Нет, такой метаморфозы она не ожидала! Дворец, творение его любимого архитектора, был, конечно, прекрасен, но толико перемен за короткий срок она не ожидала. Наконец, Ея Величество обрела дар речи:
— Как же ваши джунгли не мерзнут, Светлейший князь?
Потемкин, взглянув в сторону сада, ответил довольным тоном:
— Для поддержания нужной температуры, государыня-матушка, за теми зеркальными стенами (он показал глазами), находятся специальные печи, откуда в трубах нагревается вода.
Удивленная императрица, качнула головой, при этом, сиянье диадемы, озарив ее лицо, слегка ослепило князя. Екатерина с недоверчивой иронией молвила:
— Очень разумно придумано, ужель у нас еще один Иван Кулибин объявился?
Потемкин насмешливо заметил:
— У нас, Ваше Величество, как известно, голь на выдумку горазда. Да и Кулибиных на Руси, чай, через одного найти можливо.
— Сие так, князь Григорий Александрович! И, зрю, твой любимый Старов постарался так, что сей зал, на нынешний день, самый огромный во всем мире, люди в нем просто теряются. Колико человек, князюшка, приглашено?
— Пред вашими прекрасными очами, три тысячи, государыня.
Императрица повела бровью:
— Знатно! Вот это, однако, размах у вас, Светлейший князь!
Екатерина понимала, что вся оная красота стоит бешенных денег, взятых, вестимо, из казны, но с другой стороны: пусть мир знает, как богаты Российские вельможи.
— Это ли размах, государыня! Для вас играют музыку триста музыкантов, а танцуют лучшие молодые, благороднейшие и знатнейшие дворяне.
Екатерина еще не насмотрелась на красоты зала, как из «тропического леса», по знаку Светлейшего, появились двадцать четыре красивые девицы в греческих костюмах и толико же кавалеров в гишпанском наряде, танцующие кадриль. В первой паре танцовал Великий князь Александр Павлович, во второй — Константин Павлович. Стройные, не по годам, высокие, довольно упитанные фигуры подростков — Великих князей, необычайно подчеркивали гишпанские костюмы. Юный внук государыни, Александр, вел красавицу Екатерину Протасову, племянницу фрейлины Анны Протасовой. Они протанцовали несколько танцев. Государыня Екатерина Алексеевна не сводила с них восхищенных глаз.
— Ну, как вам, государыня-матушка? — вопрошал довольный Потемкин.
— Не можно вообразить себе, — воскликнула Екатерина, — ничего более великолепного! И кто поставил оную красоту? — и тут же сама ответила, — разумеется, наш блестящий первый танцор Шарль Ле Пик!
— Разумеется! — ответствовал, почтительно склонившись, князь. — Как изволите видеть, государыня-матушка, сей француз просто волшебник танцовального мастерства.
На грандиозном празднике, устроенном Светлейшим, присутствовали высшие чины двора, дипломатический корпус, генералитет. Все весьма быстро заметили, что не было никого из Зубовых. Фаворит государыни сказался хворым. Вот оно! Сей молодец ревновал князя к государыне Екатерине Алексеевне и не хотел видеть соперника во время его триумфа. И сей факт весьма грел душу Светлейшего князя. Он не отходил от императрицы, буквально исторгая из себя всю ту любезность, на кою был способен токмо он один. Вестимо, улыбка не сходила и с лица императрицы.
Толпы приглашенной знати буквально терялись в овальном зале. Она была примерно двадцать саженей в высоту, около семидесяти в длину и двенадцать в ширину. Двухъярусные окна озаряли светом все помещение, а вдоль северной стены выстроились в два ряда тридцать шесть ионических колонн. Когда в парке стемнело, князь Потемкин провел императорскую фамилию в Гобеленный зал, где шпалеры, в аллегорической форме, представляли историю библейской Эсфири. Сей историей князь желал намекнуть Екатерине о возможных предательствах вокруг ее престола, и, дескать, токмо едино он — верный и преданный ее слуга. Сожалительно, но он не мог знать, восприняла ли сей намек императрица, али вовсе нет?
В зале, предназначенной, для театральных представлений, посреди диванов и кресел, стоял золотой слон в натуральную величину, покрытый изумрудами и рубинами. Сидевший на слоне арап, подал сигнал, и сей же час взвился занавес, и открылись театральная сцена и ложи. За двумя французскими комедиями и балетом последовал парад народов империи, а за ним пленные — Измаильские паши, произведшие изрядное впечатление на зрителей своим гордым и воинственным видом.
Пока гости наслаждались сим зрелищем, в других залах слуги меняли обстановку и зажигали еще полторы сотни тысяч плошек и двадцать тысяч восковых свечей. Когда императрица вернулась в колонный зал, он снова сиял светом. Не токмо все окружающие с удивлением оглядывали залу, но и сама Екатерина, не узнавая превращенный зал, недоверчиво оглядываясь, вопрошала:
— Ужели мы тамо, где были прежде?
Светлейший князь, улыбаясь, ответствовал:
— Именно тамо, государыня-матушка, не сумневайтесь!
