Державину, не ожидавшему таковой реакции генерал-прокурора, осталось токмо недоуменно пожать плечами.
Дашкова видела, что Екатерине, совершенно согласной со своим именем Северной Семирамиды, вполне отвечающей ее внутреннему духу, пришлось по душе, что Державин отменно отобразил ее, как прекрасную принцессу, а такожде ее величие и роль в истории России. А что еще надобно самолюбивой императрице?
Князь Потемкин, ко дню 54-летия императрицы Екатерины Алексеевны, прислал ей очередной подарок. Развернув его, Екатерина увидела весьма кокетливый кружевной ночной капор розового цвета, французского тонкого шитья. Она подошла к большому, обрамленному бронзой зеркалу, примерила его и осталась весьма довольной. Улыбаясь, развязывая ленты, бросив на себя одобрительный взгляд, она положила его на стол, зная, что вот-вот войдет Сашенька и обязательно спросит, откуда он. Так и случилось. Любимец ее, не успев, отвести от нее глаза, сразу заметил капор. Спросил, с трудом скрывая ревнивую хмурость:
– Откуда сия красота? Князь Потемкин прислал?
– Он самый, вместе с письмом, мой милый.
Ланской взял его, повертев в руках, попросил:
– Надень его. Вестимо, тебе личит он, милая Катенька.
– Я уже примерила, мне понравилось, – ответствовала она.
Густые черные в разлет брови фаворита сошлись на переносице.
– Все-таки, надень для меня. Дай полюбоваться, – настаивал он.
Екатерина хотела поиграть с ним.
– Давай подождем вечера, мой мальчик.
– Нет, сей же час, любезная Катенька.
Он ждал, она медлила. Тогда Ланской сам, одним мановением руки, водрузил капор и повязал под подбородком ленты.
Держа ее за плечи, внимательно оглядел и сказал удовлетворенно:
– Красиво. Весьма красиво! Хорош вкус у Светлейшего князя. Однако настроение его заметно испортилось.
– Сашенька, хочешь, я его не стану надевать? – ласково спросила Екатерина.
– Конечно, станешь. Ведь не он, а я буду зрить твою красоту. Екатерина, оценив мысль любящего ее человека, встала, обняла и поцеловала его.
Неожиданно, на следующий день, Екатерина занемогла болью в щеке и жаром так, что принуждена была, лежа на постели, кровь пустить. Но через три дня боль ушла. Она шутила: выздоровела царица, как в сказке «О Февее». Узнав от кого – то о ее болезни, князь Потемкин просил в письме беречь свое драгоценное здоровье. Ну как было не любить и не ценить такого человека! Князь просил направить к нему губернатором Тутолмина. Конечно, она его к нему отправит.
В мае Екатерина паки получила письмо, где князь Потемкин сообщал об отказе Хана от ханства. Екатерина усмотрела в оном великий профит и в ответном письме токмо просила его приказать обходиться с Шагин-Гиреем ласково и с почтением, приличным владетелю, и отдать то, что ему полагается. Безбородко получил от князя письмо, где тот настоятельно рекомендовал сделать перемену в Манифесте, понеже Хан отказывается от ханства. Объявить, что поводом для перемены Манифеста является сложение его с себя ханского достоинства, и что Россия не может в другорядь ожидать, каков будет новый Хан, поелику Россия несет огромные убытки, из-за постоянных смут в ханстве. Но императрица не поддержала его рекомендацию, понеже Манифест был уже обнародован.
Через неделю пришло еще письмо, написанное, как токмо Светлейший князь, наконец, добрался до Херсона:
«Матушка Государыня. Приехав в Херсон, измучился как собака и не могу добиться толку по Адмиралтейству. Все запущено, ничему нет порядочной записки. По протчим же работам также неисправно. Дороговизны подрядов и неисправность подрядчиков истратили много денег и время. Я Вице-Адмиралу Клокачеву приказал учредить комиссию, чтобы привести в порядок. Никто из тех, кои должны были смотреть, не были при своем деле, ниже капитан над портом. Все были удалены, а в руках находилось все у секретаря Ганнибалова – Князя Шахматова, которого он увез с собою, не оставя здесь ни лет, ни примет. Когда Вы указом повелели в Адмиралтейств Коллегию, чтобы нынешний год было готово семь кораблей, он в Коллегию рапортовал, что готовы будут. Теперь выходит, что и лесу всего на корабли не выизготовлено, а из готовленного много гнилого. Я приказал выправляться, кто подрядчики, и за сим доставлю подробную ведомость о всем, как и что нашел.
Достанет, конечно, моего усердия и сил, чтоб все сколько можно поправить, а прошу только иметь ту милость, чтоб заметить, как было до сих пор и как пойдет у меня в руках.
В Крыму я предупредил моими предписаниями нерешимость тамошнего начальника. После тех пор значительного ничего не произошло. На сих днях еду туда сам, и что будет, не премину донесть.
