни взрослых, она узнала генеалогию почти всех королевских семей Европы. Один из визитов представлял особый интерес. В 1739 году брат Иоганны, Адольф Фридрих, князь-епископ Любека, был назначен опекуном юного герцога Гольштейнского, одиннадцатилетнего Карла Петера Ульриха – мальчика из очень влиятельной семьи, которому было уготовано блистательное будущее. Он являлся единственным на тот момент внуком Петра Великого из России, а также одним из первоочередных наследников шведской короны. Он был на год старше Софии и приходился ей троюродным братом по материнской линии. Когда Петер Ульрих стал подопечным ее брата, Иоганна решила не тратить время попусту, собрала Софию и нанесла визит родственнику. В своих мемуарах София-Екатерина описывала Петера Ульриха как человека «приятной наружности и хорошо воспитанного, хотя его склонность к пьянству уже была заметна». Это описание одиннадцатилетнего сироты является далеко не полным. В реальности Петер Ульрих был невысокого роста, худощавого телосложения, болезненного вида, с выпученными глазами, едва заметным подбородком и редкими светлыми волосами, которые спадали ему на плечи. В эмоциональном и физическом плане он был недоразвит. Этот застенчивый и одинокий подросток жил в окружении наставников и солдафонов. Он не общался со сверстниками, ничего не читал и имел наклонность к чревоугодию. Но Иоганна, как и любая мать девушки на выданье, следила за каждым его движением, и ее душа воспарила, когда она увидела, что ее десятилетняя София беседует с ним. Позже София наблюдала, как перешептывались мать и тетушки. Несмотря на юный возраст, она знала, что они обсуждали возможный брачный союз между ней и этим странным мальчиком. Она не возражала и даже дала волю своему воображению:
«Я знала, что однажды он станет королем Швеции, и хотя я была еще ребенком, королевский титул ласкал мой слух. С того момента окружавшие меня люди стали дразнить меня из-за него, и постепенно я свыклась с мыслью, что мне было уготовано стать его женой».
Между тем во внешнем облике Софии произошли значительные перемены к лучшему. К тринадцати годам она превратилась в стройную девушку с шелковистыми темно-каштановыми волосами, высоким лбом, сверкающими синими глазами и красиво изогнутыми розовыми губами. Ее внутренние качества также привлекали всеобщее внимание: она была образованна и отличалась живым умом. Далеко не все считали ее пустышкой. Шведский дипломат граф Хеннинг Юлленборг, встретивший Софию в доме ее бабушки в Гамбурге, был поражен ее умом и сказал Иоганне в присутствии Софии: «Мадам, вы не знаете этого ребенка. Уверяю вас, у нее гораздо больше ума и силы воли, чем вы думаете. И я умоляю вас уделять вашей дочери больше внимания, ибо она этого, несомненно, заслуживает». На Иоганну эти слова не произвели особого впечатления, но София никогда их не забывала.
Она научилась завоевывать расположение людей и впоследствии блестяще этим пользовалась. Речь шла не об искусстве обольщения, София, – а позднее Екатерина, – никогда не была кокеткой; она стремилась пробуждать в людях не сексуальный интерес, а теплоту, сочувствие и понимание, которые проявил по отношению к ней граф Юлленборг. Для достижения своей цели она использовала средства настолько простые и благопристойные, что они выглядели безупречными. Она понимала, люди предпочитают говорить, а не слушать, и говорить о себе, а не о других. В этом отношении ее мать в своем жалком лихорадочном стремлении показать свою значимость служила для Софии образцом того, как не нужно себя вести.
Со временем в ее душе стали зарождаться новые желания. В Софии проснулась чувственность. В тринадцать-четырнадцать лет по ночам она часто испытывала сильное нервное возбуждение и начинала ходить по комнате. Пытаясь успокоиться, она садилась на кровать, клала жесткую подушку между ног и воображала, будто скачет на лошади – «скачу галопом до полного изнеможения». Когда служанки, заслышав шум в ее комнате, приходили посмотреть, что случилось, они видели Софию тихо лежащей в кровати и притворяющуюся спящей. «Они ни разу не застали меня за этим делом», – вспоминала она. На людях София старалась строго контролировать свое поведение. У нее было лишь одно огромное желание – вырваться из-под опеки своей матери. И она понимала, что единственным избавлением для нее оставался брак. Поэтому она должна была выйти замуж – и не за обычного мужчину, а за человека, который оказался бы как можно выше ее по титулу, чтобы возвыситься над Иоганной.