Сто тысяч огней внутри дома: карнизы, окна, простенки — все было усыпано чистыми кристаллами горящего белого воска. Фонари свешивались с высоты, отражая свет в хрустале и камнях… Стены, окна были усыпаны горящими звездами, цепями из драгоценных сверкающих каменьев. Эффект роскошной красоты, света и теней — все оное завораживали взгляд присутствующих и некоторое время стояла необычная тишина. Гости не могли насмотреться на искусственные рощи апельсинов, лимонов, винограда, на ананасы, лилии, тюльпаны. Далее пуще того: пред глазами явились пруды, золотые рыбки, соловьи, песнь коих смешивалась с нежной музыкой. Паки, взяв руку Екатерины, Потемкин провел ее в зимний сад и новое явление — Храм! Здесь, пред алтарем со статуей императрицы, изображающей Фелицу, в присутствии гостей и двора, Светлейший князь Таврический паки опустился на колени и в самых искренних словах поблагодарил Ея Величество Екатерину Алексеевну за ее благодеяния. Императрица подняла его и сердечно поцеловала в лоб. В наступившей тишине, Екатерина обратилась к хозяину дома с небольшой речью, в которой выразила ему свою полную доверенность, и дала понять присутствующим послам о готовности России к непоколебимой защите своей чести и достоинства. С последними ее словами грянул хор Державина: «Гром победы, раздавайся! Веселися, храбрый Росс!» Все замерли: пожалуй, каждый ощутил минуту необыкновенного торжества и гордости за принадлежность к русской нации. Екатерина Алексеевна и Григорий Александрович улыбались друг другу.
Засим, хозяин торжества дал знак оркестру и начался бал. Екатерина некоторое время, обмахиваясь веером, наблюдала сей, необыкновенный по пышности, блестящий бал. В основном, взор ее был направлен на любимого старшего внука, танцовавшего то с одной, то с другой красавицей. Светлейший князь Таврический пригласил ее в Гобеленовую залу, где она, вместе со своей невесткой Марией Федоровной, села играть с ним и Львом Нарышкиным в карты. Гости веселились, что называется, от души. К государыне Екатерине Алексеевне подходили то один, то другой вельможа, вокруг нее толпились ее приближенные из старой гвардии: Александр Нарышкин, Александр Строганов, Федор Барятинский, Александр Безбородко, Екатерина Дашкова и статс-дамы. Из молодых — Федор Головкин, Андриан Грибовский, Дмитрий Трощинский и молодые фрейлины.
В десять тридцать, утомленная императрица, не выдержав, удалилась отдохнуть. Потемкин имел покои в ее дворцах, такожде, как и Екатерину всегда ждала спальня в его жилище. Комната императрицы находилась в том же крыле, что покои Светлейшего князя. Дверь, спрятанная под ковром, вела в спальню и кабинет Потемкина. Его спальня была проста и уютна, со стенами, обитыми однотонным серо — голубым шелком. Протасова раздела Екатерину и подала тонкую, голубого цвета, французского шитья, ночную рубашку, которая была когда-то подарена Потемкиным. Хозяин дома тоже незаметно поднялся наверх. Протасова еще раскладывала платье государыни. Потемкин полоснул ее взглядом, и она быстро исчезла за дверью. Он опустился на колено перед постелью Екатерины, но она, усталая, уже посапывала. Губы ее как-будто улыбались. Не желая ее разбудить, Потемкин лишь слегка коснулся их.
В полночь Екатерина вышла к ужину в приподнятом расположении духа, и юные танцоры повторили для нее две кадрили. Стол императрицы, поставленный на возвышении, был окружен сорока восьмью вельможами. Екатерина окинула взглядом все четырнадцать столов, расположенных вокруг ее царского стола. Все они освещались шарами из белого и синего стекла. На одном из них высились огромный серебряный кубок и две вазы.
— Каковые дивные вазы и кубок! — паки восхитилась Екатерина. — Откуда они у вас?
— Тоже из коллекции герцогини Кингстон, — последовал ответ Потемкина. — И они принадлежат вам, Ваше Величество: завтра же они будут в ваших покоях, государыня-матушка!
Екатерина благосклонно, улыбнулась.
— Вы весьма щедры, Светлейший князь!
Князь паки, глубоко и почтительно склонился пред ней:
— Кто может сравниться с вашей щедростью, кормилица моя! Я бы охотно преподнес к вашим ногам весь мир, государыня-матушка!
Князь Таврический сам прислуживал Екатерине за креслом, пока она настоятельно не упросила его сесть рядом. После ужина музыка и танцы возобновились. Екатерина с умилением наблюдала за повзрослевшими внуками.
— Через год женю Александра, — поделилась она с князем.
Потемкин не ложно удивился:
— Не рано ли, Ваше Величество?
— А что, разве он не ладно развит? Да и принцессу я уже присмотрела для него.
— И кто же оная счастливица?
— Принцесса Баденская, Луиза-Мария-Августа.
Потемкин, поморщив лоб, согласно кивнул:
— Вы, Ваше Величество…, вы ему мать, вам виднее, когда и на ком его женить.
Они еще долго перешептывались, доденже, в два часа ночи, Екатерина, наконец, встала, чтобы уехать.
Князь упрашивал её остаться еще. Императрица возразила:
— Все, милый мой друг, не в силах я более. Не забывай колико мне лет, дорогой мой.
Нехотя, с усилием, князь Григорий поднялся проводить ее. В вестибюле, он опять преклонил колено, демонстрируя сановникам империи и представителям Европы свою смиренную покорность перед монаршей волей. Уже подана были императорская карета. Потемкин, подавая знак, приложил руку к сердцу, и внезапно, послышалась, сочиненная им самим много лет назад, нежная печальная песня, с тихими звуками органа. Все, остановившись, внимали, спрятанному за разноцветными стеклянными фонарями, хору, воспевающему императрицу Екатерину. Князь Потемкин склонил не ложно опечаленную голову. Были подготовлены две мелодии — одна на случай, естьли государыня соблаговолит остаться, другая — естьли станет уезжать.