В дороге он встретил Федора Ростопчина, посланного Великим князем Александром. Вслед за ним появилась целая кавалькада курьеров. Ея Высочество Мария Федоровна с удивлением отметила, что не было ни одного сановника, коий бы не послал своего человека с известием о близкой смерти Екатерины. Среди нарочных с вестью о ее близкой смерти были посланы люди даже от дворцового повара и дворцового лакея.
Токмо теперь Великий князь подробно расспросил Ростопчина о происшествии сего дня и приказал ему следовать за собой. Проехав Чесменский дворец, чрезмерно взволнованный Павел Петрович вышел из кареты подышать. Ночь была лунная, не холодная. Почти безоблачное небо, освещали яркие звезды. Павел Петрович смотрел на них и молчал. В глазах его стояли слезы. Камер-юнкер Фодор Ростопчин, радуясь за него, восторженно промолвил:
— Ах, Ваше Величество, каков момент для Вас!
Великий князь, пожав ему руку, изволил изразиться на французском языке:
— Обождите мой дорогой. Обождите… — Павел Петрович сжал губы, тщась сдержать чувства. — Я прожил сорок два года. Господь меня поддержал; возможно, он даст мне силы и разум, чтобы выполнить предназначение Им мне уготованную. Будем надеяться на его милость. Homo proponit, sed Deus disponit!
Он милостиво улыбнулся Федору Ростопчину. Еще раз, взглянув на светила, вздохнув, он паки сел в карету, дабы продолжить путь к столице.
В девятом часу вечера пятого ноября Их Высочества Павел Петрович и Мария Федоровна прибыли в Зимний дворец, перед которым стояли тысячи петербуржцев всякого звания. Екатерина находилась под самым потолком своей спальни и наблюдала, как сын с невесткой прошли сначала в свои покои. Она отметила себе, что люди встречали Великого князя не как наследника, а уже как императора. Надо отдать должное, Павел оказывал всем вид ласковый и учтивый. Дворец все пополнялся людьми, подавленных от горестного известия, с трепетом и страхом ожидавших кончины своей государыни. Екатерина читала их мысли: у всех была одна дума: что теперь настанет за пора в государстве с таким неуравновешенным императором, как Павел Петрович? Внуки ее, Великие князья Александр и Константин, встретившие Павла Петровича в гатчинских мундирах своих батальонов, изрядно побаивавшиеся своего гневливого отца, понимали, что для них наступает не лучшее время.
Великий князь вместе с супругой и сыновьями, с опечаленными лицами, прошли в опочивальню государыни Екатерины Алексеевны. Павел Петрович подошел к постели своей матери, находящейся в беспамятстве. Мария Перекусихина, Анна Протасова и Анна Нарышкина, ухаживавшие за ней, отошли в сторону, уступив им место у изголовья императрицы. Великий князь, прослезившись (чем весьма удивил Екатерину), осведомился у медиков о состоянии матери на данный момент. Узнав, что жить императрице осталось считанные часы, он прошел с Великой княгиней в угловой кабинет. Екатерина положила посмотреть, что же будет делать ее сын. Понятно: не Александр, а он, нелюбимый сын, заступит на престол вместо нее. Не хватило духа у ее любимого внука перейти дорогу своему отцу. Что ж, оного следовало ожидать: в столь нежном возрасте нелегко делать решительные шаги. Не каждому дано! Знать, не предначертано ему Богом стать императором так рано. Что же будет с ее бедной империей? Что успеет натворить ее несдержанный сын, так похожий на своего отца! Слава Богу, что он хоть верит в Бога, не в пример Петру Федоровичу! Вдруг вкралась неприятная мысль: неужто ей придется встретиться с бывшим мужем на небесах? Как бы не хотелось! Но тут же пришла и приятная мысль: так ведь, вестимо, она может встретиться и со своей двухлетней дочерью Анной, и с матерью, и с любимым отцом!
Выйдя из угловой комнаты, Павел Петрович столкнулся в коридоре с племянником своей фаворитки, Екатерины Нелидовой, с коей не виделся несколько месяцев, по причине ссоры между ней и его женой. Пока он расспрашивал о его тетке, Федор Ростопчин отошел на минуту и к нему сразу обратился, плачущий по императрице, граф Безбородко, страшно переживавшего за свою будущую судьбу и своего протеже, Дмитрия Трощинского. В минуту граф поведал камер-юнкеру все свои переживания.
Коротко поговорив с Нелидовым, Павел Петрович позвал Федора Ростопчина, и вместе с ним направился в кабинет императрицы, где принял среди прочих, неприятную Екатерине личность — Алексея Аракчеева, прискакавшего, по его приказанию, вслед за ним из Гатчины. Он поведал Павлу, что мчался в фельдъегерской тележке, без шинели, в одном мундире, и ехал столь быстро, что даже рубашка его оказалась забрызганной грязным снегом. Благосклонно выслушав его, Павел Петрович, обняв его за плечи, сказал ему:
— Смотри, Алексей Андреевич, служи мне верно, как и прежде!
Засим, он велел пригласить Великого князя Александра Павловича. При его появлении, Павел заявил ему, показывая на Аракчеева:
— Сей дворянин, Аракчеев Алексей Андреевич, необыкновенно преданный и трудолюбивый человек.
Говоря сии слова, он соединил их руки, и сказал торжественно и проникновенно:
— Будьте друзьями и помогайте мне!
