Она просмотрела счета, представленные Безбородкой. Двадцать тысяч Павел Петрович отпускает Московскому воспитательному дому, Новодевичьему монастырю на воспитание благородных девиц – тысячу триста восемьдесят шесть рублев, на содержание оспенного дома – две тысячи пятьсот рублев. Хорошо, она заплатит оные двадцать три тысячи из ее статс-конторы, а свои собственные расходы пусть думает сам как выплатить…
…Разобравшись с финансовыми делами, Екатерина перешла к другим, такожде малоприятным.
Как, однако, Франция коварна! Вестимо, смута в России – лучшая гарантия падения ее влияния на Европейскую политику. Перехваченная секретная инструкция предпоследнего Людовика своему посланнику еще во времена Елизаветы, гласила:
«Вы, конечно, знаете, и я повторяю сие предельно ясно, что единственная цель моей политики в отношении России состоит в том, дабы удалить ее как можно дальше от европейских дел. Все, что может погрузить ее в хаос и прежднюю тьму, мне выгодно».
– Что же вы хотели, – с сарказмом заметила Безбородке Екатерина, – если для покойного Людовика, все человечество – ничто. Это ведь ему принадлежит изражение: «После нас хоть потоп!»
– Ну, и пес его возьми! – вне себя от сих слов, не удержавшись, возмутился, присутствующий при разговоре, кабинет-секретарь Козицкий. Безбородко изразился и того покрепче.
Во время пугачевского восстания во французских газетах муссировались рассуждения, кто же победит – мужицкий царь, маркиз Пугачев, али российское правительство? Екатерина в крайнем раздражении повелела составить и распространить пропагандистское сочинение «Лже-Петр III, или Жизнь и похождения мятежника Емельяна Пугачева», коя была написана, переведена на французский язык и направлена во все российские представительства в европейских столицах.
Екатерина перечитала перехваченное русской разведкой письмо графа де Сен-При из Вены для князя де Рогана в Константинополе: «Французские офицеры шлют эстафету за эстафетой из турецкой армии, коя должна предпринять диверсию в России в пользу Петра III».
Спасибо русским лазутчикам! Они сумели установить, что Турция планировала крупную военную операцию не токмо через Крым, но и через Северный Кавказ, дабы поддержать маркиза Пугачева, Французы окрестили смутьяна маркизом и после того их посланник в Петербурге желает как-то наладить с Россией торговые отношения! Екатерина была вне себя от наглости французов.
Правильно сообщает французская пресса, что за связи с мятежниками и тайное подстрекательство во многих русских полках к восстанию, к примеру, полковник Анжели, француз на русской службе, отправлен по Владимирскому трактату в Сибирь в кандалах. А как они хотели? Чтоб вся армия перешла под знамена самозванца? Нет, Сибирь самое место для подобных Анжели подлых подстрекателей!
Козни Турции, Англии и Франции, вестимо, выводили Екатерину из равновесия, но она тушила в себе вспышки возмущения, памятуя, что впереди у нее планы, кои потрясут весь мир.
Записки императрицы:
Постоянно держу в мыслях, как достичь своей цели касательно «Греческого прожекта». В начале года отряд фон Медема, оставив в Дербенте гарнизон из пяти ста человек, вернулся в Кизляр, разблокировав осажденную чеченцами станицу Старогладковскую, перешел Терек и сжег несколько чеченских аулов.
В сорок шестой год дня рождения императрицы Екатерины Второй, короткую и содержательную проповедь произнес молодой московский архиепископ Платон. Такожде, счастливую, с сияющими глазами, Екатерину поздравил первоприсутствующий в Синоде, архиепископ Новгородский и Санкт-Петербургский Гавриил, коий совсем недавно был оправдан следствием, от навета, что архиепископ снабжал пугачевцев деньгами. Поклеп на него возвели двое заключенных пугачевцев из купцов. Императрице было приятно узнать, что Гавриил был всего лишь оболган злопыхателями.
На Красной площади был произведен артиллерийский салют из ста одного выстрела.
Прием и бал, по оному случаю, состоялись в Пречистенском дворце, где некоторое время жили Екатерина и Григорий. Великолепный бал открыли Их Императорские Высочества Павел Петрович и Наталья Алексеевна. Екатерина, к недоумению всех придворных, умеющая знатно, красиво и легко вести фигуры, не танцовала. Она играла в карты с генералами и чужестранными министрами. На императрице было широкое искусно расшитое русское платье, которое купил для нее Потемкин, находясь в командировке в Туле. Он теперь безотлучно находился возле нее.
Давно уж предметом зависти Потемкина был, осыпанный бриллиантами, миниатюрный портрет императрицы, каковой украшал грудь ныне отсутствующего Григория Орлова. Улучшив минуту между партиями игры, он обратился к Екатерине:
– Мечтаю, Ваше Величество, об вашей ко мне милости.
Екатерины выжидающе посмотрела на фаворита. Ей показалось, он опять выскажет что-то ревнивое.
– Что же, милый мой, ты желаешь?
– Нет у меня портрета твоего, как у князя Григория. Подаришь?
