Государыня, обернувшись теперь к курьеру, предложила ему кресло рядом с собой.
— Ну, а теперь поведайте нам о самом главном сражении, князь.
Разволновавшийся было курьер, удостоенный сидеть рядом с императрицей, успокоился и, сосредоточившись, принялся излагать:
— Костюшка, Ваше Величество, тщился не допустить объединения наших войск, чая разбить их по частям. Для оного, он сначала напал на дивизию Акселя фон Ферзена, но ему не удалось, мало того, он был взят в плен.
— Об том ведаю. Каковы на самом деле наши потери?
— Наших убито восемьсот человек и полторы тысячи ранило. У поляков же убито и ранено шесть тысяч человек, две тысячи у нас в плену.
— Много же они потеряли людей! Однако ведь Суворов предупреждал их, предлагал сдаться?
— Но, они, Ваше Величество, предпочли сражаться и дрались храбро, бились насмерть!
Екатерина посмотрела в глаза генералу серьезным, все понимающим взглядом.
— Про храбрость наших не спрашиваю: таких солдат нет в целом мире! Как же была взята Варшава?
— После битвы под Мацейовицами, генерал-аншеф Суворов соединился с дивизиями Ферзена и Дерфельдена…
Императрица нетерпеливо перебила его:
— Сколько же всего солдат стало после присоединения.
— Двадцать две тысячи, Ваше Величество. Объединенное наше войско дало бой двенадцатого октября близ деревни Кобылки, и разбили неприятеля, а через неделю мы подошли к Праге — укрепленному гораздо у предместья Варшавы. Супротив нас стояло тридцать тысяч человек, не считая ополченцев-варшавян. С их стороны летели ядра, пули, картечь.
Екатерина, перебирая бахрому бордовой бархатной накидки, полюбопытствовала:
— Но «чудо-богатырям» генерала Суворова, тем паче, опосля взятия Измаила, полагаю, оное не было страшно?
Молодой адъютант сурово улыбнулся.
— Так точно, государыня! Помимо того, как сказывал наш генерал-аншеф, успешному штурму способствовал и генерал Вавржецкий, коий бездарно руководил своими солдатами бывших по более наших. Словом, Варшава сдалась и приняла все условия капитуляции. Мы вошли в город под барабанный бой и торжественные звуки труб.
Екатерина улыбнулась.
— Что король Станислав-Август? — испросила она. Генерал-адъютант смешался, слегка пожал плечом.
— Король? Он попросил освободить какого-то одного пленного офицера, а наш командующий освободил их не одну сотню. Наш генерал-аншеф весьма великодушно отнесся к побежденным.
Екатерина согласно кивнув, молвила:
— Александр Васильевич известен своей душевной добротой, приверженностью к нашей православной вере, впрочем, как и наш морской герой, адмирал Федор Федорович Ушаков.
Горчаков по-военному почтительно кивнул, воскликнув:
— Сие чистая правда, Ваше Величество! Она всем известна. Посему Бог завсегда с нами!
— Кто же особливо отличился по вашему беспристрастному разумению?
Генерал-адъютант перечислил длинный список своих товарищей, по его разумению, достойных орденов и других знаков отличия, особливо выделив, князя Волконского Григория Семеновича и Павла Сергеевича Потемкина. Императрица произвела их в следующем году в генерал-аншефы, опричь того, Павел Потемкин получил титул графа.
Записки императрицы:
Митрополит Петербургский Гавриил не нахвалится своим воспитанником в своей Александро-Невской семинарии, Сперанским Михаилом, и хочет оставить его преподавателем в семинарии давать курс физики, красноречия и философии. Сказывает, что двадцатилетний Сперанский пишет стихи, романы и философские трактаты. Вот какая молодежь у нас на Руси пошла!
По постановлению французского Конвента закрыт Якобинский клуб. Вышли из тюрем и вернулись в Конвент жирондийские депутаты.
Граф Платон Зубов, в новомодном, токмо входившем в моду, фраке с двумя золотыми пуговицами, в благодушном настроении, появился в доме Александра Воронцова, когда уже все собрались разъехаться.
— Ну, что друзья мои, — весело возгласил Платон Зубов, играя тростью со слоновым набалдашником, — нет более Польско-Литовского государства! Вся ее территория, стало быть, вошла в состав трех стран, подписавших в Петербурге два дня назад, конвенцию о последнем разделе Польши.
Молодой Адриан Грибовский, недавно переведенный из канцелярии графа Зубова в статс-секретари императрицы, и назначенный на принятие прошений, выразил свое отношение к сообщению Зубова, весьма прямолинейно:
— Теперь, стало быть, граф, с тринадцатого октября там более нечего делить. Странно: была страна и, вдруг не стало ее. Куда же делся весь ее народ? Где ее шляхта? И как могло таковое случиться? С чего все началось?
Александр Воронцов, поморщившись незнанию нового секретаря императрицы, объяснил:
— Поводом к оному, Адриан Моисеевич, явилось восстание, которым руководил польский республиканец — Тадеуш Костюшко. Не было бы волнений под его водительством, не было бы кончины страны.
