Приехав в Крым, Светлейший князь Потемкин, опричь всех забот на полуострове, руководил переговорами с Ираклием Вторым царем Грузии и Картли-Кахетинского царства желавшие идти под протекторат России. Курьеры, курьеры и курьеры токмо успевали доставлять ему депеши и горы других бумаг. Через Павла Потемкина он вел такожде переговоры с Шушинским ханом о присоединении его ханства к империи, о восстановлении Армянского государства.
Князь слал письма государыне, просил новых рекрутов, понеже надобно было защищать Ахтиарскую гавань и другие прибрежные места на полуострове в случае войны с Портой. Там, на месте, обдумывая возможность будущей войны с турками, он посылал своих офицеров в Очаков – разведать о готовности Турции к войне. Потемкин неустанно руководил своими агентами, которые склоняли население Крыма и Кубани к принесению присяги на подданство России. Не забывал он принять меры и по устройству карантинов из-за гуляющей по Крыму прилипчивой смертельной хвори, желая убить сию болезнь как можливо быстрее, надеясь, что императрица, как договаривались с ней, соберется приехать посмотреть на приобретенную богатую землю Крыма. И главная его головная боль – бесконечные переговоры с Шагин-Гиреем, подношение ему дорогих подарков, наделение обещанными деньгам.
Обо всем оном князь Потемкин сообщал императрице и, зная, что за его спиной изрядное число недругов, уверял ее, что отдает все силы за дела государственные. Он неоднократно обсуждал с императрицей о своем желании повести дело так, чтобы присоединение Крыма произошло, как акт волеизъявления значительной части населения, измученного постоянными смутами, распрями и войной. Среди ногайцев, кочевавших по Кубани, агенты князя сумели приобрести много сторонников России. Генерал Павел Потемкин сообщал о желании многих ногайских мурз принять российское подданство. О том же свидетельствовал и Суворов. Потемкин напоминал государыне, что он не упускает ничего к приуготовлению умов: к примеру, он знал, что изрядное количество духовных священников наклонены к не подданству России, что хан умышленно откладывает отъезд, рассчитывая в случае неуспеха русскими присоединить Крым, снова быть возведенным на ханство. Однако, благодаря правильной политике, хорошему отношению к населению, обещанию льгот и отказа от сбора рекрутов, число благонамеренных к России умножалось. Дабы задобрить знатных жителей Крыма, Потемкин затребовал послать ему еще меха и другие богатые вещи, кои он регулярно подносил знати.
В начале лета Суворову и Павлу Потемкину были посланы манифесты для обнародования среди ногайских орд и приведения их к присяге. Екатерина и Потемкин учиняли все возможное, дабы ублажить Шагин-Гирея. По желанию хана, императрица прислала ему голубую ленту, знак высшего Российского ордена Святого Андрея Первозванного. Для бывшего хана был выбит новый орден, чтобы исключить христианскую символику. Получив желаемое, хан, обманув Потемкина, бежал на Тамань, хитро писал оттуда императрице, что будет хранить пожалованный ему орден, но возложить на себя не может из-за «древних обрядов».
Екатерина Алексеевна зрила всю трудоемкую и кропотливую работу, которую проводил Григорий Потемки, и, хотя тужила, что он там, а не с ней, что без него она, как без рук, все же понимала, как князь необходим там, на юге страны. Об том она писала ему, и он знал, что Екатерина помнит и ценит его деятельность в управлении государством, а главное – доверяет безоговорочно. Свое намерение перенести из-за мелководья фарватер из-под Херсона в Ахтиарскую бухту на берегу Черного моря, он сообщил Екатерине еще в конце мая. Она одобрила его намерение создать новую базу для Черноморского флота.
Кругом свирепствовала чума, особливо в Херсоне. Потемкин же был занят одной мыслью – изыскать достойных работников для строительства флота в Ахтиаре. Сюда он сумел привлечь Федора Ушакова, командира линейного корабля «Виктор», коий сделал много в строительстве верфей в Херсоне, спасал своих моряков и работников от страшной хвори и много трудился, можливо сказать, спал на верфях. Теперь князь перевел его на устройство Ахтиарской гавани, где уже строил корабли Александр Семенович Катасонов, корабельный мастер.
Масштабы служения отечеству Светлейшего князя Потемкина знали императрица и Безбородко в полной мере, и, поелику Екатерина всегда гневалась, когда слышала голоса его недругов, презрительно ругавших его деятельность, якобы ничего хорошего не несущую для России. В пику всем подобным разговорам, она приказала отпустить сто тысяч рублев на постройку ему нового дома. Буквально через три дня, ей поступило сообщение, что князь сериозно заболел и неизвестно чем. Напуганная Екатерина, непрестанно молила Бога, токмо, чтоб не заболел чумой. Она писала ему:
«Когда я получала от тебя не иные известия, как радостные о твоих успехах и, веселясь о том, на сих днях приказала отпустить на достройку петербургского твоего нового дома на Литейной улице сто тысяч рублев из кабинета, ожидала ли я, чтоб ты всекрайне опечалил меня известием о твоей опасной болезни, которое усмотрела из письма твоего из Кременчуга. Просила я тебя, да и прошу, ради самого Бога и естьли меня любишь, приложи более прежняго старание о сбережении драгоценного твоего для меня здоровья.