Екатерина, повернулась к нему так, дабы придворные не видели ее любящих глаз, сказала:
– Мой портрет уже готов для тебя, Гришенька! Я торжественно преподнесу его через четыре месяца, на праздник – совсем скоро, милый.
Через неделю после ее дня рождения, Потемкин и Екатерина Алексеевна посетили Воробьевы горы. После обеда с придворными они, вместе с фрейлинами и кавалерами, предприняли путешествие в каретах, где по прибытии, соизволили выйти из кареты и погулять по лугу. В мае они поселилась в царском селе Коломенском, подальше от всевидящих глаз придворных. Потемкин оставался с ней неделями, но стал довольно часто выезжать в Москву, упражняясь подготовкой праздника на Ходынском поле. Скучая без него, Екатерина совершала пешие прогулки по окрестностям.
Она не любила старую резиденцию и находилась в ней по необходимости, презрительно отзываясь о ней:
– Против Царского Села, ваше Коломенское – ничто!
На что получила неожиданный отпор от Марии Перекусихиной, коя принялась ее увещевать:
– Матушка, да почему ж так? Я оные места знаю. Ежели вы изволите проехать экипажем, чуток далее, по дороге на Каширу, то совсем редкую красоту и лепоту кругом увидите.
Сия идея понравилась Екатерине:
– А и в самом деле, отчего бы и не посмотреть. Прискучило мне бродить по лугам Коломенского. Поедем завтра же с утра, посмотрим новые ландшафты.
На следующий день, объезжая окрестность с терпеливой к ее капризам Марией Саввишной, она обнаружила, что неподалеку от Коломенского есть весьма интересные красоты. Дорога привела к огромному пруду. Рядом был еще пруд, живописнее соседнего.
Сопровождающие ее генерал-адмирал Иван Чернышев, обер-шталмейстер Лев Нарышкин, секретарь Ребиндер, камергеры Иван Несвицкий и Александр Нелединский-Мелецкий выяснили, что сей пруд принадлежал соседу по поместьям, князю Сергею Кантемиру. Усадьбу же Черная Грязь, его отец, молдавский господарь князь Дмитрий Константинович, получил в подарок от самого Петра Первого, коий весьма любил маленького красавца-господаря. В окрестных же селениях поселилось шестьсот семей, верных Кантемиру молдаван.
Всем гуляющим, понравилось имение в семи верстах от Коломенского, хозяин коего, старый князь Сергей Дмитриевич Кантемир, был равнодушен и к водам, и к лесам, и к живописной природе своего поместья. Ему было некогда: он играл в карты, попеременно выигрывая и проигрывая. Екатерина же полюбила прогуливаться, направляясь от одного пруда к другому, то пешком, то в открытой коляске. Поместье сие не выходило у нее из головы, а такожде весьма заинтересовало ее любимца Григория Александровича.
Вскоре, легко уговорив князя продать поместье, она отдала необходимые распоряжения касательно купчей. К концу мая имение Черная Грязь с деревнями Орехово и Шандорово было выкуплено за двадцать пять тысяч рублев. Но Екатерина почему-то засомневалась, стоит ли здесь устраивать себе резиденцию. Тогда, полюбивший сии места Потемкин, предложил еще раз подробно осмотреть новые владения. В тот день он тайно отправился к поместью князя Кантемира пораньше, дабы подготовить его так, чтобы оно произвело на императрицу благоприятное впечатление. За два дня до того, под его руководством были обустроены пристани на живописных, обсаженных ивами прудах. Там плавали яркие ладьи и лодки. В приусадебном парке был устроен домик типа шалаша, где была подана еда для государыни и сопровождающих ее лиц. Но, самое главное, граф организовал праздничный сенокос. Красавцы косари – молдаване соревновались в умении косить траву, а нарядные бабы сгребали сено, распевая озорные песни. Екатерина была в восторге, но, когда к косарям присоединился ее богатырь Григорий, она захлопала в ладоши. Когда, завершив покос, граф Григорий подошел к ней, радостная и счастливая Екатерина звучно поцеловала его на глазах у всех.
Чуть позже к купленному имению были выкуплены и присовокуплены наследные земли сестры князя Кантемира и примежеваны земли в левобережье пруда, относившиеся к селу Покровскому.
Она описала сие в своем письме в Париж к барону Гримму, обозначая себя в третьем лице:
«Ее императорскому величеству прискучило бродить по лугам и долам села Коломенского, где предоставляется на выбор или мочить ноги, или карабкаться на горы наподобие козы, и вот, в один прекрасный день ее величество изволила выехать на большую дорогу, которая ведет из Москвы в Каширу… Дорога привела к огромному пруду, рядом с которым был еще пруд больше и живописнее; и этот пруд принадлежал не ее величеству, а соседу ея, князю Кантемиру. Вот гуляющие, направляясь от одного пруда к другому, то пешком, то на лошадях, на расстоянии семи верст от Коломенского, начинают завидовать чужому имению, хозяин которого, старик за 70 лет, совершенно равнодушен и к водам, и к лесам, и ко всем живописным видам, приводящим в восторг посетителей. Он только и делал, что играл в карты и бранился, когда проигрывал».