Аркадий Морков дополнил:
— Последняя Петербургская конвенция, была третьим и последним договором, завершившим раздел территории Польши между Россией, Пруссией и Австрией. И да! Польша и Литва перестала существовать, как самостоятельное государство.
Граф Платон Зубов, подойдя к карте, повел по ней длинным ногтем мизинца, показывая новые границы:
— По оной конвенции, — комментировал он, — России перешли земли по правому берегу Западного Буга до Немирова, оттуда по прямой линии на север до Гродно и далее по течению Немана до Балтийского моря. Российской империи отошли города Брест, Гродно, Вильно, Ковно и Митава — столица Курляндского герцогства. Не дурно, друзья, не правда ли?
Грибовский, мерно постукивая пальцами о поверхность столешницы, внимательно слушал Зубова, затем спросил его:
— А что досталось Австрии?
— Австрии? — Зубов оглянулся на графа Моркова. Тот подсказал:
— Австриякам достались земли вокруг Кракова, а территория вокруг Варшавы и города Белостока получила Пруссия.
Граф Воронцов, презрительно молвил:
— Теперь поубавится спеси и гордыни у ляхов.
Грибовский, вздохнув, важно отметил:
— Весь успех, господа, в быстром завершении войны, полагаю, принадлежит полностью фельдмаршалу Суворову!
— И за то, — торжественно напомнил Зубов, — он получил от императрицы орден Анны 1-ой степени, Георгия 3-ей степени, орден Святого Александра Невского и чин фельдмаршала.
— А мне жаль их короля, бесславного Станислава-Августа! Каково ему было подписывать акт о сложении полномочий… Сказывают, он отправится доживать свой век в Санкт-Петербург! — вдруг посочувствовал королю Грибовский.
— А мне думается, что, пожалуй, он не станет слишком страдать, — возразил Аркадий Морков. — Понятовский ко всему относится спокойно. Он всегда ухожен, весел, отменно здоров…
— А чем он занимается?
— Вот оного я не ведаю, Адриан Моисеевич! Ведаю токмо, что древний польский трон Пястов находится теперь в Зимнем дворце.
Платон Зубов, подмигнув, понизивши голос, задорно поведал:
— Императрица, по моему совету, собирается употребить его в своей уборной.
Все удивленно переглянулись.
— Как в уборной? — недоверчиво переспросил Воронцов.
— Вот так, в уборной! — беспечно ответил Зубов.
— А что ваш брат, Платон Александрович, — вдруг спросил Грибовский, — слыхивал, тяжело ранен и прибыл в столицу?
Зубов, поморщившись, отвернулся. Явно не по душе пришелся ему сей вопрос. Еще пол года назад до Петербурга дошли слухи о безобразном поведении генерал-маиора графа Валериана Зубова, коий участвовал в усмирении Польши под начальством генерал-аншефа Суворова. Он запятнал себя низким, бесстыдным и возмутительным обращением с некоторыми поляками и их женами. Дабы замять скандал с воеводой Потоцким, понеже его жена понесла от Валериана, ему пришлось жениться на ней. Осенью, при переправе через Западный Буг, Зубов был ранен ядром в ногу, которую не удалось спасти.
— Да, приехал, — неохотно, но все-таки изволил ответствовать Платон Александрович. — Императрица приказала привезти брата в Петербург, выделив ему на дорогу десять тысяч золотых червонцев и триста рублев. Два дни назад Валериан появился перед государыней в кресле на колесах.
— Я видел его в кресле, оно весьма любопытно сконструировано, — сочувственно заметил Аркадий Морков. — Прежде я таковых не видел. Знать где-то в Швейцарии, али Австрии таковые срабатывают.
— Как его встретила государыня? — полюбопытствовал граф Воронцов.
Зубов бросив на него хмурый взгляд, с важностью поведал:
— Увидев его таковым беспомощным, государыня расплакалась. Она подарила ему дом на Миллионной улице, хозяином которого прежде был барон Бирон. Такожде подарила ему двадцать тысяч золотом и выделила ежегодную пенсию в тринадцать тысяч серебром. Собирается наградить чином генерал-поручика, орденами Андрея Первозванного и Святого Георгия и послать лечиться в Швейцарию.
Переглянувшись, все присутствующие поочередно изъявили свое сочувствие к увечному, и выразили согласие, что государыня весьма правильно вознаградила брата Платона, хотя думали, напротив, что незаслуженно много перепало, обесчещенному своими похождениями в Польше, брату фаворита государыни.
Записки императрицы:
Изведала, что «Марсельеза» есть походная песня, ставшая национальным гимном французов. Сказывают, во Франции обстановка стала спокойнее. Теперь тамо управляет Директория с пятью директорами, дабы обезопаситься от появления нового Робеспьера. И двух палатным парламентом, коий избирается по имущественному цензу.
Валериан Зубов весьма плох, мучается ногой. Платон Александрович сказывал, отец его занемог и причина, прежде всего, в Валериане.
Орденом Святого Георгия 3-ей степени награжден полковник Псковского драгунского полка граф Петр Александрович Толстой.
За отличную храбрость, оказанную против польских мятежников, удостоенны орденами Святого Георгия 4-ой степени командир батальона Муромского полка Николай Алексеевич Тучков и капитан, князь Иван Леонтьевич Шаховской.