– Да-а-а-а, знатные часы! – удивленно крутил головой Петров. – Неужто таковые бывают? Это ж каковые руки надобно иметь!
– Главное, каковую голову! – добавил чинно Гарновский.
– Господа! Никогда не поверю, что есть в свете голова, паче нашего Кулибина Ивана! И Павлина возьму, понеже естьли что не в порядке, то он все поправит.
Светлейший приказал отвезти часы в свой дворец.
На следующий день десять больших ящиков и две корзины, в которых и были сложены детали и механизмы к тем часам, оказались в доме князя.
Пересмотрев несколько частей часов, Потемкин разочарованно пробормотал:
– Небось, половины деталей нет уже.
Герцогиня, передернув плечами, буркнула:
– Все как будто на месте. Возьмите, князь. А я вам какую-нибудь безделицу красивую подарю. Вы же любите…
Князь посмотрел на Гарновского. Тот кивнул, дескать, надобно брать.
– Ну, ладно! Возьму их для императрицы в подарок. Пусть наш механик-самоучка, золотая ручка, Иван Кулибин, соберет их.
Через некоторое время, по просьбе Светлейшего, Кулибин приехал осмотреть часы. С первого взгляда гениальный механик увидел, что к часам недостает нескольких важных механизмов. Пообещав князю выточить недостающие детали, он забрал ящики и перевез их к себе на Васильевский остров, где жил в доме Академии наук.
Екатерину известили, что ее двоюродный по отцу брат, а по матери – племянник Фридриха Второго, король Шведский Густав Третий, намерен очутиться в Петербурге чрез неделю после Троицына дня. Король Густав, ведая, что австрийский король находится во Франции инкогнито, под фамилией графа Фалькенштейна, такожде решился на выезд в Россию под фамилией графа Готландского.
Императрица иронизировала по оному поводу, считая, что братец Густав во всем желает быть похожим на императора Священной Римской империи Иосифа. Европейские газеты много писали о скромности молодого красавца-императора, осматривавшего достопримечательные места Парижа без свиты и подчинявшегося правилам для обычных посетителей.
Екатерина, насмешничая по оному поводу, писала Потемкину:
«22 мая 1777
В одиннадцатом часу.
Сей час получила известия, что Король Шведский вчерашний день хотел выехать из Стокгольма, что от того дня считая он намерен здесь очутиться чрез две, а не позднее трех недель, то есть неделя после Троицына дня. Хочет во всем быть на равном поведении и ноге, как Император ныне во Франции, всем отдать визиту, везде бегать и ездить, всем уступать место. Посла Шефера и камергеров шлет наперед и никаких почестей не желает принимать. Будет же он под именем Графа Готландского и просит, чтоб величеством его не называли. Я велю Нолькену приехать сюда в пятницу, и он едет ему навстречу. Я послала по Гр. Чернышева, чтоб яхты послать навстречу или фрегату, как успеют.
Отдайте Сенюше приложенное письмецо. Куда как скучаю без Вас. Adieu, mon cher et bien aime Ami – Прощайте, мой дорогой и горячо любимый друг».
Екатерина довольно пристально наблюдала, как ее двоюродный брат, шведский король Густав, вступив на престол почти на десять лет позже ее, русской императрицы, сумел, при помощи французских дипломатов, произвести государственный переворот, укрепить свою личную власть и резко ослабить права парламента. Фактически тоже самое, что и она учинила в первые годы своего правления с Сенатом. Правда обошлась без французов. Ей казалось ничто не может помешать ей строить дружественные отношения с близким родственником. Но весьма скоро она увидела, что братец, завидуя ей, правительнице огромного государства, занял враждебную позицию по отношению к России во время русско-турецкой войны. Екатерина посчитала сие предательством и относилась к королю иронично, называя его не иначе, как «братцем Гу». Король слыл романтичным красавцем, почитателем мужской красоты, страстным поклонником античности, живописи и театра. Такожде Екатерина ведала, что он вечно нуждается в деньгах и легко переходит на сторону тех дворов, которые давали ему субсидии. После войны с турками прошло три года и, видимо, братцу Гу понадобились деньги. На сей раз, он обратил свой взор на соседку-сестру. Что ж, незлобливая императрица Екатерина Вторая была не против встретить его.
Пятого июня семьдесят седьмого года шведская королевская яхта и сопровождавшая ее галера бросили якоря в Ораниенбауме. Понеже Королевский трехмачтовый голландский корабль явился в Петербург впервые, то салютовал Адмиралтейству четырьмя выстрелами, ему отвечали тремя, а он потом отблагодарил одним.
