Екатерина Великая. Портрет женщины — страница 94 из 134

Екатерина считала, что восстание подавлено. Следующие три месяца она отвлеклась от Пугачева и вновь сосредоточилась на военных действиях, которые Россия вела на Дунае. Однако Екатерина продолжала следить за расследованием причин бунта. Отчет комиссии, сделанный 21 мая 1774 года, подтвердил ранние предположения Бибикова, исключив возможность заговора внутри страны или вмешательство зарубежных держав. Вина в организации восстания была возложена на Пугачева, воспользовавшегося недовольством яицких казаков, местных племен и крепостных рабочих с уральских металлургических заводов. Пугачева описывали как грубого необразованного мужика, однако дознаватели предупреждали, что он хитер, изобретателен и обладает даром убеждения. Об этом опасном человеке нельзя забывать или игнорировать его, пока он не умрет или не будет доставлен в цепях офицерами императрицы.

57Последние дни «маркиза Пугачева»

Когда в конце мая 1774 года Екатерина прочитала отчет Тайной канцелярии, она решила, что это станет своего рода эпитафией Пугачевскому бунту. Затем, к ее ужасу, 11 июля Пугачев появился у Казани на Волге во главе армии из двадцати тысяч человек. На следующий день он взял штурмом и сжег почти беззащитный город. Своей следующей целью он объявил Москву. Пугачев уже обещал: «Если Господь даст мне сил взять город, когда Москва будет моей, я прикажу всем следовать старой вере и носить русские одежды. Я запрещу брить бороды и велю всем стричься на казацкий манер».

Казань, чье население в одиннадцать тысяч человек, было представлено разнообразными этническими группами, поразила Екатерину во время ее первого визита в июле 1768 года. Теперь атака Пугачева быстро сломила уступавших по численности защитников города и нанесла ему значительный урон, превратив этот преимущественно деревянный город в руины. К пожарам добавились бесчисленные убийства, изнасилования и грабежи. Безбородых мужчин в европейских одеждах убивали, женщин в иностранных платьях уводили в лагерь Пугачева. Две трети из девятисот двадцати зданий Казани было уничтожено. Дворяне, которым удалось спастись, бежали в Москву.

Старая столица стала готовиться к обороне, но Пугачев не пришел. Русская армия уже поспешила в Казань, однако прибыла слишком поздно, чтобы спасти город. И все же 15 июля она сошлась с армией Пугачева и разгромила ее. На следующий день фальшивый царь снова появился с армией численностью в пятнадцать тысяч человек. Во время четырехчасовой битвы армия бунтовщика была разгромлена, две тысячи погибли и пять тысяч взяты в плен. После битвы десять тысяч мужчин, женщин и детей, которые удерживались в плену в лагере Пугачева, были освобождены. Самозванец с остатками армии бежал на юг, вниз по Волге.

Взятие и сожжение Казани стало кульминацией Пугачевского бунта. Если бы его не разгромили на этом этапе, он двинулся бы на Москву и перенес восстание в самое сердце крепостнической России. Сразу же после этого самозванец узнал о мирном российско-турецком договоре и понял, что регулярные войска оказались теперь в распоряжении правительства. К августу закаленная в боях русская армия под командованием генерала Александра Суворова, освободившаяся после Дунайской кампании, направилась в его сторону. Люди Пугачева, подавленные поражением и отступлением начали опасаться возможных последствий бунта. Многие дезертировали.

Теперь Пугачев вступил на территорию мелкопоместного дворянства, владевшего небольшим количеством крепостных. Стараясь собрать новую армию, он призывал этих крепостных подняться против своих хозяев и обещал им свободу, чтобы «вечно быть казаками, свободными от налогов, оброка, хозяев, рекрутства и продажных судей». Некоторые крепостные убегали от своих хозяев, но их численность была незначительной: бунт начал затихать, терять энергию и цели. Направившись на юг, Пугачев вернулся в места своего детства, на земли донских казаков. Но редкий самозванец может добиться успеха у людей, среди которых вырос. «Почему он называет себя царем Петром? – спрашивали донские казаки. – Он же Емельян Пугачев – крестьянин, который бросил свою жену Софью и своих детей».


После неожиданного появления Пугачева у Казани Екатерина знала, что еще рано успокаиваться. На совете 14 июля она заявила, что победа Румянцева на Дунае приблизила Россию к миру. А потом 21 июля, за два дня до прибытия сына Румянцева, объявившего о заключении мира с Турцией, в Санкт-Петербург пришла новость об уничтожении Казани. В то утро, когда Екатерина собрала советников, она еще не знала ни о поражении Пугачева, ни о заключении мира с Турцией. Потрясенная новостями из Казани, она прервала совещание и заявила, что намерена немедленно отбыть в Москву, чтобы восстановить там спокойствие. Ее советники молчали. Наконец, слово взял Никита Панин, заявивший, что ее неожиданный приезд может скорее взволновать людей, чем успокоить их. Было решено, что младший брат Панина, генерал Петр Панин, самый опытный из генералов, расположится со своим войском близ Москвы и при появлении Пугачева сможет принять командование.