Екатерина видела, как некрасивое лицо Аракчеева с шишковатым лбом, глубокими глазницами, тонкими губами, раскраснелось от удовольствия.
Ее добрый мальчик, внук Александр, увидев забрызганную грязным снегом рубашку Аракчеева, отвел его к себе в покои и дал ему свою чистую рубашку. Благодарный Аракчеев обещал, что будет хранить ее вечно.
Первым распоряжением Павла Петровича было собрать и запечатать бумаги, находящиеся в кабинете императрицы. Екатерина видела, колико сие для него было важно потому, как он сам принялся собирать оные со столов прежде всех.
Федора Ростопчина он не отпускал от себя и уже сделал первое назначение: быть Федору Васильевичу его генерал-адъютантом, хотя тот просил его о должности по принятию прошений. Павел Петрович несколько раз справлялся, о чем говорят во дворце, и Ростопчин сообщал ему последние известия, среди коих поведал ему о страданиях Безбородки. Великий князь приказал позвать его и успокоил, что у того все будет в порядке. Безбородко сразу прекратил лить слезы. Таким же образом он, призвав, успокоил и страдающего неизвестностью Платона Зубова. Екатерина видела, как растерянный, убитый горем князь Зубов сразу же воспрял духом и заговорил, с подошедшим к нему, старшим братом, коий тоже весьма оживился и повеселел.
Между тем работа по сбору документов продолжалась уже в присутствии Безбородки и Зубовых. Набралось их уже несколько узлов из скатертей заполненных государственными и иными бумагами. Павел Петрович внимательно разглядывал, запечатывал или сразу бросал в камин, ненужные ему бумаги. Особливо усердно, понятно, он обыскал секретер, где Екатерина хранила важные документы, где, как он догадывался, скорее всего, находились бумаги, касательные престолонаследия. Обнаружив там большой конверт с печатями, он обратил глаза к Безбородке. Тот предательским кивком показал, что сие есть тот самый пакет, от которого следует избавиться. Екатерина вздохнула: правильно сделал Александр Андреевич: теперь уже все равно ничего невозможно было изменить в пользу ее внука Александра. Ничего!
Не распечатывая его, Павел Петрович бросил его в огонь. Потерев ладони, глубоко и облегченно вздохнув, он продолжил обыскивать секретер. По поводу нескольких документов он задал вопросы графу Безбородке и был не ложно удивлен точности и верности его ответов. Федору Ростопчину он тихонько заметил: — Он для меня Божий дар!
Узлы с бумагами положили в огромный сундук и запечатали. Уже поздней ночью наследник отдал приказ, дабы обер-гофмаршал Барятинский Федор Сергеевич ехал домой, вместо него он назначил графа Николая Шереметева, а в помощь ему, гофмаршалами назначил графов Тизенгаузена и Виельгорского.
Так, между распотрошенным кабинетом и опочивальней умирающей императрицы Екатерины Алексеевны, Павел Петро вич провел ту последнюю ночь в жизни своей матери. Ни он, ни его жена и их старшие дети, ни переутомленные медики, ни близкое окружение императрицы всю ночь не сомкнули глаз. Не спали сотни придворных, дворцовых служителей, офицеров, генералов армии и гвардии, на глазах у которых нервный, возбужденный Павел то входил, то выходил из комнаты, где лежала в беспамятстве Российская государыня, его мать. Сие для окружающих казалось неловким и недопустимым.
Наступило утро, и наследник снова отправился к телу матери. Он испросил:
— Есть ли каковая-нибудь надежда на выздоровление?
Медики опустили головы. Роджерсон ответил за всех:
— Никакой надежды нет.
Отешед от постели матери, Павел Петрович приказал:
— Позвать преосвященного Гавриила с духовенством читать глухую исповедь и причастить императрицу Святых Тайн.
Стойкий организм Екатерины продолжал еще бороться со смертью до вечера следующего дня. Наконец, как токмо ее сын, Павел Петрович, вышел в последний раз — в три четверти десятого часа, страдания Ея Величества окончились. После мучительной агонии, продолжавшейся полторы суток без перерыва, к великому горю верноподданных, Императрица и Самодержица Всероссийская, Московская, Киевская, Владимирская, Новгородская, Царица Казанская, Царица Астраханская, Царица Сибирская, Государыня Псковская, Великая Княгиня Смоленская, Княгиня Эстляндская, Лифляндская, Корельская, Тверская, Югорская, Пермская, Вятская, Болгарская и иных, Государыня и Великая княгиня Новагорода Низовския земли, Черниговская, Рязанская, Ростовская, Ярославская, Белозерская, Удорская, Обдорская, Кондийская и всея Северныя страны, Повелительница и Государыня Иверская земли, Карталинских и Грузинских царей и Кабардинския земли, Черкасских и Горских князей и иных наследная Государыня и Обладательница, Екатерина Вторая Алексеевна скончалась.
В сей момент Екатерина, увидев с высоты свое помертвевшее тело, ощутила себя теперь не от Мира Сего. Ничего Земное ее более не волновало, ей захотелось умчаться в дальние дали, в неизведанное. Послышались каковые-то необычные звуки, ей показалось, трубы затрубили где-то во дворце. Она увидела, как тотчас вышел ее личный медик, Роджерсон, и трясущимися губами, объявил: