Записки императрицы:
В сентябре сего 1782 года генерал-майор Федор Иванович Фабрициан скончался и его пост занял генерал-поручик Павел Сергеевич Потемкин. Теперь на Северном Кавказе находится двадцать три батальона пехоты при тридцати орудиях, двадцати эскадронов драгун, шести поселенных на линии казачьих полков и пять полков донских казаков.
Булгаков, ведший напряженные переговоры с министром иностранных дел Турции – Рейс-Эфенди, коий обвинял Россию во вмешательстве во внутренние дела Крыма и в нарушении мирного договора, сумел доказать, что мятеж против хана Шагин-Гирея, признанного и Россией, и Портой, был инспирирован турецкой агентурой и явился нарушением заключенных по Крыму соглашений. Турецкое правительство, испытывает большие трудности, понеже ни Франция, ни Австрии теперь не до Турции. Порта пошла на компромисс. Как докладывает Яков Булгаков, турки ищут способа избежать войны с Россией.
Великий князь Павел с супругой вернулись из путешествия по Европе.
Зима нового года была слякотной и промозглой. Грязь на многих улицах Петербурга была непролазной, но к Рождеству навалило снегу. Санные повозки весело мчались по заснеженным, накатанным дорогам. Кареты вельмож тоже поменяли колеса на полозья. Во всех дворцах давали праздничные рождественские балы. Окна Зимнего дворца горели тысячами свеч. Дворцовая площадь была заполнена экипажами. Известная на весь мир восточная роскошь русского двора с европейской утонченностью привлекала сюда знатных и не знатных людей всего мира. Сюда могли попасть люди всяких сословий, понеже здесь устраивались, опричь придворных балов, давали и всесословные маскерады. Двадцать роскошно иллюминованных комнат открывались для публики. Посредине одной из зал, в которой обыкновенно давались придворные балы, устраивали место для танцев вельможных особ, огороженное низкой решеткой. Другая изящно убранная зала овальной формы, называемая «большой зал Аполлона», отведена для танцев лиц, не имеющих доступа ко двору, горожан. Остальные комнаты были заняты карточными столами.
Все комнаты переполнялись громадной толпой, которая постоянно двигалась взад и вперед. Гостям предоставлено было на выбор – оставаться в масках или снять их. Представители дворянства являлись в домино, лица низшего сословия приходили в русских национальных костюмах, празднично украшенных. Маскерад такого рода являл собой выставку одежд, которые народ носил в данное время. Лицезреть калейдоскоп сих разнообразно пестро одетых людей, было весьма и весьма любопытно. Ибо разнообразие одних кокошников занимало у обозревателей изрядное время. Примерно около семи часов вечера в зале появлялась императрица Екатерина Алексеевна в сопровождении дам и кавалеров. Засим объявлялась концертная часть и наступала тишина: зачиналось действо, к примеру, таковое:
Первый выход: идут человек пятнадцать петиметров – любителей всего французского: у каждого в руке по маленькому зеркалу, в которое он беспрестанно смотрится и сам собою любуется; в другой руке бутылка с лоделаваном, которым он себя опрыскивает. За ним едет коляска, в которой петиметр сидя убирается и с парикмахером своим советуется, как бы к лицу убраться; перед ним и позади него лакеи держат зеркала.
Второй выход: в помещение ввозят комнату, в которой сидит доктор. Около его шестеро больных, для которых он пишет рецепты. Позади везут аптеку, в которую он посылает слугу своего за лекарствами, и сам, выходя на крыльцо, всех уверяет, что хотя больные и перемрут, однако перемрут по самым точным правилам медицины. Восклицает ежеминутно: «Нет, нет лучше науки и важнее, как медицина!»
Третий выход: ввозят паки комнату, в которой за столом сидят комедианты, ужинают с знатными господами и поют песни. Господа обходятся с ними запанибрата и разговаривают о любви.
Четвертый выход: входят четыре человека педантов; рассуждают об науках, все неправильно и некстати, и сердятся на новых философов.
Пятый выход: входят в комнату картежники, играют в карты, с распухшими лицами, которые показывают, что они ночей пять уже не спали и теперь бесятся от проигрышу.
Шестой выход: появляются шестеро скупых и едят сухой хлеб; за собой несут сундуки и оглядываются беспрестанно, чтобы никто их не унес; заглядывают в них и любуются своими богатствами.
Насмотревшись оных жизненных сцен, кои разыгрывали прекрасные актеры, насмеявшись, получив, стало быть, нравоучительные уроки, гости Зимнего дворца начинали танцовать.
Императрица Екатерина особливо любила маскерады. Окроме больших балов и приемов в Эрмитаже, маскерады давались при дворе каждую пятницу в особых залах для дворянства и для купечества. На балах собирались нередко около пятисот масок.
Маскерады проводились в большинстве своем в новогодние и рождественские дни. Балы же устраивались при дворе каждое воскресенье. И пользовались популярностью, главным образом, понеже на них неизменно присутствовала императрица, причем она следовала на бал, почти всегда, в таком же сопровождении, как и в церковь. Перед входом в зал Екатерине Алексеевне представлялись и целовали руку дамы. Бал открывался менуэтом: впереди всех шли в танце Великий князь с Великой княгиней, за ними – придворные и офицеры гвардии в званиях не ниже полковника. Наиболее распространенными танцами были «польские» и контра-дансы.
В последнее время дамы должны были быть в русских платьях, то есть особливого покроя парадных платьях, а для уменьшения роскоши был род женских мундиров по цветам, назначенным для губерний. Кавалеры все должны были быть в башмаках. Все дворянство имело право быть на оных балах, не исключая унтер-офицеров гвардии.