Было раннее прохладное утро. Голубое прозрачное небо отражалось в спокойном море. Король Густав сошел на берег и остановился в своем посольском доме. Вместе с послом, бароном Нолькеном он нанес визит, жившему неподалеку, главе Коллегии иностранных дел, графу Никите Панину, который одевался в минуту, когда король и посланник вошли к нему. Панин даже растерялся от неожиданности, но барон Нолькен успокоил его, поведав, что министр короля Людовика, граф Морепа тоже заставил дожидаться в приемной императора Иосифа Второго, прибывшего в Париж под именем графа Фалькенштейна. Граф Панин поскорей отослал к государыне нарочного с известием о прибытии короля. Вместе с ним, король Густав прибыл в Царское Село в половине седьмого вечера. На приеме, устроенном императрицей, в числе немногих избранных лиц, был и князь Потемкин. Ближе к концу приема, императрица, подозвав к своему креслу Светлейшего князя, весело поведала:
– Сказывают, – королевская яхта и, сопровождавшая короля Густава галера, бросили якоря в Ораниенбауме.
– Как доложили мне, – тихо докладывал императрице князь Потемкин, – в то раннее утро Густав Третий сошел на берег и остановился в своем посольстве, возглавляемом, кстати, недавно женившимся чрезвычайным посланником, бароном Нолькеном Иоханом Фредриком. Вы знакомы с его хорошенькой женой?
Говоря сие, Потемкин показал глазами в ее сторону.
– Граф Нолькен представил мне ее, – ответила сухо Екатерина. – Лучше скажите, известно ли вам, что хочет от нас господин Гу?
Князь Потемкин, улыбнувшись, продолжил:
– Пока не ясно. Понятно одно, что ваш толстый кузен, граф Готландский, хочет скопировать поведение цесарского короля. Видно, стиль поведения Иосифа Второго под именем какого-то графа ему весьма приглянулся.
Екатерина пристально, но незаметно для остальных, смотрела в сторону своего брата-короля.
– Мне мнится, – молвила она, – ему вздумалось появиться на наших брегах токмо лишь для того, дабы показать себя. Дескать: посмотрите на меня, люди добрые, как я хорош!
Князь Потемкин, хмыкнув, принялся рассеянно оглядывать залу, полную танцующих дам и кавалеров.
– Во время его визита, – сказал он, – думаю показать оному фальшивому «графу Готландскому» Петропавловскую крепость и расположенный там Монетный двор. Что еще придумать для высокого гостя? Изволите что-либо указать?
Екатерина, перестав смотреть на брата, ответствовала:
– На ваше усмотрение, Светлейший князь!
– Можливо учинить в честь него смотр лейб-гвардии Преображенского полка… А в понедельник устроить праздник у меня – в загородной резиденции, к примеру, в Стрельне.
– Праздник? Отчего же нет? – оживилась императрица. – У вас с праздниками всегда получается лучше всех, князь… А прежде, в воскресенье, поедем покажем ему наш Петергоф. Я дам большой прием. Семен Гаврилович прямо-таки мечтает быть представленным королю.
– Стало быть, в воскресение, одиннадцатого июня? – уточнил князь, не замечая упоминания императрицы о желании нового фаворита Зорича.
Однако, Екатерина продолжила говорить о нем:
– Семен таковой смешной кавалер!
Потемкин выразительно повел бровью:
– Ничего удивительно, государыня-матушка: человек таковой чувствительности, как Зорич, легко может потерять голову от случившейся с ним перемены: не каждому вчерашнему гусарскому майору, к примеру, можливо оказаться за одним столом с императрицей и королем, с фельдмаршалами и министрами. И, кстати, государыня, помните ли, что поездка в Петергоф, совпадает с памятным днем Полтавской виктории.
Екатерина явно забыла об том:
– Похоже на то, князь… Я выпустила оное из виду. Думаете, король не приедет?
– Может статься…
Екатерина беззаботно махнула рукой:
– Не знаю касательно короля, а я весьма рада, что в понедельник состоится встреча у вас на обеде и с великой охотой приеду в Стрельну. Я прибуду с вашей племянницей Катенькой. Уж очень желает ее увидеть Алексей Бобринский. Он такожде будет с нами.
Потемкин, услышав о сыне императрицы, отвел глаз, но молвил, сделав приветливое лицо:
– Буду рад увидеть вас всех в Стрельне, государыня – матушка.
Императрица, благосклонно кивнув, обратила свою аттенцию на танцующих.
Между тем весь дипломатический корпус был в восторге от шведского короля. Пребывание Густава Третьего произвело сенсацию в Петербурге, особливо среди дипломатического корпуса. Его деликатность и вежливость приобрели ему много почитателей. Однако, Корберон, к примеру, заметил графу Нарышкину, что в нем мало той глубины и твердости духа, которая так необходима монархам, да и как человек он ему не понравился.
Все столичные вельможи наперебой давали в честь короля обеды. Из иностранных послов удостоились принять его токмо гишпанский и французские послы, дабы, так сказать, отдать ему дань уважения, понеже многие из них какое-то время жили в Швеции. После ужина во французском посольстве была дана сцена из «Пигмалиона» Руссо, в которой играли мсье Лямери и мадам Понлявилль, самая красивая из столичных актрис.
Двадцать первого июня князь Григорий Александрович Потемкин делал смотр войск в честь шведского короля Густава Третьего, коий нашел его превосходным. Через неделю король был приглашен на прием, устраиваемый паки в честь него в Царском Селе. Король прибыл туда в половине седьмого вечера.