Довольная приемом, Екатерина подняла бокал за здоровье Его Светлости. Все дружно поддержали ее, окроме, пожалуй, ее фаворита Семена Зорича, коий с недавнего времени особливо невзлюбил виновника торжества. Причиной тому была весьма небеспричинная ревность. Совсем недавно, неожиданно для себя, Светлейший князь уразумел, что просчитался, представив простосердечного Зорича Екатерине в качестве нового фаворита. Сей последний фаворит оказался крайне горячим человеком во всех отношениях: активнее и неуемнее мужчины трудно было бы найти. Чуть ли не в первый же день Екатерина охарактеризовала его, как существо с дикими повадками. Она зрила, что неуправляемый и непредсказуемый, едва не превзойдя в оном самого Светлейшего князя, Зорич желал успеть повсюду, съездить везде, куда представлялась возможность. Он любил изысканно одеться, дабы выглядеть не токмо красиво, но и эффектно. К тому же, он с удовольствием вкусно вкушал изысканную еду и пил редкие вина. Не пропускал возможность встретиться с самыми важными или выдающимися людьми. В своем голубом гусарском нарядном мундире с золотыми аксельбантами сей красавец выглядел весьма победительно! Трудно было отвести от него глаз, и Екатерина любовалась им. Одно было не совсем ладно: гусару не хватало образования, воспитания, такта и самообладания. Несмотря на изрядный природный ум, поддерживать разговоры с вельможами двора вспыльчивому любимцу было не легко. Спасало его положение то, что среди окружения императрицы с сильным и необузданным Семеном Гавриловичем сравниться было некому.
Вот и сейчас, сидя в гостях у Светлейшего князя, он смотрел на хозяина дома, как затаившийся лесной зверь.
Великий князь, вестимо, никак не хотел отставки своего наставника, Никиты Ивановича Панина. У него и так не было достаточно сторонников. Наследник престола, коему вечно не хватало денег, с презрительным осуждением смотрел на безумную щедрость матери к своим фаворитам. Ненавидя ее, он понимал, что сам он, с его полком, произвести переворот не сможет: для оного нужна хорошая голова. Среди недовольных императрицей едино токмо фельдмаршал князь Николай Репнин годился бы для того, но обленившийся князь слишком явно смотрел на происходящее без особого интереса. На данный момент его пуще интересовали собственные любовные дела, благо, что законная жена не препятствовала ему в сих приключениях. Прошлым вечером, к примеру, он прохаживался с Нелединской в итальянском городском саду с несколькими аллейками и небольшой оранжереей. Граф Никита Панин случайно встретился с ними, а такожде с графом Брюлем и на следуий день, как заправский сплетник, в подробностях расписывал наследнику, как раскланявшись, они рассыпали массу комплиментов красавице Нелединской, засим немного побеседовали. Оказалось, князь и граф уезжают: у Репнина свои дела, а Брюль покидает столицу, понеже не имеет никакого назначения.
– Я принялся увещевать его остаться, сообщив, что у нас появился новый, весьма умный адъютант у государыни, Левашов. Выразил надежду, что по сему – дела для всех должны измениться к лучшему. Но Репнин, пожалуй, мои намеки не понял.
– Любопытно…, – протянул Павел Патрович.
– А графиня Нелединская, – увлеченно продолжил Панин, – вдруг заговорила о князе Орлове, о его незаконном браке на двоюродной сестре, и что те ездили прошлым вечером к императрице, ища у нее защиты. Графиня называет их красивой парой, весьма жалеет их, заметив, что у Зиновьевой с Орловым разница в летах примерно, как у нее и князя… Она прямо – таки заглядывает Репнину в рот.
– А сам князь, что он? – полюбопытствовал Великий князь Павел.
Граф Никита Панин пожал плечами:
– Князь неопределенно улыбался. Лицо его говорило, что ему неприятно сие сравнение.
Павел Петрович, внимательно слушая графа Панина, вдруг фыркнул:
– Странные у них разговоры. Не собирается же князь жениться на ней? У него семья…
Панин, поправив шелковый шейный платок, степенно резюмировал:
– Мыслю, он уезжает, понеже желает оставить ее. Но, кто их знает, Павел Петрович? Ходят слухи, что она в тягости от него.
Великий князь в недоумении, высоко подняв брови, воскликнул:
– Вот тебе и нравы у наших замужних красавиц! Вот так нравы!
В конце октября в Крыму вспыхнуло восстание против хана Шагин-Гирея. Князь Потемкин собрал в начале ноября Совет, где обсуждали заготовленный Никитой Паниным ответ на записку, врученную Портой русскому послу в Константинополе Александру Стахиевичу Стахиеву. Потемкин заявил на Совете, что нужно сделать все потребные к войне приготовления и быть в состоянии при необходимости нанести сильный удар. Совет высказался за всевозможные меры к сохранению мира, но рекомендовал быть готовыми к войне с Турцией из-за Крыма. Императрица полагала, что естьли бы война началась и продлилась в будущем году, то главный удар следовало бы нанести по турецкой крепости Очаков, закрывавшей выход из Днепровского лимана в Черное море. Был отправлен соответствующий рескрипт к посланнику Стахиеву. В декабре в Ахтиарскую гавань вошла турецкая эскадра. На Кубани на стороне мятежников сражались и некрасовцы. Однако, конце осени российские правительственные войска нанесли восставшим тяжелые поражения. Санкт-Петербург с радостью воспринял оную новость.