Императрица садилась играть в карты с заранее выбранными партнерами, коих приглашали камер-пажи. Великий князь тоже играл, но за отдельным столом. Примерно через два часа музыка затихала. Государыня откланивалась и покидала бал, а после ее ухода разъезжались и остальные.
Великий князь Павел Петрович давал балы по понедельникам в Петербурге, а по субботам – на Каменном острове в своем новом дворце. Придворный лакей развозил личные приглашения Великого князя. Помимо оного, каждый полк гвардии отправлял на праздник по два офицера.
Роскошь, царившая при дворе, служила заразительным примером для столичного общества. Все высшее общество увлекалось театром, молодежь почти в каждом богатом доме охотно устраивала домашние спектакли.
Екатерине доложили, что в этом году Московское благородное собрание выкупило усадьбу упокоившегося два года назад, генерал-аншефа Василия Михайловича Долгорукого-Крымского, где дворяне положили проводить праздничные балы.
Светлейший князь Потемкин, изрядно похудевший, но веселый, полный впечатлений и прожектов, вернулся в Санкт-Петербург к новогодним праздникам. Из-за непонятного, шарахающего из сторон в сторону, поведения хана Шахин-Гирея, по наущению князя Потемкина, прибывшая вместе с ним из Крыма татарская делегация, обратилась к царице Екатерине Второй. Они обращались к ней с просьбой о присоединении Крыма к России, признавая себя вассалами императрицы. Государыня вернулась из Петергофа в Зимний дворец, ради приема Крымских татар. Публичный прием для них был дан в Большой зале, рядом с залом для аудиенций.
Княгиня Дашкова, недавно вернувшаяся с сыном из Европы, не видевшая императрицу на большом приеме уже несколько лет, с нетерпением ожидала ее выхода. Лишь раз она видела рядом с государыней ее последнего фаворита – Александра Ланского. Вестимо – красавец! Правда, на ее взгляд – высокомерен. Неприятно, конечно, что императрица позволяет себе заводить столь молодых любимцев. И сына своего Павла Петровича, стало быть, не стесняется.
Взять ее, княгиню Дашкову, она бы, вестимо, хотела бы себе нового мужа. Но… такового, как ее Мишенька, она так и не встретила. Да и можливо ли ей с кем-то ужиться, с ее-то характером? Токмо Михаил и мог ее терпеть. Она признательна ему, что женился на ней, родил с ней троих детей. Хотя она замечает: не больно детки ее любят, особливо, самолюбивая и расточительная дочь Настасья. Иногда Екатерине Романовне казалось, что она никому не нужна, никому не желанна. Не то, что императрица: всяк желает находиться в поле ее зрения. Впрочем, кто знает, естьли бы она, княгиня, вдруг стала императрицей, можливо и ее все бы полюбили. Екатерина Романовна разглядывала тронный зал, в коем не была без малого девять лет. Негромко разговаривая с сыном Павлом и знакомым им, английским посланником, Джеймсом Гаррисом, с коим они познакомились еще в бытность их пребывания в Лондоне, они ждали появления императрицы.
Вдруг отворились двери. Гофмаршал Федор Барятинский возвестил о приближении Государыни, и, тотчас, все посланники и другие знатные персоны образовали проход, став по обеим сторонам залы. Ближайшим к двери встал барон Фон-Ассенаар, посол семи Голландских соединенных штатов, коему, как послу, давалось преимущество перед прочими. Напротив него, вместе с княгиней Дашковой и ее сыном, встал граф фон Кобенцель. Острым глазом, княгиня Екатерина Дашкова наблюдала, как за ними встали в самом начале прохода французский посланник – де-Вернак, гишпанский посланник фон Нормандес, португальский посол Хорта, шведский барон фон Нолькен, прусский посол граф Гёрц, саксонский, кавалер барон фон Сакен, уполномоченный кавалер Виллебрант, представители Польши, Сардинии, Неаполя, такожде и некоторые секретари посольств. Почти всех княгиня Дашкова, в разное время встречала за границей, во время путешествия по Европе и знала в лицо, а с некоторыми успела познакомиться за короткое время пребывания в столице. Не знала токмо никого из татарской делегации, ради которой устраивался сей прием.
Водворилась торжественная тишина. Казалось, все придерживали собственное дыхание, никто не смел переговариваться или кашлянуть. Гофмаршал важно прошел к левой стороне от двери. Появились камергеры, кои следовали попарно. Следом шли министры всех ведомств и прочие придворные. За ними, с жезлом в руке шел в гордом одиночестве князь Потемкин. При его появлении толпа придворных колыхнулась, как бы поддавшись чуть вперед, дабы лучше рассмотреть его. Непосредственно за ним следовала императрица Екатерина Алексеевна, а за ней, в шаге от нее – ее фаворит, Александр Ланской, сразу же притянувший к себе завистливые глаза. Это был тот самый фаворит, о коем она, княгиня Екатерина Романовна, так много наслышана. Сей молодой генерал подлинно являл собой редкую мужскую красоту, коего княгиня в жизни не видела: даже ее покойный красавец муж, да и, рядом стоящий, ее сын, уступали ему. Склонившись, как и все, княгиня, однако не спускала с государыни глаз ни на минуту, пока, остановившаяся у дверей, императрица не поклонилась присутствующим на три стороны. В этот момент все заметили, что блестящий выход императрицы со свитой не ложно потряс татарскую делегацию. Предупрежденные, они все-таки чуть было не пали ниц, некоторые из них удерживали от этого других.