Екатерина еще раз перечитала письмо губернатора Новгородской губернии Якова Сиверса, самого образованного и талантливого губернатора всей империи, коий приняв нищую Новгородщину, в короткий срок, сделал ее вполне знатной по всем показателям, особливо в сельском хозяйстве. Екатерина была ему благодарна пуще всего касательно повсеместной посадки в его вотчине земляных яблок и приобщения крестьянства к новому полезному овощу, вполне заменяющего хлеб. Яков Сиверс беспокоился о своей губернии в связи с грозными событиями в Поволжье. Придвинув лист бумаги, она принялась писать ему ответ:
«Два года назад у меня была чума в центре империи, теперь у нас на границах Казанского царства свирепствует политическая чума, которая доставляет нам много хлопот, с которой справиться нелегко. Все же, с Божиею помощию, надеюсь, что мы справимся с ней, понеже у сей сволочи нет ни разуму ни толку, ни порядка ни способности: это не что инако, как негодяи, во главе коих находится наглый обманщик. По всей вероятности, сие кончится виселицами. Какая перспектива, господин Губернатор, для меня, не любящей виселиц! Европа подумает, что мы вернулись к временам Ивана Васильевича. Такова честь, которой мы удостоимся вследствие оной выходки преступного мальчишки. Впрочем, я приказала, чтобы вся оная история не оставалась тайной, пускай люди знаюшие сообщат свои соображения по оному делу.»
Отложив письмо, она задумалась. Последние годы она увлеклась историей, проводила много времени с архивными документами. Мысленно окунувшись во времена царя Ивана Грозного, коий практиковал кровавые казни без суда и следствия, она подумала, что может статься и ныне стоило так расправиться с бунтовщиками? Но к чему все сие привело во времена грозного царя? Ни к чему хорошему: последовала смута, объявился самозванец Отрепьев, завладевший при помощи поляков русским троном. Настало безвременье, страшные беды и неимоверные усилия народа, чтобы изгнать нашествие польских захватчиков. Нет, лучше с огнем не шутить!
Вспомнился паки Иван Сусанин. И отчего не все таковые, зачем в народе нарождаются предатели, подобные вралю – Емельке Пугачеву? Где иваны сусанины? Боже Вышний, как много страшного ей еще предстоит перенести! Казни прекращены в царствование Елизаветы Петровны. И она, просвещенная императрица, никак не хочет их возобновлять. Но все вельможи вокруг нее токмо и твердят о непременной казни Пугачева и его ближних сподвижников. Как быть?
Сегодни, от напряженных мыслей у нее заболела голова, разыгралась мигрень. Тяжесть в затылке давила и Екатерина прилегла. Глаза закрылись. Перед сном замелькали мысли: как знатно, что сегодни приехал генерал-поручик Григорий Потемкин. Генерал, кажется, не примыкает ни к одной из придворных группировок и оное – изрядный плюс. Фельдмаршал Петр Румянцев прекрасно отзывается о Потемкине, да и Григорий Орлов говорил о нем всегда уважительно. Ей, царице, нужон сильный, государственный человек. Следившая за деятельностью Григория Потемкина с момента своего восхождения на трон, видя его усердную ревность к службе и особливое отношение к ней, императрице, Екатерина, намеренно помогая ему продвигаться по служебной лестнице, полагала, что сей кавалер вполне созрел и способен потрудиться на благо родному Отечеству. Брюсша постоянно твердит ей, что сей молодец, давно и страстно любит свою государыню, да и она не слепая: его отношение к ней отнюдь не просто уважительное. Она знала, что генерал-поручик Потемкин в недалеком прошлом пребывал в крайнем нетерпении в своем желании попасть «в случай» и стать ее фаворитом. Но она не забыла, как придворные были ошарашены появлением у нее нового фаворита Васильчикова. Все были уверены, что императрица будет всегда жить токмо и не инако – с красавцем Григорием Орловым, посадившим ее на трон, а тут малоизвестный молодец Васильчиков! Однако, как они плохо знают свою императрицу! Впрочем, порой ей кажется, что она сама себя вовсе не знает! Заснула Екатерина с приятной мыслью, что завтра она непременно встретится с прибывшим с театра военных действий Потемкиным!
Генерал-поручик Григорий Александрович Потемкин медленно поднимался по лестнице в приемную императрицы. Шел он, не спеша: его «Брегет» показал, что у него до аудиенции есть еще три минуты. Он не предполагал, что командир кавалергардов, Григорий Григорьевич Орлов, уже сам доложил императрице о следующей персоне. На широкой, покрытой красной ковровой дорожкой лестнице, появился спускавшийся вниз, князь Орлов. Встретившись почти на середине лестничного пролета, генералы кивнули друг другу, готовые разминуться.
– Что нового при дворе? – осведомился Потемкин.
Тот, пожав плечами, едва взглянув на него, ответил сухо:
– Ничего, окроме того, что вы поднимаетесь наверх, а я, как видите, спускаюсь вниз.
Сказав сии слова, Орлов продолжил свой путь скорым шагом. Потемкин с некоторым недоумением проводил его взглядом. Что он имел в виду? Неужто, доподлинно, звезда Орлова закатилась, а его – токмо начала свое восхождение?! Ужели пришла его пора, и нечего ему сумлеваться на сей счет? Знакомые, белые с позолотой, двухстворчатые двери широко открылись перед ним. Императрица Екатерина Алексеевна стояла посередине комнаты, лицом к входящему.
