Каждый день он много ел, постоянно пил и распевал казацкие песни со своими товарищами. Многие из этих людей стали «дворянами». Поклявшись истребить настоящее дворянство, Пугачев распределял титулы среди своих союзников, называя их, как главных вельмож при дворе Екатерины. Там был свой граф Панин, граф Орлов, граф Воронцов, фельдмаршал граф Чернышев. Эти новоиспеченные сановники были увешаны медалями, которые они снимали с мертвых офицеров. Их награждали будущими поместьями на Балтийском побережье, некоторым даже дарили крепостных. В феврале 1774 года Пугачев, оставивший свою жену с тремя детьми на Дону, «женился» на Устинье Кузнецовой, дочери яицкого казака, и окружил ее дюжиной фрейлин, которых также набрали из казачек. Каждый день произносилась молитва во славу императора и Устиньи, к которой обращались как к «Ее императорскому величеству».
Приближенные Пугачева никогда не сомневались в том, что сидящий рядом с ними человек, объявивший себя императором, на самом деле был безграмотным казаком, а так называемая императрица – уральской казачкой, которая даже не являлась его законной женой. Его настоящая жена осталась на Дону, а другая, якобы жена-узурпаторша, императрица Екатерина находилась в Санкт-Петербурге. В течение своего краткого «правления» и Пугачев, и его приближенные жили в наполовину вымышленном мире. Но никто не жаловался на этот любительский театр, а Пугачеву было выгодно это молчаливое согласие продолжать игру. Веря, что постоянно разраставшееся восстание сделает его неуязвимым, безграмотный казак не мог остановиться.
Декорациями к его костюмированному представлению служили кровь и террор. Императорские указы Пугачева, объявлявшие о том, что дворянство должно быть истреблено, дали волю настоящему безумию. Крестьяне убивали помещиков, их семьи и ненавистных управляющих. Крепостные, которых всегда считали смиренными и покорными Господу Богу, царю и своему хозяину, погрязли в кровавых оргиях. Дворян вытаскивали из их укрытий, с них сдирали кожу, сжигали живьем, разрезали на куски или вешали на деревьях. Их детей калечили и убивали на глазах у родителей. Жен щадили, но лишь для того, чтобы изнасиловать на глазах у мужей, после чего им перерезали горло или бросали в телеги и увозили как добычу. Довольно скоро в лагере Пугачева оказалось много пленных жен и дочерей дворян, которых распределяли как трофеи среди бунтовщиков. Крестьян, которые отказывались признать Екатерину «узурпаторшей», вешали в ряд, ближайшие овраги оказались заполнены трупами. Отчаявшиеся крестьяне, не знавшие, что хотят услышать допрашивающие их люди, когда у них допытывались, кого они считают своим законным правителем, давали дежурные ответы: «Того, кого вы представляете».
По мере того как разрастающаяся армия Пугачева, подобно бурному потоку, продвигалась по степи, ночь освещалась пламенем пылающих поместий, а дым, словно тяжелый занавес, висел на горизонте. Жители городов и деревень открывали ворота и сдавались. Священники спешили радушно встретить бунтовщиков хлебом-солью. Офицеров в маленьких гарнизонах вешали, солдатам предлагали выбор: перейти на сторону Пугачева или умереть.
Сначала, пока Екатерина еще не осознала истинных масштабов восстания, она пыталась приуменьшить важность этого события в глазах Западной Европы. В январе 1774 года она написала Вольтеру, что «этот дерзкий Пугачев» был всего лишь «разбойником». Она даже не допускала мысли, что выходки Пугачева могут помешать ее вдохновенным беседам с знаменитым гостем, Денни Дидро – редактором «Энциклопедии», находившимся в ту пору в Санкт-Петербурге. Вольтер соглашался, что диалог Екатерины с одним из лидеров Просвещения не должно расстроить «буйство человеческого рода». Екатерина жаловалась, что европейская пресса подняла слишком много шума из-за того, что «маркиз Пугачев понаделал мне в этом году премножество хлопот». Когда же она сообщила, что ее дерзкий разбойник на самом деле объявил себя Петром III, Вольтер, подражая ее беззаботному, пренебрежительному тону, говорил о нем Д’Аламберу, как об «этом новом муже, устроившем переворот в Оренбургской провинции». Но «новый муж» и «казацкий разбойник» доставлял Екатерине больше тревог, чем она готова была в этом признаться. К весне 1774 года, когда армия Пугачева выросла до пятнадцати тысяч человек, императрица поняла, что локальный казацкий бунт может перерасти в народную революцию. После неудачи генерала Кара, которому так и не удалось взять «злодея» в плен, и после отчета осажденного генерала из Оренбурга о том, что они испытывают острую нехватку еды и вооружения, она призналась Вольтеру, что «принуждена была с лишком шесть недель беспрерывно и с великим вниманием сим делом заниматься».