Немало мне прискорбно, что давно не слышу про тебя, моя матушка родная. Молю Бога, чтобы Вы были здоровы. Цалую ручки Ваши и
Я свидетельствую усердие Графа Браницкого и за него, как за себя, ручаюсь, что естли Вы употребите на Вашу службу, то он не уступит рвением подданному.
Князь был недоволен тамошним Адмиралтейством, понеже работа его было весьма запутанной и поелику многотрудной. Он писал:
«16 мая 1783 Херсон
Матушка Государыня. Вы мне все милости делали без моей прозьбы. Не откажите теперь той, которая мне всех нужнее, то есть – берегите здоровье.
Как Хан уедет, то крымские дела скоро кончатся. Я стараюсь, чтоб они сами попросили подданства, думаю, что тебе, матушка, то угодней будет. Сближаю теперь полки к Крыму, которые далеко зимовали, дабы можно было обнять надежнее полуостров.
Ох, матушка, как. Поверьте, что работать начали с того только дня, как я приехал. Я все неустройства приписываю к одной ленности, но ленность и беспечность непростительные, превосходящие всякую меру. Вам удивительным покажется, что он в пять лет ни на одной работе не был ни разу, и секретарь при нем Князь Шахматов – сущий мошенник – все расхитил и щоту не оставил. Я бьюсь как собака с этой частью. Крепость и строения не меньше запущены, но то скоро поправиться может.
Жар здесь несносный тем паче, что закрытия нету. Не было ума дереву насажать. Я приказал садить. О многих нуждах по делам я писал к Безбородке, чтобы Вам доложил. По обеим частям Городской и Адмиралтейской я учредил комиссии, дабы разбирать и щитать суммы.
Прости, моя матушка родная, сударка моя. Дай Бог тебе здоровья, чего желаю от чистейшего сердца.
Екатерина некоторое время не писала ему, понеже письма от него не доходили. Оказалось, они так и не дошли, где-то пропали. Наконец, Екатерина получила долгожданное письмо:
«Матушка Государыня. Немало меня смущает, что не имею давно об Вас известия. Дай только Бог, чтоб Вы меня не забыли. По сие время еще Хан не выехал, что мне мешает публиковать манифесты. Татары не прежде будут развязаны, как он оставит Крым. При нем же объявить – сие народ почтет хитростью и попытками, по прозьбе его зделанными. И так еще неделю подожду, а там уже приступлю. Зараза вновь не распространяется, к чему меры взяты наистрожайшие.
Вы, матушка, не можете представить, сколько мне забот по здешнему краю одно Адмиралтейство. По сие время распутать не могу. Нету ничему ни лет, ни примет. Денег издержано много, а куда, тому не сыщу. Строение кораблей с моего приезда идет успешно. За лесами, коих недостает, послал. Зделайте милость, прикажите командировать сюда потребное число чинов, о чем прилагаю ведомость. Кузнецов здесь недоставало. Послал по коих в Тулу. С другой стороны по Губернии напакощено немало. Тут мои заботы облегчил много Губернатор, которого теперь я послал, куда нужно. Одна часть меня услаждает – это закупка хлеба, которая дешева и успешна. По сие время была бы оная еще и выгоднее, естли б не встретилось по таможням недразумение: в тарифе написано, хлеб в прилежащие Губернии к Польше пропускать без пошлин, но как тут именно упомянуты только что Малороссия и Белоруссия, то и не пропустили без пошлин, а поляки, не имея чем платить, отвезли сей хлеб в Очаков и Аккерман, которого было 50 тысяч четвертей.
Я застал мало, однако тысяч пять купил у них за 65 копеек четверть. По сей цене и весь бы был куплен. Я, имея Ваше повеление покупать в Польше в помешательство туркам, приказал, не брав пошлин, провозить, записывая число четвертей. Я не знаю, матушка: для Новороссии то запрещено, что позволено старым Губерниям, а наша еще в младенчестве. Кроме пособия в хлебе, в котором от саранчи терпели нужду, была от привозщиков и та польза, что мужики часто у нас оставались.
Прости, матушка родная, я совсем наготове ехать в Крым. Жду с часу на час выезда ханского.
Цалую ручки Ваши
Екатерина беспокоилась, отчего до сих пор Светлейший князь не опубликовал Манифест касательно присоединения Крыма. На сей вопрос, князь ответил в письме за первое июня.
«1-е июня 1783 Херсон
Матушка Государыня! Хан свой обоз на Петровскую крепость отправлять уже начал. После чего и сам в Херсон будет скоро. Резон, что я манифестов при нем не публикую, есть тот, что татары сами отзываются, что при Хане они желания быть в подданстве российском объявить не могут, потому что токмо тогда поверят низложению ханства, когда он выедет. Самовольное же их покорение тем полезнее делам Вашим, что нельзя уже никому будет грозить и тем, что их к подданству принудили. Я не упускаю ничего к приуготовлению умов.