Опричь сей радости, той зимой для императрицы был еще одна существенная радость, изрядно изменившая ее приватную жизнь: двенадцатого декабря родился ее первый внук. Она давно положила, что, как и когда-то императрица Елизавета, она всенепременно заберет дитя к себе. Бездетная Елизавета Петровна, отнимая у нее сына Павла, желала утолить свою нереализованную материнскую заботу и ласку к новорожденному внуку. Таковые же чувства испытывала и Екатерина: она не прочувствовала радость материнства с собственным сыном в полной ее мере, понеже его отобрали у нее. Ей же, как всякой матери, хотелось ежедневно прижимать к сердцу, целовать, и обнимать маленькое родное существо. Нуждаясь в достойном преемнике, она не видела в собственном сыне, Павле Петровиче, своего последователя. Паче того, сын, подспудно таящий к ней ненависть, о которой она, как умная женщина, догадывалась, не мог, по ее разумению, стать ее достойным наследником.
Родной внук был единой возможностью для нее воспитать себе преемника в духе просвещения, добра, готовым к великим свершениям. И, конечно же, ее внучок, не в пример отцу, будет любить свою бабушку! Первенец Великокняжеской семьи был назван Александром в честь святого Александра Невского, но не токмо: втайне, Екатерина чаяла, что ее внук станет подобным Великому Александру Македонскому. Станет русским императором, коему предстояло, опричь укрепления России, отвоевать у турок, завоеванную когда-то ими, греческую цивилизацию.
Новорожденного Александра поместили в просторной комнате, посреди которой была поставлена кровать, окруженная балюстрадой, которая препятствовала приближению к кроватке сразу нескольких человек: Екатерина никак не хотела, чтоб его тетешкали все, кому оное взбредет в голову. В деле взращивания своего внука она придерживалась пословице: «Береженого всяк бережет, не береженого – лихо стережет». Александр лежал на маленькой железной кровати без полога на кожаном матрасе, покрытом простыней. Под голову имелась подушечка, укрывали его легким английским одеяльцем. С первых дней жизни порфирородный наследник приучался к ежедневному обмыванию в ванне сначала теплой водой, к году Екатерина планировала купать дитя холодной: так советовали ученые и просветители, коих Екатерина основательно изучила.
В честь рождения внука, императрица Екатерина Алексеевна задала в Эрмитаже роскошный бал и устроила праздник. Все залы дворца были украшены изображением из настоящих брильянтов и жемчугов громадного вензеля, буквы «А», от первой буквы имени новорожденного Великого княжича Александра.
Записки императрицы:
12-го декабря 1777 года появился на свет Великий князь, мой внук Александр Павлович. С первого взгляда – похож на мать, Марию Федоровну.
Императрица Екатерина Алексеевна наконец заполучила нашумевшую книгу Адама Смита «Исследование о природе и причинах богатства народов», вышедшую в прошлом году. Ей, как и многим ее современникам, хотелось узнать, каковы же все-таки причины обогащения народов и что для того надобно учинять. Однако, поделиться мыслями после прочтения труда известного экономиста ей было, фактически, не с кем: не было ни Кирилла Разумовского, ни Орловых, ни Строганова, и Потемкина нелегко было заполучить во дворце. Можно было поговорить с банкиром Андреем Шуваловым, но… не хотелось.
В декабре, граф Панин доложил, что войска главнокомандующего американской армии, Джоржа Вашингтона, перешли реку Делавер и обрушились на британский лагерь Трентон и захватили в плен тысячу солдат.
– Наемников? Солдат-наемников? – воскликнула Екатерина. – Как же хорошо, что мы не продали Англии наших солдат, о коих они так нас просили!
– Вы поступили премудро, государыня-матушка! – почтительно отозвался Панин, с трудом шаркнув ногой. Никита Иванович последнее время казался непомерных размеров, и стоять ему было тяжело. Императрица пригласили его за стол. Тот, с удовольствием приняв приглашение, грузно уселся, еле вмещая себя в кресло.
– Вы ведь знаете, Никита Иванович, что я всегда придерживаюсь мудрых русских поговорок: «Говори мало, слушай много, а думай еще больше» и «Всех слушай, а свой ум имей».
Граф Панин почтительно кивнул:
– Право, государыня: «с людьми советуйся, а своего ума не теряй». Ваша мудрость непоколебима! Американский Джорж Вашингтон должон денно и нощно об вас, государыня, молиться!
Екатерина на похвалу не среагировала.
– Что же? – сказала она. – Американские штаты теперь сами по себе, не зависят от Англии? – недоверчиво испросила она.
– Стало быть, государыня, появилось новое государство, – заявил граф.