Решив разгромить бунтовщиков, Екатерина вызвала опытного генерала, Александра Бибикова, и предоставила ему руководство армией и гражданскими представителями власти в юго-восточной части России. Бибиков являлся ветераном войн с Пруссией и Польшей и завоевал уважение народа, выступая в качестве маршала-председателя Уложенной комиссии. И хотя турецкая война по-прежнему не позволяла привлечь значительную часть регулярной армии, Бибиков задействовал столько военной силы, сколько смог собрать. Он приехал в Казань 26 декабря, сделал город своим штабом и тут же стал предпринимать действия для урегулирования ситуации. Дворян убедили сформировать добровольческие отряды и вооружить крестьян, которые по-прежнему оставались им верны. Также Екатерина приказала Бибикову собрать в Казане комиссию, чтобы определить источник бунта этой «пестрой толпы, которой двигал либо яростный фанатизм, либо политическое вдохновение, либо силы тьмы». Нужно было допросить пленных бунтовщиков, чтобы убедиться, не присутствовало ли здесь иностранное влияние. Имели ли к этому отношение турки? Или Франция? Что или кто подтолкнул Пугачева называть себя Петром III? Не было ли здесь заговора для достижения определенных целей? Не оказались ли в этом деле замешаны староверы? Или недовольные властью дворяне? Бибикову запретили применять пытки. «Также при расспросах какая нужда сечь? – писала она ему. – Двенадцать лет Тайная экспедиция под моими глазами при допросах не секла ни чем, а всякое дело начисто разобрано было; и всегда более выходило, нежели мы желали знать». Если вина будет установлена, Бибиков был наделен властью привести в действие смертный приговор, хотя в случае признания виновным дворянина или офицера, его приговор требовал подтверждения императрицы.
Прежде чем отправить Бибикова на выполнение этой миссии, Екатерина выпустила еще один манифест, который имел силу только в охваченном мятежом регионе:
«Беглый казак Емельян Иванов сын Пугачев <…> собрав шайку подобных себе воров и бродяг из яицких селений, дерзнул принять имя покойного императора Петра III <…> мы, прилагая всегда неусыпное попечение о внутреннем душевном спокойствии каждого из наших верноподданных… объявляем, что к конечному истреблению сего злодея, приняли мы немедленно все достаточные меры, и с числом войск, довольным на искоренение толпы разбойников, которые отважились уже нападать на бывшие в той стороне малые военные команды и умерщвлять варварским образом попадавшихся в их руки офицеров, отправили туда нашего генерал-аншефа, лейб-гвардии майора и кавалера Александра Бибикова».
Две недели спустя, после того как из новых рапортов Екатерина узнала о расширении бунта, она решила, что восстание больше нельзя скрывать от общественности. Чтобы объяснить свое решение, она написала новгородскому губернатору:
«Оренбург уже два месяца осажден толпой бандитов, которые творят ужасающую жестокость и разорения. Генерал Бибиков отправляется туда с войсками… чтобы побороть этот ужас XVIII столетия, который не принесет России ни славы, ни чести, ни прибыли, но, наконец, с Божиею помощью надеюсь, что мы возьмем верх, ибо на стороне этих каналий нет ни порядка, ни искусства: это сброд голытьбы, имеющий во главе обманщика столь же бесстыдного, как и невежественного. По всей вероятности, это кончится повешениями. Какая перспектива, г. губернатор, для меня, не любящей повешений! Европа в своем мнении отодвинет нас ко временам Ивана Васильевича – вот та честь, которой мы должны ожидать от этой жалкой вспышки».
Прибыв в Казань в конце декабря, Бибиков увидел, что ситуация оказалась гораздо серьезнее, чем она виделась из Санкт-Петербурга. По его оценкам, сам по себе Пугачев был не так уж и страшен, но как символ растущего в народе недовольства имел огромное значение. Войска Бибикова быстро атаковали, чтобы освободить Оренбург, который находился в осаде целых шесть месяцев и испытывал серьезную нехватку продовольствия. Пугачев держал удар со своей девятитысячной армией и тридцатью шестью пушками, но исход битвы решила профессиональная артиллерия регулярной армии. Пугачев был разбит, четыре тысячи его людей оказались в плену, а «Петр III» поспешно ретировался в Берду. Осада Оренбурга закончилась.
В штабе Пугачева в Берде его офицеры и последователи были готовы обратиться в бегство, но они прекрасно знали, что убежать могут лишь те, у кого имелись лошади. «Предоставим крестьян судьбе, – поступило предложение. – Простые люди не бойцы, они просто овцы». 23 марта Пугачев покинул штаб в Берде, взяв с собой две тысячи людей и бросив оставшуюся часть армии. Разросшаяся армия Бибикова вошла в Берду в тот же день. Однако ситуация изменилась после того, как Бибиков, благодаря которому и была одержана победа, неожиданно слег с лихорадкой и умер. Опечаленная Екатерина посчитала, что подчиненные ему офицеры должны завершить задачу. Пугачев исчез на Урале.
Перед смертью Бибиков заверил Екатерину, что «подозрения об иностранном участии не были подтверждены». Тогда императрица написала Вольтеру, что эти «ужасающие события» произошли вследствие того, что Оренбургский регион населен «всякими мошенниками, от коих Россия себя освобождала в продолжении сорока лет, подобным почти образом, как американские поселения людьми снабдились». Она определила свою политику снисхождения в отношении пленных бунтовщиков в своем письме фрау Бильке в Гамбург, жаловавшейся, что принятые меры были недостаточно жесткими. «Поскольку вы любите повешение, я скажу вам, что четверо или пятеро несчастных уже повешены. А редкость данного наказания в тысячу раз действеннее для нас здесь, чем в тех местах, где повешения происходят каждый день».