Потемкин почувствовал, как дрогнуло сердце, в ногах появилась слабость. Стиснув зубы и сжав губы, он сделал усилие над собой, дабы она не заметила его волнение. Он шел военным шагом и вдруг очутился прямо перед ней, понеже государыня шагнула ему навстречу. Ея Императорское Величество Екатерина Вторая приветливо улыбалась, глаза нестерпимо сияли.
– Отчего вы, Григорий Александрович, зная, что я жду вас, так долго ехали в столицу? По моим расчетам, вам должно было быть здесь, по крайней мере, еще неделю назад, – обратилась она к нему, заговорив своим приятным, с едва заметным акцентом голосом, окидывая его ласковым взором.
Исполинского росту генерал-поручику пришлось согнуться в три погибели, дабы поцеловать протянутую руку. Императрица показалась ему совсем маленькой, и он сделал шаг назад, дабы лучше видеть ее.
– Ваше Императорское Величество, и рад был, но почти месяц я упражнялся делами своего корпуса, устраивая полки на зимние квартиры. Спасибо, друг мой, бригадир Сергей Бредихин помог, как мог. Из Ясс я отправил ордер бригадиру Павлу Сергеевичу Потемкину: принять в свою команду пехотные полки корпуса. Я понимал, что вы зовете меня, но все же думал, что поездка моя будет, как и в прошлый раз, временно́й. Стало быть, надобно было покончить с делами, как они того требовали. Вы сами ведаете, война есть война, солдат просто так не бросишь…
Потемкин, оправдываясь, напряженно разглядывал императрицу, хотя хотел казаться веселым и непринужденным. Она остановила на нем строгий взгляд.
– Что ж, похвально, что так ревностно относитесь к своим обязанностям, генерал, – заметила она, глядя ему прямо в глаза.
– Как же иначе, Ваше Императорское Величество! Опричь того, – объяснялся он, – отпуская меня в столицу, главнокомандующий, Петр Александрович Румянцев, дал мне важное поручение: лично доложить моей государыне о нуждах армии и о мерах, необходимых для скорейшего окончания слишком затянувшейся войны.
Екатерина, слегка улыбнувшись, молвила:
– Что ж поговорим и о затянувшейся войне, генерал.
Показывая жестом руки на кресло супротив нее, она пригласила:
– Пройдемте к столу.
Шелестя складками тяжелого черного бархатного платья с белыми шелковыми кружевами, прошла к своему креслу. Выглядела она прекрасно: глубоко открытую грудь украшали жемчуга. Особливо красиво смотрелась нитка крупного индийского жемчуга обвивавшую середину высокой шеи. Красивый белый парик, украшенный маленькой диадемой, завершал роскошный наряд императрицы. Потемкин залюбовался ею, проницательно догадываясь, что она нынче одевалась именно для него.
– Слышала нарекания касательно главнокомандующего, – государыня пытливо посмотрела на Потемкина. – Может статься, они не бепочвенны.
Тот сразу же среагировал:
– Каковые могут быть нарекания, Ваше Величество? После того, как Суворов разбил турок под Туртукаем, сам Румянцев с корпусом в тринадцать тысяч штыков и сабель застрял под Силистрией. Засуха выжгла поля и луга, лошадей кормили камышом из речных плавней, начался их падеж. Дела на фронте шли худо. Поверьте, я там был! – воскликнул он. – Главнокомандующий вынужденно снял осаду и отвел войска на левый берег Дуная. Мы ведаем, что клеветники и враги его, принялись сочинять доносы, по причине которых Петр Александрович заметно пал духом.
Императрица слушала внимательно. Последние слова ее раздосадовали.
– Когда прекратится вечная людская зависть! Доложите генерал-поручик подробнее о нуждах армии и затянувшейся войне, о коих просил вас доложить главнокомандующий армией, граф Румянцев. Хотелось бы все услышать, стало быть, из первых рук. Потом уж я ознакомлюсь с его письмами.
Григорий изложил все коротко и четко.
Екатерина Алексеевна что-то отмечала у себя на бумаге. С минуту поупражнявшись письмом, она паки ласково обратилась к генералу:
– Стало быть, на фронте есть еще один Потемкин, ваш брат? – вдруг спросила она.
– Троюродный брат, Ваше Величество. Вполне толковый офицер, на четыре года младше меня, учился, как и я когда-то, в Московском Университете, военную службу начал в Семеновском полку.
Екатерина, пытливо взглянув на Потемкина, заметила:
– Вот как! Тогда, может статься, надобно найти ему применение достойнее. Полагаю, Григорий Александрович, он тоже, как вы, умен?
Потемкин слегка порозовел, но по-военному кивнув головой, сериозно ответил:
– Спасибо, государыня, за лестный отзыв об моей персоне.
Императрица помолчала, поправляя свои рукава, затем непроизвольно слегка коснулась рукой прически.
Потемкин выглядел совершенно возмужавшим, в сравнении с тем, какового она видела почти три года назад. Красавец, бравый генерал, мужественный, даже, кажется, неотразимый. Красивые губы и белые зубы, глаз не оторвать от роскошной шевелюры! Потемкина она ни разу не видела в парике. «Циклоп» как называла его Брюсша, выглядел слегка надменным, понеже больной глаз его с чуть прикрытым веком смотрелся слегка высокомерно прищуренным.