Несмотря на то, что Манифест о присоединении Крымского ханства к России был подписан еще в апреле, князю Потемкину было дано разрешение обнародовать манифест по своему усмотрению так, чтобы Порта и европейские дворы вдруг были поставлены перед свершившимся фактом. Потемкин выбрал днем принесения присяги новыми подданными 28-го июня – торжественный день восшествия императрицы Екатерины на престол. На Тамани и на Кубани подготовку к принесению присяги ногайскими ордами вел генерал Александр Суворов. В верховьях Кубани генерал Павел Потемкин. Самую трудную часть Потемкин взял на себя: подготовить и принять присягу татарских мурз, беев и священнослужителей. Опричь того, он продолжал вести тонкие дипломатические переговоры с Шагин-Гиреем. Светлейший князь с каждым днем все больше ощущал на себе всю тяжесть государственной власти. Но он не роптал, напротив, сия жизнь была ему весьма интересна. В середине лета, он, довольный собой, отписал императрице:
«10 июля 1783. Лагерь при Карасубазаре
Матушка Государыня. Я чрез три дни поздравлю Вас с Крымом. Все знатные уже присягнули, теперь за ними последуют и все. Вам еще то приятнее и славнее, что все прибегли под державу Вашу с радостию. Правда, было много затруднения по причине робости татар, которые боялись нарушения закона, но по уверениям моим, зделанным их присланным, теперь так покойны и веселы, как бы век жили у нас. Со стороны турецкой по сие время ничего не видно. Мне кажется, они в страхе, чтоб мы к ним не пошли, и все их ополчение оборонительное.
Чрез три дни отправленный курьер поднесет подробные донесения, то здесь сокращаюсь повергнуть себя и всех трудившихся, о которых просить буду. Что до меня касается, я выбился из сил. Право, все самому надобно приводить в движение и бегать из угла в угол. Пред сим занемог было жестоко в Херсоне спазмами и, будучи еще слаб, поехал в Крым. Теперь, слава Богу, оправился.
Чума вокруг лагеря, но Бог хранит по сю пору. Простите матушка, цалую ручки Ваши, не забывайте.
Принц Виртембергский вступил в командование и очень охотен к службе.
Александру Дмитричу кланяюсь».
Все в «маленьком хозяйстве» императрицы Екатерины Алексеевны шло в полном порядке. В городах и весях покой и созидание, Европа относится к ней вполне уважительно, некоторые иностранные государства даже желали бы присоединиться к России, ради ее покровительства, как, к примеру, армяне Карадага и Карабаха, которые просили защиты у России, понеже притеснялись Шушинским ханом Ибраимом, союзником царя Ираклия Второго. По поручению князя Потемкина, Павел Потемкин потребовал от Ибраим-хана покорности. В письмах хан изъявил желание быть под протекторатом России. Смута и кровавая борьба за шахский престол в Персии заставляли некоторых крупных феодалов искать покровительства России. Али-Мурат хан Испаганский направил к князю Потемкину посла с просьбой заключить союз. В ответ, князь Потемкин отрядил полковника Василия Степановича Тамару в Испаган, но тот не успел его застать: смерть хана заставила полковника вернуться в Россию.
Что же до Шагин-Гирея, то, кажется, все теперь приведено в то положение, в котором желалось его видеть. Отказавшийся от ханства, Шагин-Гирей жил некоторое время в Таганроге, в ожидании готовности жилья для него в Воронеже, куда он прибыл в конце июля. Бывшему хану выплачивалась пенсия двести тысяч рублев! Огромная сумма, особливо если сравнить, что маститые вельможи ее империи получают в год не более четырех с половиной тысяч рублев.
Но были и два беспокойства. Первое из них: ее любимый Сашенька упал с лошади. Вот, что значит насмехаться над неуклюжим шведским Густавом! При известии об оном несчастии, она, не окончив аудиенции, побежала по коридорам, и, запыхавшаяся, едва дыша, подлетела к Александру. Тот, стыдясь, отворачивал лицо.
– Сашенька, милый, – шептала она ему, целуя, – «кто бывал на коне, тот бывал и под конём». Тебе ли не знать сие, дорогой мой мальчик.
Следующие часы она суетилась у постели, как наседка: то прикладывая руку к его лбу, то к щекам, то выспрашивая у Роджерсона, что означает каждый синяк, то приложив голову к его голове, нашептывала ему нежные успокоительные слова. Первый день она не отходила от него ни на минуту. Доктор Роджерсон велел делать примочки, понеже ушиб был изрядный, Слава Богу – ребра целы, легкие не отшиб. Сегодни, в третий день, он чувствовал себя не худо.