Но и она не избежала кратковременной юношеской влюбленности. В четырнадцать София ненадолго увлеклась своим красивым молодым дядей, младшим братом матери – Георгом Людвигом. Он был на десять лет старше Софии, и его очаровали свежесть и невинность неожиданно расцветшей племянницы. Этот напомаженный офицер кирасирского полка стал ухаживать за девушкой. София описала в своих мемуарах развитие этого маленького романа, который неожиданно закончился предложением руки и сердца от ее дяди Георга. Девушка была потрясена. «Я ничего не знала о любви и совершенно не связывала с ним это чувство». Польщенная, она все же медлила с ответом – этот человек был родным братом ее матери. «Мои родители не одобрят нашего союза», – сказала она. Георг Людвиг заметил, что отношения между их семьями не станут преградой, подобные союзы не были редкостью в аристократических семьях Европы. София была смущена и позволила дяде Георгу продолжать свои ухаживания. «Он был очень хорош собой в то время, у него были красивые глаза, и он прекрасно изучил мой нрав. Я привыкла к нему. Прониклась к нему симпатией и больше не избегала встреч с ним». В конце концов, она осторожно приняла предложение, после чего «мои отец и мать дали согласие. В этот момент мой дядя полностью отдался своей страсти и проявил необычайную опытность. Он пользовался любой возможностью, чтобы заключить меня в объятия, был необычайно изобретателен, придумывая способы, чтобы мы могли уединиться, но, не считая нескольких поцелуев, все было весьма невинно».
Неужели София была готова отказаться от своих амбиций стать королевой и согласилась бы с ролью невестки своей собственной матери? Какое-то время она колебалась. Не исключено, что она могла бы сдаться и позволила бы Георгу Людвигу взять ее в жены, но прежде чем наступила развязка, из Петербурга прибыло письмо.
2Приглашение в Россию
Письмо из России стало сюрпризом, однако именно о таком послании мечтала Иоганна, именно оно было предметом ее чаяний и надежд. Пока амбициозная мать возила свою дочь по маленьким дворам княжеств Северной Германии, она старалась наладить более важные связи. Семейная история связывала родственников Иоганны из дома Гольштейнов с Романовыми – императорской династией России. В декабре 1741 года, когда Софии было двенадцать, Елизавета, младшая дочь Петра Великого, взошла на трон в результате дворцового переворота. Новая императрица имела прочные связи с домом Гольштейнов. Во-первых, через любимую сестру Елизаветы Анну, старшую дочь Петра Великого, которая вышла замуж за кузена Иоганны Карла Фридриха, герцога Гольштейна. В результате этого брачного союза на свет появился маленький, болезненный Питер Ульрих, а через три месяца после родов Анна умерла.
Однако Елизавета имела и еще более близкие связи с домом Гольштейнов. В семнадцать лет она была помолвлена со старшим братом Иоганны Карлом Августом. В 1726 году этот гольштейнский принц отправился в Санкт-Петербург, чтобы вступить в брак, но за несколько недель до бракосочетания жених заболел оспой и умер в русской столице. Елизавета сильно горевала и с тех пор относилась к дому Гольштейнов как к своей родной семье.
Теперь же, когда стало известно, что Елизавета взошла на российский престол, Иоганна немедленно написала письмо с поздравлениями новой императрице, которая в свое время едва не стала ее невесткой. Ответ Елизаветы был полон нежности и расположения. Между ними установились дружеские отношения. У Иоганны сохранился портрет покойной сестры Елизаветы Анны, который императрица хотела получить. Елизавета написала своей «дорогой кузине» и попросила ее вернуть портрет в Россию, на что Иоганна с большой радостью согласилась сделать это одолжение. Вскоре из русского посольства в Берлине в Штеттин прибыл секретарь и привез миниатюрный портрет Елизаветы, вставленный в великолепную, украшенную бриллиантами раму, которая стоила восемнадцать тысяч рублей.
Стараясь укрепить отношения, Иоганна взяла с собой в Берлин дочь, где прусский придворный художник Антуан Пэн написал портрет Софии, который был послан в дар императрице. Этот портрет не обладал особыми художественными достоинствами. Почти все работы Пэна были очень похожи друг на друга. На портрете Софии мы видим типичное изображение миловидной молодой женщины восемнадцатого века. Тем не менее, после того как картина была доставлена в Санкт-Петербург, последовал желаемый ответ: «Императрица очарована прелестным лицом юной принцессы».