Екатерина неохотно согласилась с этим выбором. Она признавала военные заслуги Петра Панина, но недолюбливала его лично. Он часто высказывался, что Россией должен управлять мужчина, и предпочел был видеть в качестве правителя великого князя Павла. Также Екатерине не нравилось его репутация солдафона и эксцентричные выходки: иногда он появлялся у себя в штабе в серой атласной ночной рубашке и большом французском ночном колпаке с розовыми лентами. У нее вызывала раздражение театральность его внезапной отставки, предпринятой по причине того, что он считал полученные награды неадекватными его успехам в войне с Турцией. Осенью 1773 года она распорядилась вести надзор за этим «надутым индюком». Теперь, столкнувшись с необходимостью назначить Петра Панина, она призналась своему новому фавориту Григорию Потемкину: «Перед всем миром, напуганным Пугачевым, я хвалю и возвышаю надо всеми смертными в империи первостатейного пустомелю, оскорбившего меня лично». Тем не менее Екатерина-императрица взяла верх над Екатериной-обиженной женщиной, и 22 июля Петр Панин был назначен главнокомандующим. На следующий день 23 июля новость о заключении мира с Турцией достигла Санкт-Петербурга. Екатерина была рада вдвойне: согласно Кучук-Кайнарджийскому мирному договору, ее империя приобретала обширные земли, а ее армия теперь, наконец, была свободна, чтобы противостоять Пугачеву.

Петр Панин потребовал, чтобы ему подчинялись все военные силы, которые были брошены на подавление мятежа, а также все чиновники и находившиеся на данной территории люди. Екатерина продолжала жаловаться Потемкину: «Вот видите, мой друг, что граф [Никита] Панин хочет сделать своего брата правителем с неограниченной силой в самой лучшей части империи. Если я подпишу это, то не только князь Волконский [генерал-губернатор Москвы] будет оскорблен и выставлен глупцом, но и я сама предстану перед всеми как человек, который осыпает наградами форменного лжеца, нанесшего мне личное оскорбление».

Екатерина не захотела полностью уступать требованиям Петра Панина. Воодушевленная оглушительной победой над Турцией и разгромом Пугачева под Казанью, она ограничила его власть до регионов, которые были непосредственно охвачены мятежом, и заявила, что следственная комиссия по-прежнему будет оставаться под ее надзором. Дальнейшие ограничения заключались для Панина в том, что вторым командующим был назначен Суворов. Панин, как и Бибиков, хотел привлечь к службе дворян из мятежных провинций. В качестве награды все привилегии дворян, включая полную власть над крепостными, гарантировались короной. Подобный метод имел результат, дворяне собрали людей, деньги и запасы продовольствия.

Во время военных действий, методы наказаний Панина мало чем отличались по жестокости от тех, что применял Пугачев. Ранее, под командованием Бибикова, армия довольно снисходительно обращалась с пленными мятежниками. После освобождения Оренбурга большинство последователей Пугачева, взятых в плен, были освобождены и вернулись домой. Большая часть пленных взятых при Казани, были отпущены, им даже выдали по пятнадцать копеек, чтобы добраться до дома. Теперь, когда бунт перешел в свою финальную стадию, а бесчинства Пугачева переместились вниз по Волге, Панин организовал жестокую расправу. 24 августа он выпустил манифест, угрожавший всем, кто принял участие в бунте, смертью посредством четвертования. Панин осознавал, что превышал полномочия, данные ему Екатериной, однако императрица была далеко, и он попросту проигнорировал ее.


Екатерина провела август в Царском Селе, с волнением следя за погромами, которые устраивал Пугачев в низовьях Волги. К концу месяца она сказала Вольтеру, что ожидает «чего-то решающего», потому что в течение десяти дней у нее не было вестей от Панина, а поскольку «дурные новости разносятся быстрее, чем добрые, я надеюсь, что произошло что-то хорошее». Войска Суворова одержали победу, и армия Пугачева начала терять численность. И все же почти до самого конца Пугачев продолжал внушать страх. 26 июля в Саранске он обедал в доме вдовы губернатора, а затем повесил ее напротив окон ее же комнаты. Дворяне были повешены около дома группами, их головы, руки и ноги были отрублены. 1 августа конный гонец объявил на рыночной площади в Пензе о приближении «Петра III» и о том, что, если его не принять традиционным хлебом и солью, все горожане, включая младенцев, будут вырезаны. Пугачева встретили радушно, двести человек оказались насильно завербованы в его ряды, дом губернатора сожжен, а самого губернатора и еще двадцать мелкопоместных дворян предварительно заперли внутри дома. В другом городе повесили местного астронома, чтобы «он был поближе к звездам».

Попытки Пугачева привлечь своих прежних товарищей – донских казаков – по большей части игнорировались последними. Все знали о награде в двадцать тысяч рублей, объявленной за его поимку, а также о приближении регулярных войск. Кроме того, многим было известно, что Пугачев не являлся Петром III. Когда 21 августа он появился около Царицына (позже – Сталинграда, сейчас этот город носит название Волгоград) и выехал вперед, чтобы побеседовать с донскими атаманами, его тут же узнали и объявили самозванцем. Два дня спустя 24 августа он потерпел новое поражение в Сарепте, к югу от Царицына. Это поражение стало для Пугачева настоящим разгромом. Пугачев бежал с тридцатью своими последователями и переплыл Волгу. Но поражение, страх и голод подточили верность окружавших его людей.